И надеюсь, вы не станете…
Д о н н и к о в (покровительственно). Будьте спокойны.
Клеман уходит. Донников останавливается у зеркала над умывальником, поправляет прическу. Входит Е л е н а, с порога наблюдает за ним.
(Обернувшись к ней.) Доброе утро.
Е л е н а. Здравствуй. Ты хотел показать мне руку?
Д о н н и к о в. А если скажу, что душу, — ты поверишь?
Е л е н а (сухо). Душа не по моей части. Я — хирург.
Д о н н и к о в. У меня был сейчас забавный разговор с Клеманом. Он м н е объяснялся в любви к т е б е.
Елена молчит.
Он святой или дурак?
Е л е н а. Разве для тебя это не одно и то же?
Д о н н и к о в. Ну, не все дураки — святые.
Е л е н а. Но все святые — дураки!
Д о н н и к о в (смеется). Сдаюсь!
Е л е н а (помолчав). Зачем ты пришел?
Д о н н и к о в. Неужели нужно называть причину?
Елена молчит.
Хорошо, я назову ее. Валька. Сын.
Е л е н а. Валькин отец погиб на Карельском перешейке.
Д о н н и к о в. Ну нет! Этот номер не пройдет!
Е л е н а. Не кричи, мы не в лесу.
Д о н н и к о в (искренне). Пойми же, Лена, все эти дни я хожу сам не свой! Встреча с тобой, Валька… Это перевернуло мою жизнь…
Е л е н а. Но свою я переворачивать больше не дам. Ты должен уехать.
Д о н н и к о в. Уметь забывать — так же важно, как и уметь помнить. Забудь о плохом… Вспомни, сколько хорошего было у нас в прошлом…
Е л е н а (упрямо). Не помню.
Д о н н и к о в. За что ты ненавидишь меня?
Е л е н а (неожиданно мягко). О нет, я любила тебя все эти годы…
Д о н н и к о в. Мертвого?
Е л е н а. Воскреснув, ты убил того Донникова, которого я любила.
Д о н н и к о в (помолчав). Да, знаю, виноват перед тобой… Что уехал тогда, не отвечал на письма… Отрекся от нашей любви… Но это случилось потому, что не стоил я ее тогда. Да, да, не стоил! Я просто не мог ее оценить по-настоящему. Как всякому мальчишке, мне казалось, что настоящее еще впереди, что все только будет — настоящая работа, настоящая любовь. А теперь, прожив жизнь, я вижу, что настоящее не впереди, оно позади… Это наша любовь, Лена…
Е л е н а. Не нужно гипнотизировать меня прошлым…
Д о н н и к о в. Но мы не старики, чтоб отказываться от будущего! Я встретил тебя и почувствовал — есть вещи, над которыми время не властно.
Е л е н а. Ты слишком красиво говоришь, чтоб говорить искренне.
Д о н н и к о в. Зачем мне притворяться?
Е л е н а. Не знаю. Только догадываюсь.
Д о н н и к о в. Даже ради сына я не стал бы жить с женщиной, которую не люблю!
Е л е н а. А которая тебя не любит?
Д о н н и к о в (не сразу). Это правда?
Е л е н а. Если б жива была любовь… Наверно, я б тебе все простила. Но воскресить ее теперь не в моей власти.
Пауза.
Д о н н и к о в. М-да… Все так просто, а я и не подумал… (С кривой усмешкой.) Наверное, я был изрядно смешон в своей самонадеянности. Ну хорошо, оставим нас и поговорим о Вальке. У нас есть сын, и с этим мы обязаны считаться.
Е л е н а. У тебя нет сына. Ты не имеешь на него никакого права.
Д о н н и к о в. Не будем спорить о правах, мы не на суде! Сын у меня есть, и он мне нужен.
Е л е н а. Зачем?
