МАКС. К чему вы клоните?
ФАТА МОРГАНА. Влюбленный способен на все! Он может приковать себя цепью к объекту своей страсти — так поступали фашисты с пулеметчиками-камикадзе. Он может ненароком свернуть шею своей любимой, если она… Если ей претит идея поощрительного спаривания. Но это может случиться и во время спаривания, и вместо спаривания!
МАКС. Что-то я потерял нить.
ФАТА МОРГАНА. Да, ваше высочество, вы потеряли нить, вы потеряли мать! И можете потерять отца! Подумайте об этом. Ваш отец влюблен в свою страну. Он ревнует ее, как жених, — ко всем сразу и к каждому в отдельности. Но он желает ей добра! Уж вы мне поверьте. Быть пожизненным президентом — это огромная ответственность, это тяжкий труд — ежедневный, неблагодарный. Это невидимый крест, который давит на мозг!
МАКС. Сочувствую.
ФАТА МОРГАНА. Попытайтесь понять его величество, своего отца. И простить его. Ведь вы считаете, что он перед вами виноват?
МАКС. Ничего я не считаю.
ФАТА МОРГАНА (достает блестящий предмет, с его помощью гипнотизирует принца). Считаете, считаете — я вижу, вы любите цифры, любите их считать. Посчитайте-ка до трех!
МАКС. One… two… three…
ФАТА МОРГАНА. По-русски, по-русски! Почему вы считаете по-английски? Вы что, английский шпион? Британия — заклятый враг России со времен Грозного! Не города в Чечне, а четвертого царя всея Руси Ивана Васильевича. Всегда им была и теперь остается. В смысле — врагом. Считайте еще раз!
МАКС. Раз, два, три.
ФАТА МОРГАНА. Свинья, плохо понимающая в апельсинах, — это ваш отец, а перед ним на столе — что? Прямо под его носом — что?
МАКС. Что?
ФАТА МОРГАНА. Вызов оранжевых революций! Эфирные масла в коктейле «молотов». Синее пламя свободы. Любите апельсины? Боитесь их?
МАКС. Нет. То есть да, люблю.
ФАТА МОРГАНА. Вот и любите их, любите! Оранжевый цвет — это цвет прозрения, духовного соития — бессмертной вселенной и смертного человека. Хотите проснуться там, по ту сторону, тем, кого слушают боги, помнят деревья, почитают животные?
МАКС. Да.
ФАТА МОРГАНА. Тогда спите, спите… Спать, я сказала!
МАКС. Дерзкая вы какая. Фата Моргана…
Принц засыпает. Фата Моргана берет из вазы три апельсина, разрезает их один за другим, выжимает сок — он заливает спящему принцу лицо.
4.
Диктатор и Министр.
МИНИСТР. Доктор Фата Моргана трижды посетила принца в его покоях. В общей сложности они оставались наедине чуть меньше десяти часов.
ДИКТАТОР. Я надеюсь…
МИНИСТР. Аудиозаписи поступили в тайный архив. Кроме того, есть расшифровка на бумаге. Доктор Фата Моргана написала подробный отчет, резюмируя свои впечатления.
ДИКТАТОР. И?..
МИНИСТР. Пока все то же, ваше величество.
ДИКТАТОР. Есть альтернативные мысли, идеи?
МИНИСТР. Есть одна мыслишка, но, боюсь, вашему величеству она не понравится.
ДИКТАТОР. Говорите, не бойтесь.
МИНИСТР. Я подумал: старое доброе средство — почему бы и нет? На новом витке, так сказать, диалектической спирали…
ДИКТАТОР. Не тяните кота за хвост! Какое средство?
МИНИСТР. Шут.
ДИКТАТОР. Шит! Я хотел сказать — черт! Вы представляете, что здесь сразу начнется? Во дворце и так полный хаос: коррупция, вседозволенность, подпольный свингерский клуб. А вы еще шута придумали к ним запустить!
МИНИСТР. Только на один уик-энд.
ДИКТАТОР. Чтобы он тут перепахал и без того рыхлые умы?
МИНИСТР. Мы ограничим свободу его перемещения.
ДИКТАТОР. Плотский разврат придворных — это еще куда ни шло. Это понятная слабость бездарей и бездельников. Даже полезно бывает — в политическом смысле. Но вот этот едкий разврат ума, все эти диссидентские штучки, остроты на грани фола — для здоровья очень опасно. Я имею в виду государственный организм. Этот яд действует медленно, но вот последствия…
МИНИСТР. Да, последствия. Я предупредил: идея вам не понравится.
ДИКТАТОР. Да. Хотя — если можно как-то проконтролировать этого — как его? — арлекина…
МИНИСТР. Шута, ваше величество.
