О-Кичи. Тогда дайте половину.
Торговец рыбой. С нашим удовольствием!
О-Кичи. Сделайте одну порцию сасими,[74] остальное – в виде филе. (Идет в кухню, возвращается и подает торговцу тарелку.)
Торговец рыбой. Совсем свеженький… Вот, глядите! (С гордостью показывает куски рыбы, переложенные на тарелку.)
О-Кичи молча принимает тарелку, достает из кошелька деньги и отдает их торговцу. Тот роется в кармане своего фартука, позвякивая монетками, чтобы достать мелочь.
О-Кичи. Сдачу оставьте.
Торговец рыбой. Да?… Хорошо, в следующий раз сочтемся точно. Спасибо! До свиданья! (Уходит.)
О-Кичи перекладывает сасими на маленькую тарелочку и подает Цурумацу.
Цурумацу. Э, да у нас сегодня праздник! С чего это ты вздумала? В полдник мне достаточно риса.
О-Кичи. Зачем так говорить? Ведь я специально для тебя покупала!
Цурумацу. И то сказать, на сасими жаловаться не приходится, но все же…
О-Кичи молча снимает шнурки «тасуки»[75] и пододвигает Цурумацу поднос.
На подносе?… Что-то ты сегодня церемонии развела!..
О-Кичи. Ладно, ешь и не рассуждай!
Цурумацу. И ты давай со мной вместе! До чего свежий!..
О-Кичи. Нет, я не буду.
Цурумацу. Да ведь ты тоже с утра ничего не ела…
О-Кичи. Сейчас не хочется.
Цурумацу. Ну кусочек сасими. До чего вкусно, жирно, сил нет! (Протягивает ей рыбу.)
О-Кичи. Нет, не хочу.
Цурумацу. Не хочешь?… (Пожимая плечами, кладет сасими в рот.) Вкуснотища!.. Недаром этот торговец гордится своим товаром. Еще чашечку риса!
О-Кичи накладывает ему рис. К двери дома подходит девушка.
Девушка. Э-э, можно причесаться?
О-Кичи. Извините. Сегодня никак нельзя…
Девушка. Тогда можно я приду завтра утром?
О-Кичи. Ах, знаете… Нет, в ближайшее время никак…
Девушка. Вот неудача!.. (Уходит, что-то недовольно бормоча.)
Цурумацу. Отчего ты не хочешь ее причесать?
О-Кичи. Не хочу, да и все!
Цурумацу. Но почему же?… Налей-ка чаю!
О-Кичи. А еще риса? Ты съел всего две чашки.
Цурумацу. Пока хватит. Наелся.
О-Кичи. Съешь еще! Ведь сегодня я в последний раз тебе подаю!
Цурумацу. Что такое?!
О-Кичи. Цуру-сан, я решила с тобой расстаться. По-хорошему, мирно.
Цурумацу. Что за глупости ты болтаешь?
О-Кичи. После моего ухода в доме останется все в порядке. Остальную рыбу я положила в соус, так что на сегодняшний вечер и на завтра, на утро, у тебя есть что кушать. Ну а дальше сами распоряжайтесь, как вам понравится.
Цурумацу. Послушай, О-Кичи, о чем ты толкуешь? Я не понимаю.
О-Кичи. Сегодня я трезвая, так что слушай меня очень внимательно.
Цурумацу. Это какое-то недоразумение! Ты что-то не так поняла!..
О-Кичи. Пусть я очень несообразительна, а все же не могу не догадаться, если пришлось причесывать твою любовницу.
Цурумацу, ошеломленный, вздрагивает.
О-Кичи. Нет, это я не из ревности… Раз у тебя появилась любовница, тут уж ничего не поделаешь. Вот я и говорю – расстанемся по-хорошему!
Цурумацу. Послушай, это ты об О-Сай-сан, что приходила сегодня? Так ведь она… Да я ни в коем случае… Послушай…
О-Кичи. Погоди, не надо ничего говорить. Если ты начнешь оправдываться, мне тоже, пожалуй, захочется кое-что сказать… И выйдет ссора.
Цурумацу. Да, но…
О-Кичи. Нет, это не только твоя вина. Между нами давно уже пролегла трещина.
Цурумацу молчит.
(Внезапно бросает взгляд на праздничных кукол, стоящих на комоде.) Позавидуешь куклам! Им никогда не грозит разлука! Помнишь, мы купили их на базаре, вечером, в Иокогаме? Был как раз канун Праздника кукол. Ты еще ворчал: зачем тащить лишний груз… Я и сама подумала – к чему нам куклы, ведь у нас нет детей. Но, не знаю почему, мне было приятно смотреть, как они сидят рядом – так мило, дружно, эти женщина и мужчина… Конечно, я понимала, что никогда не буду сидеть на окаймленных парчой циновках, как эти куклы. Но мне казалось – пусть на рогоже, на голых досках, лишь бы рядом с тобой, всегда вместе… Оттого я настояла на своем и купила их… Я радовалась нашей трудовой жизни, работала парикмахершей, не жалела сил. Как же я была наивна!
Цурумацу. О-Кичи, одумайся!
О-Кичи. Нет, не могу. Бесполезно.