Д о н н и к о в. Странный вопрос в устах матери… Ведь ты сама немало сделала, чтоб он чувствовал себя сыном Донникова. Благодарю тебя за это. И что вырастила его одна. Но я — жив, я не погиб геройской смертью. Ты можешь сожалеть об этом, конечно, но… Древние говорили — живая собака лучше мертвого льва. Что ж, ради сына я готов быть этой собакой. И заметь, полезной для него собакой.
Е л е н а. Ничего, кроме вреда, ты не можешь ему принести.
Д о н н и к о в. Милая моя, ты идеалистка, застрявшая та лозунгах тридцатых годов. А мы живем в век деловой и практический. Я не знал о существовании сына и, естественно, ничего не мог для него сделать. А теперь могу, и очень многое!
Е л е н а. Ему ничего от тебя не нужно!
Д о н н и к о в. Парню нужен отец — живой, а не выдуманный!
Е л е н а (с холодной яростью). Если ты только посмеешь заговорить с ним об этом… Я расскажу Вальке, как подло вы с матерью отняли у меня мужа, а у него — отца!
Д о н н и к о в (спокойно). Ты первая начала угрожать мне. Я сделал все, чтобы поправить то, что можно поправить. И что бы между нами дальше ни произошло, теперь-то совесть моя будет спокойна. Ты сама оттолкнула мою руку — пеняй на себя. Я не стану отвечать тебе угрозой на угрозу. Но я буду драться, насмерть драться за своего сына! (Решительно выходит.)
З а н а в е с.
КАРТИНА ШЕСТАЯ
Полевой стан тракторной бригады. Звездная холодная ночь. Вдали угадываются убранные поля. Изредка по небу чертят круг фары делающего поворот трактора.
Слева на переднем плане — вагончик с лесенкой, торцевое окно его слабо светится. Под окном — скамейка. За вагончиком виднеется часть покосившейся бревенчатой избы с невысоким крыльцом. Справа, под двумя старыми березами, навес с плитой, рукомойник, дощатый стол и скамьи. На переднем плане — погасший костер, вокруг него разбросаны низкие чурбаки — табуретки. Из глубины слева входят В а л ь к а с фонарем и Л и д а, оба в ватниках, разгоряченные после быстрой ходьбы.
В а л ь к а. А я тебе говорю — это райкомовский«козлик»! (Вешает фонарь на столб.) Может, из инструкторов кто… Хоть узнаем, почему до сих пор бензовоза нет. (Направляется к вагончику.)
Л и д а (в сердцах). Сколько раз Гайдамаке говорила — дайте рацию в бригаду. Теперь сиди дожидайся, пока бензин привезут!
К и м (появившись с фонарем в дверях вагончика). Вас и без рации в Родниках слышно. Наградил же господь голосами детишек…
Л и д а. Кто на «козле» приехал?
К и м. Шеф. Журнал с моими фотографиями привез.
В а л ь к а (хмуро). Лучше бочку бензина захватил бы… (Поднимая крышки, заглядывает в бачки, стоящие на плите.)
Л и д а. Разжечь плиту?
В а л ь к а. Каша еще теплая… (Достает из духовки две миски, накладывает в них из бачка кашу, садится и ест.)
Лида моет руки.
К и м (подчеркнуто). Благодарю за приглашение, но я не ужинаю так поздно…
Лида молча достает третью миску, кладет в нее кашу и ставит на стол.
В а л ь к а. Садись, если голоден.
Л и д а (добродушно). Да садись, Ким, не ломайся… Видишь — дождались погоды. Нам сейчас не то что поесть — поспать некогда.
К и м (взглянув на часы). Вы сегодня рановато кончили… (Садится за стол и принимается за кашу.)
Л и д а (снова распаляясь). Да не кончили — бензин кончился! Заправщика еще в обед ждали — как сквозь землю провалился! Ты вот продерни Гайдамаку — до сих пор раций на полевых станах нет!
К и м. Продергивать — не по моей части. Объектив моего аппарата замечает только то, что достойно быть увековеченным. (Разворачивает журнал.) Например,