ДИКТАТОР. Да, шута. Если, допустим, пустить его в комнату принца и там его запереть.
МИНИСТР. Хуже точно не будет.
ДИКТАТОР. Вы так думаете?
МИНИСТР. Клин клином вышибают.
ДИКТАТОР. Ладно, вышибайте. Только кузине об этом ни слова.
МИНИСТР. Как можно, ваше величество!
5.
Кузина Клара и Министр в постели.
КУЗИНА. Как можно быть таким наивным глупцом?
МИНИСТР. С первыми лицами это случается. Ведь они вне конкуренции. А значит, всегда вне игры. Сначала у них эйфория, потом энтропия, а потом — неизбежный маразм.
КУЗИНА. Отличная перспектива! Прямо мороз по коже. Зачем в таком случае мы планируем переворот?
МИНИСТР. Это вы планируете, а я вам слегка помогаю. И только.
КУЗИНА. А зачем вы мне помогаете, если потом на Олимпе нас ждет не вечная слава — безумие?
МИНИСТР. Ну, это случится не сразу. Крыша едет не сразу. Годика три-четыре у вас еще будет в запасе.
КУЗИНА. Спасибо на этом.
МИНИСТР. Фора, конечно, не очень, но лучше смотреть правде в лицо, чем мечте под хвост.
КУЗИНА. Финская пословица?
МИНИСТР. Нет, экспромт. Сначала мы расправим крылья, выпустим когти и будем наслаждаться нюансами нашего положения. А нюансов этих… Ладно! Клара, очнитесь. Давайте срывать цветы удовольствия.
КУЗИНА. Подождите вы. А потом-то что?
МИНИСТР. Не все ли равно, что потом? Вы же не верите в вечную жизнь.
КУЗИНА. Я верю в вечный ужас вечного ожидания. Когда он появится, этот ваш человек?
МИНИСТР. Шут? Он появится завтра, ближе к вечеру.
КУЗИНА. Вы в нем абсолютно уверены?
МИНИСТР. Как в самом себе.
КУЗИНА. А в себе вы уверены?
МИНИСТР. Когда я с вами, я чувствую себя чемпионом.
КУЗИНА. В каком виде спорта?
МИНИСТР. Ну, чемпионы бывают не только в спорте.
КУЗИНА. А где еще?
МИНИСТР. В животноводстве, например.
6.
Макс и Шут.
ШУТ. Простите, ваше высочество…
МАКС. Просто Макс.
ШУТ. Простите, Макс, но я вам не верю, не могу поверить. Неужели у вас вообще нет друзей?
МАКС. На нет, и суда нет.
ШУТ. А как же ваши однокашники, однокурсники?
МАКС. Я был на домашнем обучении. Всегда. Все двадцать лет моей невыносимо длинной жизни. Когда мы, наконец, умрем? Вы не знаете? Хотя откуда вам знать.
ШУТ. Профессора приходили сюда, во дворец?
МАКС. Отец опасался за мой психический статус. И правильно делал. Он вообще все делает правильно, потому что боготворит науку, всякие экономические теории и так далее. Вот только результат почему-то всегда чудовищный.
ШУТ. А может, эти теории сочиняют враги его величества?
МАКС. Очень может быть. Только мне от этого точно не легче. А! — я вспомнил. Есть у меня один друг — он живет в ватерклозете.
ШУТ. Вот видите, иногда нужно просто подумать о чем-то хорошем. Напрячься и вспомнить. И кто он, этот ваш друг?
МАКС. Паучок. Верней, паучиха. Я думаю, это — она.
ШУТ. Почему вы так думаете?
МАКС. Мы встречаемся каждый день по нескольку раз на дню. Это понятно. Весь последний год она висела на своей паутине сантиметрах в шести от пола. Иногда реагируя на мое появление, иногда не реагируя. Я пытался понять, но не смог — в чем тут закономерность. Когда настроение было хорошее, я с ней заговаривал. Интересно, говорю, знать, любезная, чем ты питаешься? Здесь не видно ни мошек, ни муравьев, ни даже мокриц каких-нибудь мелких.
Пауза.
ШУТ. И что она?
МАКС. Ничего, молчит. Но она по крайней мере слушает, слышит меня.
ШУТ. А почему все-таки «она», а не «он»?
МАКС. Недавно в уборной явился еще один паучок — маленький, словно перчинка в борще, и очень пугливый. Чуть что — сквозняк или шум, он сразу же шасть за трубу. Я то решил поначалу, что это комочек пыли. Потом вижу — нет, живая материя. Мошка не мошка. Как паучиха не ест ее, терпит рядом с собой? Непонятно.
