Жан. Сказано – оставьте клетку! Да не надсаживайтесь вы так – Кристина услышит!
Фрекен. Нет, я не оставлю его в чужих руках! Уж лучше убейте его!
Жан. Ну, давайте сюда эту тварь, я сверну ей шею!
Фрекен. Только чтоб не больно! Нет… не могу я, нет!
Жан. Давайте! Я зато могу!
Фрекен (вынимает птичку из клетки и целует). Ох, Серина, миленькая моя, твоя же хозяйка тебя и убьет, да?
Жан. Премного буду вам обязан – не закатывайте мне тут сцен; речь идет ведь о вашей собственной жизни, о вашем благополучии! Ну, живей! (Вырывает птицу у нее из рук, несет к разделочной доске и берет кухонный нож.)
Фрекен отворачивается.
Вам бы научиться цыплят забивать, чем револьвером баловаться (рубит), тогда вы б не падали в обморок из-за одной капли крови.
Фрекен (кричит). И меня убейте! Убейте! Если вы недрогнувшей рукой можете убить невинное созданье. О, я ненавижу вас, вы мне гадки. Между нами – кровь! Будь проклят тот час, когда я вас увидела, будь проклят тот час, когда я родилась на свет!
Жан. Ладно, что толку проклинать! Идемте!
Фрекен (подходит к разделочной доске, будто ее тянет туда против воли). Нет, мне не пора еще. Я не могу… мне надо посмотреть… Тс-с! Карета подъехала… (Прислушивается, не отрывая глаз от ножа и доски.) Так вы думаете, я не могу видеть крови? Думаете, я слабая… о! – увидеть бы твою кровь, твой мозг на плахе, увидеть бы, как все ваше проклятое семя плавает в таком вот море… так бы, кажется, и пила из твоего черепа, ноги мыла б в твоей грудной клетке, так бы зажарила целиком и сожрала твое сердце! Ты думаешь, я слабая, думаешь, я тебя люблю, раз нутро мое возжаждало твоего семени; думаешь, я стану носить под сердцем твое отродье и питать его своею кровью – рожу тебе ребенка и приму твое имя! Слышишь ты, как тебя там? Я в жизни и не слыхивала твоей фамилии – у тебя небось и нет ее! Я бы стала фру Сторож или мадам Лакей – ты пес, и ты носишь мой ошейник, ты холоп, заклейменный моим гербом, и чтоб я тебя делила со своей кухаркой, стала соперницей своей служанки! Ох! Думаешь, я струшу, я удеру! Нет, я останусь, и пусть ударит гром! Отец вернется… увидит взломанное бюро… хватится денег! Он позвонит – вот в этот самый звонок… позвонит два раза, призовет лакея, пошлет его за ленсманом[24]… а я во всем признаюсь! Во всем! О, какое счастье – покончить со всем! Только бы покончить! С ним будет удар, он умрет! Вот и настанет конец… и покой… и вечный мир! И над его гробом сломают наш герб – графский род угаснет… а лакейское отродье попадет в приют, будет пожинать лавры под забором и кончит за решеткой!
Жан. Ага, королевская кровь заговорила! Браво, фрекен Жюли! А мельника подальше упрячьте!
Входит Кристина, приодевшаяся для церкви, с молитвенником в руке. Фрекен бросается к ней на грудь, как бы ища у нее защиты.
Фрекен. Кристина, помоги! Спаси меня от этого человека!
Кристина (холодно, невозмутимо). Что это вы за представление затеяли в праздник! (Смотрит на разделочную доску.) И насвинячили-то как! Это зачем? А еще орете!
Фрекен. Кристина! Ты женщина и ты мне друг! Берегись этого мерзавца!
Жан (несколько смутившись, робко). Если дамам угодно потолковать, я, пожалуй, пойду побреюсь. (Ускользает направо.)
Фрекен. Ты должна меня понять. И ты должна меня выслушать!
Кристина. Не пойму я никогда этого ничего. По мне – так надо себя блюсти. И чего это вы дорожное платье надели, куда собрались? А он тоже в шляпе! А?
Фрекен. Выслушай, Кристина! Выслушай меня, и я тебе все расскажу…
Кристина. Не хочу я этого знать…
Фрекен. Ты должна меня выслушать…
Кристина. Да про что речь? Про баловство про ваше с Жаном? Мне-то какое до этого дело? А вот если вы затеяли его за собой сманить – тут уж ничего у вас не получится!
