Комков. А я считаю, что рабочие эту премию заслужили! Вот просто так, заслужили, и все! Ну хотя бы тем, что они были готовы и тот, первоначальный план выполнить и перевыполнить. От них не зависело. Они бы сделали. И еще сделают!
Соломахин. Премия все-таки выдается за реальные результаты, а не за желаемые и не за возможные в принципе.
Комков. Но эта премия уже выдана, Лев Алексеевич. Вы-да-на! (Садится.)
Любаев (поднимается). Товарищи, давайте поймем одно. Чего добивается Василий Трифонович? Конечно же, он, во всяком случае, как я понимаю, добивается не изъятия премии. Он просто хочет, чтобы в тресте было больше порядка. Вот его цель. Но это ведь и наша общая цель тоже. Лев Алексеевич, что я предлагаю. Необходимо срочно выработать серьезный, продуманный, реальный план мероприятий по улучшению организации труда на стройке. Предварительно составить анкеты, раздать бригадирам, мастерам, послать делегации на передовые…
Потапов (перебивая). Я не согласен!
Любаев. Почему это вы не согласны?
Потапов. Потому что у нас таких планов мероприятий навалом! Оргтехмероприятий. Мероприятий по улучшению качества. Мероприятий по улучшению количества. Еще есть по сокращению, по уменьшению, по увеличению и не знаю еще по чему! А толку нет никакого!
Любаев. Хорошо, давайте сделаем так. Соберем всех инженерно-технических работников треста и попросим товарища Потапова Василия Трифоновича, исходя из этих расчетов (показал на тетради), выступить перед ними с докладом. Я считаю, что это будет иметь большое воздействие. И вообще это хорошо — когда рабочий как равный выступает перед инженерами! Лев Алексеевич, вы согласны?
Потапов (едко). Роман Кириллович, а чего уж мелочиться — инженеров треста собирать? Давайте соберем министров, начальников главков, ученых — и я встану перед ними как равный и буду их уму-разуму учить! Здорово, правда? А потом по телевизору всем покажем! На весь Союз прогремим! А Александра Михайловна в это время будет на спицах носки внучке вязать — в кабине башенного крана!
Любаев. Уважаемый Василий Трифонович! Как я понимаю, вы внесли свое предложение для того, чтобы заострить вопрос. И в таком качестве я ваше предложение приветствую! Если же вы действительно хотите, чтобы тресту опять корректировали план и прочее… тогда, извините, мне непонятен исток ваших действий! Показные жесты никому не нужны, Василий Трифонович!
Соломахин. Короче говоря, вы против, Роман Кириллович?
Любаев (поворачивается лицом к Соломахину). В таком случае — да. Против. (Садится.)
Соломахин. Вас прошу, Александра Михайловна.
Мотрошилова (сидя). Я опять насчет дисциплины скажу, Лев Алексеевич. (Батарцеву.) У нас на стройке, Павел Емельянович, нет слова «нельзя». Все можно у нас. Опоздать на работу — можно. Ничего не будет. Прогулять — можно… Чертеж, видите, тоже можно не прислать вовремя, тоже ничего не будет. Наш трест, Павел Емельянович, двор без забора, везде можно пройти! А когда все можно — коллектива не получится! Даже муж и жена, если все можно, — уже семьи не будет… Вот я крановщица. Мой кран по рельсам ходит: отсюда и до сих пор. И высоту имеет определенную. Так и в тресте: надо, чтобы рельсы были по всем вопросам. (Толе.) Во, улыбается! Дисциплина, рельсы, свободы нет… Ты свободно думай, куда рельсы эти проложить и какие, а что они нужны — это уж точно!..
Айзатуллин (перебивает). Александра Михайловна! Вы скажите, как к предложению Потапова относитесь?
Мотрошилова. Хорошо отношусь!.. Толковое предложение. Когда у людей высчитывать начнут, каждый задумается! Почему дают премию, люди не спрашивают, а почему отнимают — спросят. И это хорошо.
Звонит телефон. Трубку берет Любаев.
Любаев (в трубку). Слушаю!.. Потапов не может подойти к телефону, идет партком! (Кладет трубку, всем.) Товарищи, давайте закругляться, а то бригада Потапова явится сюда в полном составе демонстрировать единство!
Соломахин кивает Фроловскому — его очередь выступать. Фроловский поднимается. Батарцев на секунду взглянул ему в глаза и отвернулся.