Цурумацу. Теперь я совсем иначе…
О-Кичи. Я же сказала – это не только твоя вина. Мы с самого начала допустили ошибку… Мы с тобой – как порванный сямисэн.[76] Сколько ни латай дырку – прежнего звука уже не будет!
Цурумацу молчит.
С тех пор как я пристрастилась к сакэ, после тех событий в Симоде, сколько бы я ни клялась – нельзя ручаться, что снова не стану пить… К тому же раз у тебя появилась любовница, дыра будет расти все больше и больше… Ничего не поможет… Покончим сразу… Так будет лучше для нас обоих… поверь мне… Да, ты ведь, кажется, хотел чаю?
Цурумацу (со слезами). О-Кичи!
О-Кичи. Не надо плакать. Я хочу, чтобы мы расстались с улыбкой! (Достает чайник и заваривает чай на огне жаровни.)
Несколько чаинок просыпалось, и от углей поднимается синеватый дымок.
Ой, ой, этот тоже дырявый… (Закашлявшись от дыма, встряхивает чайник, стараясь сдержать рыдания.)
Занавес
На втором этаже ресторана Суя, в Симоде. Поздний вечер. На почетном месте в центре комнаты, по углам которой горят толстые, дорогие свечи в подсвечниках, сидит Гэннодзё Сайто – он в европейском костюме, носит усы. Пониже разместились несколько гостей – это деятели местного масштаба; среди них – Камэкичи Такаги.
Первый гость. Во всяком случае в нынешней ситуации это вопрос жизни и смерти для всего края… Если нас лишат этой привилегии в пользу других провинций…
Сайто. Понимаю. Постараюсь сделать все, что от меня зависит. Я ведь долго служил здесь еще при старом режиме, хорошо знаком с местными условиями и не чувствую себя чужим… Приложу все усилия для успешного решения вопроса.
Все. Убедительно просим!
Входит служанка, отвешивает низкий поклон.
Служанка. Можно ли нести угощение?
Первый гость. Да, подавай! (К Сайто.) Снимите сюртук, ваше превосходительство, устраивайтесь поудобнее!
Сайто. Спасибо, спасибо!
С подносами в руках входят несколько гейш. В тот же миг снизу доносится какой-то шум, слышны возбужденные голоса.
Второй гость. Что там такое? В чем дело?
Первая гейша. Наверно, опять О-Киттцан…
Первый гость. О-Кичи?… Никакого сладу нет с этой женщиной!
Сайто. Как вы сказали – О-Кичи?…
Первый гость. Да.
Сайто. Кто такая эта О-Кичи?
Первый гость. Не хочется осквернять ваш слух рассказом о такой женщине. Люди прозвали ее «О-Кичи – Чужеземка»… Ничтожная пьянчужка.
Сайто. Значит, эта О-Кичи до сих пор здесь?
Первый гость. Вы ее знаете?
Сайто. Да, очень хорошо. Я слыхал, будто она уехала в Америку. Выходит, это неправда?
Первый гость. Ничего похожего… Она где-то отсутствовала лет шесть или семь, потом вернулась вместе с мужем, неким Цурумацу… Его вы тоже, может быть, знали.
Сайто. Да, знал. Чем он теперь занимается?
Первый гость. Он умер несколько лет назад. Развелся с О-Кичи, женился на другой женщине… Скончался скоропостижно, как раз в тот самый вечер, когда О-Кичи стала опять выступать как гейша в заведении Мисима…
Сайто. А-а, бедняга.
Первый гость. Если вы хотите узнать подробности об О-Кичи, то Такаги-сан приходится ей дальней родней и знает о ней лучше нас…
Камэкичи. Зачем говорить лишнее?!.. Я прекратил всякое общение с этой женщиной.
Сайто. Почему?
Камэкичи. Сколько у меня было с ней неприятностей! Она так пьет, что всякому терпению придет конец!
Первый гость. Такаги-сан много для нее сделал. Купил ей на свои деньги дом свиданий, но стоило ей утром открыть глаза, как она, даже не умывшись, присаживалась к бочонку сакэ. Ничего нельзя было с ней поделать!
Камэкичи. Если бы только это – еще полбеды! Стоило ей завидеть посетителя, как она начинала орать: «Эй, нечего жадничать! Пригласи гейшу и развлекайся как порядочный человек!» Очень скоро она вылетела в трубу!..
Сайто. Да, это на нее похоже!
Камэкичи. Потом она была парикмахершей, потом обучала танцам и пению, но когда напивалась, то болтала невесть что всем и каждому. Вскоре никто не захотел иметь с ней никаких дел. Теперь она скандалит на улице, пристает, чтобы купили ей сакэ, и утихомирить ее нет никакой возможности.
Сайто. Хм… Неужели она так опустилась? Очень прискорбно! Позовите-ка ее сюда, хорошо?
Первый гость. Сюда?!
Сайто. Хотелось бы взглянуть на нее… Ведь прошло столько лет!
Камэкичи. Нет, это невозможно. Вы поставите меня в неловкое положение. Такой женщине здесь не место!
Сайто. Я не стал бы ею интересоваться, если бы она жила на покое, но раз О-Кичи так обнищала, хочется ее немножко утешить.