Фрекен (очень нервно). Кристина! Постарайся успокоиться и выслушай меня! Я не могу здесь оставаться, и Жан не может здесь оставаться, значит, нам надо уехать…
Кристина. Гм…
Фрекен (вдруг ободрившись). Знаешь, что мне сейчас в голову пришло? Вот если б нам поехать всем вместе, втроем… за границу… в Швейцарию… И мы бы вместе открыли отель… знаешь, ведь у меня есть деньги… мы с Жаном вели бы все дело, а ты, я подумала, хозяйничала бы на кухне… Разве плохо! Скажи же – да! Едем вместе, и все устроится! Ну, скажи – да. (Обнимает Кристину.)
Кристина (холодно и неуверенно). Гм…
Фрекен (все быстрей). Ты ведь никогда не путешествовала, Кристина, тебе надо увидеть мир. Ты не поверишь, Кристина, какая это радость – ехать в поезде… беспрестанно новые лица… новые места… и вот мы приедем в Гамбург, пойдем в Зоологический сад… тебе там понравится… потом в театр… в оперу… а потом приедем в Мюнхен – там ведь музеи, и там Рубенс, Рафаэль, два величайших художника, ты сама знаешь… Ты ведь слышала про Мюнхен, там жил король Людвиг[25], король, который еще потом с ума сошел… и мы увидим его замки, знаешь, у него замки совершенно как сказочные… а оттуда уже и до Швейцарии рукой подать, и там, подумай, там Альпы стоят под снегом среди лета, и там растут апельсины и лавры, они зеленые круглый год…
Жан показывается справа, он правит бритву, держа ремень зубами и левой рукой, он слушает и время от времени одобрительно кивает.
(Говорит еще быстрей.) И там мы откроем отель… я сижу за конторкой, а Жан стоит, принимает гостей… ну, ходит за покупками… письма пишет… О, это жизнь, поверь… то поезд свистит, то омнибус приходит, то в номерах звонят, то в ресторане… а я пишу счета, и уж я сумею их подперчить… ты не поверишь, как люди дрожат, когда берут в руки счета! А ты… ты сидишь королевой на кухне… Конечно, тебе не придется самой стоять у плиты… и ты сможешь показаться на люди нарядная и аккуратная… и с твоей внешностью… нет, я не льщу… ты в один прекрасный день подцепишь мужа… богатого англичанина, знаешь, их ведь так легко (медленней) пленить… и вот мы богаты… мы строим виллу на озере Комо… там, правда, иногда дожди, но (совсем вяло) иной раз и солнце проглянет… хотя и пасмурно… а то… можно и домой вернуться… (пауза) сюда… или куда-нибудь еще…
Кристина. Послушайте! Сами-то вы в это верите?
Фрекен (уничтоженная). Верю ли я?
Кристина. Да!
Фрекен (устало). Не знаю. Я теперь ни во что, ни во что не верю. (Падает на скамью, облокачивается на стол и роняет голову на руки.) Ни во что! Ни во что!
Кристина (поворачиваясь направо, к Жану). Надо же! Удрать хотел!
Жан (резко). Будь любезна, выбирай выражения, когда говоришь в присутствии своей госпожи! Ясно?
Кристина. Госпожи!
Жан. Да!
Кристина. Ах, скажите! Послушайте его!
Жан. Нет, это ты послушай, а говори поменьше! Фрекен Жюли – твоя госпожа, а за то, за что ты ее презираешь, тебе бы следовало ведь и себя презирать!
Кристина. Себя-то я всегда так уважала…
Жан…что можешь презирать других!
Кристина…что никогда не роняла себя. Поди-ка кто скажи, что графская кухарка путалась с конюхом либо с пастухом! Скажи!
Жан. Ну, тебе достался кое-кто почище; тебе счастье подвалило!
Кристина. Кое-кто почище! Который овсом из графской конюшни торговал…
Жан. А теперь расскажи про того, кто наживался на овощах и получал взятки с мясника!
Кристина. Чего?
Жан. И ты еще будешь презирать своих хозяев? Ты! Ты!
Кристина. Идешь ты в церковь или нет? После эдаких подвигов добрая проповедь небось не повредит!
Жан. Нет, не пойду я сегодня. Иди сама, кайся в своих геройствах!
Кристина. А что ж, и покаюсь, и приду домой с отпущеньем грехов, так что и на тебя хватит! Спаситель терпел и умер на кресте за наши грехи, и если мы к Нему приближаемся со страхом Божиим и с верою, так Он весь наш грех берет на Себя.
Фрекен. Ты в это веришь, Кристина?
Кристина. Это моя живая вера, детская вера, я ее сохранила от юности моей, фрекен Жюли. Если грех велик – велика и милость Божия!
Фрекен. Ах, если бы только я могла в это верить…
Кристина. Вера не дается просто так, а по великой милости Господней, и не каждому дано верить…
Фрекен. Но кому же дано?
Кристина. Тайна сия велика есть, фрекен. И Господь людей не разбирает, просто последние станут первыми[26]…
Фрекен. Значит, разбирает Он все-таки, кто же последний?