Фроловский. Тяжелый вопрос сегодня решается у нас, товарищи. На мой взгляд, он вот в чем состоит. Как бы вам объяснить? Например, один мужчина может разрешить своей жене пойти вечером в кино с соседом. Он считает, что это нормально. А другой мужчина — стоит его жене улыбнуться кому-то в автобусе — так он ей такой скандал закатит дома, что стены дрожат. И это он считает вполне нормальным. Весь вопрос в том, где у нас в душе проходит граница между допустимым и недопустимым!.. Знаете, у меня на днях уже был один партком. Дома. Вечером прихожу — жена сообщает: так и так, у нас новости. Валерка отказался от премии, вся бригада у них отказалась. Я поднял его с постели: «Это правда?» — «Правда, папа», Так вот, завтра утром, говорю, ты пойдешь в кассу и получишь свою премию! И больше в этой бригаде ноги твоей не будет! А он стоит передо мной в трусиках: «Я могу уйти из дома, папа, но из бригады не уйду!» Дело дошло до того, что жена кинулась нас разнимать… Я всю ночь проговорил со своим сыном. Как мужчина с мужчиной. И как работник треста с работником треста. Так вот, там, у меня на кухне, за столом, прав был мой сын. А здесь, за этим столом, прав Потапов!.. (Батарцеву.) Паша… Я не знаю, как это случилось… Но с каких-то пор ненормальное мы считаем нормальным, недопустимое — допустимым, неположенное — положенным!.. Вчера Валерка говорит: «Ну, что папа, ты, конечно, завтра выступишь против нашей бригады?» — «А почему ты так думаешь?» — «А потому, говорит, что Павлу Емельяновичу наш поступок наверняка не понравится, а ты против Павла Емельяновича никогда в жизни не пойдешь». И добавил: «Я могу тебе, папа, совет дать. Ты завтра на партком не ходи. Скажи — заболел». Вот такие дела, Павел Емельянович. Извини меня, но я — за предложение Потапова. (Садится на свое место, закуривает.)
Поднимается Айзатуллин — его очередь.
Айзатуллин. Я убежден, товарищи члены парткома, что мы должны быть честными. Но я не убежден, что мы должны быть глупыми! Я тебя, Григорий Иванович, слушал и никак не мог понять, где я, собственно, нахожусь: в институте благородных девиц или на крупном современном производстве? Как-никак мы деловые люди. Не очень, правда, еще деловые, но все-таки! А вы посмотрите, в каком идиотском положении мы можем сейчас оказаться! Совсем недавно мы доказывали, требовали, умоляли — измените нам план! С большим трудом главк пошел нам навстречу. С большим трудом! А теперь мы должны поехать в этот же главк и таким тоненьким голоском сказать: тут у нас один бригадир подсчитал, что, оказывается, план мы выполнить могли, так что, пожалуйста, восстановите его… Это же скандал! Все наши отношения с главком немедленно летят к чертовой матери! Ведь после того, как главк подписал нам изменение плана, он за это отвечает больше, чем мы! Вы понимаете, что отсюда вытекает? Товарищи, давайте не витать в облаках! Для нас очень важно то обстоятельство, что руководство главка относится к тресту доброжелательно! Это отражается и на снабжении, и на фонде заработной платы, и на других жизненно важных вещах. Ведь пока еще не роботы решают вопросы, а люди. И нам очень важно, чтобы те люди, которые решают вопросы, уважали нас… Тут Дина Павловна говорила: мы слишком любим свой трест! Да, любим! Это закон жизни — стараться, чтобы твоя организация выглядела лучше! И этот закон главк понимает. А вот то, что предлагает Потапов, — этого главк не поймет!.. Так же нельзя. Пришел Потапов, принес две тетрадочки, и сразу все пошло вверх тормашками! А если бы товарищ Потапов не работал в нашем тресте? Если бы нам немножко меньше повезло в жизни? Тогда, очевидно, вопрос не стоял бы. Значит, все зависит от одного человека?..
Соломахин. Один человек — это не так мало, Исса Сулейманович. Вот, скажем, взять вас. Если бы на вашем месте был другой…
Айзатуллин (не сдержавшись). Если бы на моем месте был другой, вас бы давно всех разогнали!.. (Садится.)
Соломахин (обращаясь к Зюбину). У вас будет что-нибудь, Александр Александрович?
Зюбин, который за все время не произнес ни слова, встает.
Зюбин. Тут Павел Емельянович упрекнул меня премией. Дескать, я ее не заслужил. Так вот, Павел Емельянович, завтра утром я свою премию сдам обратно в кассу. Можете меня снимать, я пойду работать к Потапову в бригаду. Простым бетонщиком. Вы, Павел Емельянович, наверное, не знаете, что значит на нашей стройке работать прорабом. Это значит, Павел Емельянович, бегать с утра до вечера высунув язык, как собака! Я здесь с первого колышка — и не было ни одного дня нормального, спокойного! (Сел. Но тут-же встал снова.) И еще я хочу сказать Комкову. Запомни, Комков, тебе до Потапова далеко. Ты только за себя. Хватать за горло — твой метод. Но уже скоро такие бригадиры, как ты, уйдут в тень… Не улыбайся. Ты в передовиках ходишь только потому, что на стройке порядка нет! (Снова садится, на этот раз окончательно.)
