КЕЙТ. Что произошло?
АННИ смело встречает взгляд КЕЙТ и говорит безжизненным голосом. На большее у нее нет сил.
АННИ. Она ела со своей собственной тарелки. (Подумав). Она ела ложкой. Сама.
КЕЙТ, нахмурившись, сосредоточенно размышляет, смотрит вниз на ЭЛЕН.
И она сложила свою салфетку.
Взгляд КЕЙТ теперь переходит от ЭЛЕН к АННИ и снова к ЭЛЕН.
КЕЙТ (мягко). Сложила… свою салфетку?
АННИ. В комнате разгром, но ее салфетка сложена. (Она делает паузу и продолжает). Я пойду к себе в комнату, миссис Келлер.
Она поворачивается, чтобы вернуться в дом, но ее останавливает голос ВИНИ.
ВИНИ (весело). Не задерживайтесь, мисс Анни. Обед будет тотчас же на столе.
ВИНИ уносит МИЛДРЕД за дом. АННИ стоит неподвижно, затем делает глубокий вдох, оглядывается на КЕЙТ и ЭЛЕН, затем вежливо наклоняет голову и, слегка пошатываясь, входит в дом. Свет в ее комнате усиливается, как бы встречая ее.
КЕЙТ остается наедине с ЭЛЕН во дворе. Она стоит над ней, точно охраняя ее, с выражением крайнего изумления.
КЕЙТ (медленно). Сложила свою салфетку. (Она рассматривает уткнувшуюся в ее колени взлохмаченную голову и проводит по ней кончиками пальцев с нежностью и с чувством, подобным страху перед тем неведомым, что скрывается там внутри. Ее глаза закрываются и она шепчет, наклонившись к дочери). Моя Элен… сложила свою салфетку…
И, продолжая стоять в той же несгибаемой позе, наклонив лишь голову в знак поражения, КЕЙТ впервые за все время отступает в своей затянувшейся битве с горем. Но она не позволяет себе ни одного звука. Только лицо ее искажено гримасой плача, и безмолвные рыдания сотрясают ее тело. ЭЛЕН чувствует их. Ее рука протягивается вверх, ищет лицо матери для того, чтобы проверить, что происходит. КЕЙТ прижимается губами к ладони ребенка.
Наверху АННИ входит в свою комнату, закрывает дверь и стоит к ней спиной. Освещение, с его особым оттенком, усиливается вокруг нее. В то же время свет гаснет во дворе, где стоят КЕЙТ и ЭЛЕН. АННИ подходит к своему чемодану и поднимает его с тем, чтобы перенести поближе к кровати. Однако по пути она роняет на пол какой-то предмет и наклоняется, чтобы поднять его. Раздается голос, голос интеллигентного человека. Он звучит тихо и нерешительно, будто говорящий с трудом вспоминает прочитанное.
ГОЛОС МУЖЧИНЫ. Эта… душа…
АННИ опускает чемодан и наклоняется к упавшему предмету. Это потрепанный доклад института. Она поднимается с книгой в руке и позволяет своей памяти говорить за нее.
Эта… слепая, глухая, немая женщина.
АННИ садится на кровать, открывает книгу, находит нужный раздел, подносит книгу вплотную к глазам, читает. Ее лицо и губы следуют по тексту за тем, что говорит голос, звучащий сейчас вполне обычно.
Разве ничего нельзя сделать для того, чтобы выкопать из могилы эту погребенную заживо человеческую душу? Ведь все люди по соседству бросились бы спасать ту же женщину, если бы она была заживо похоронена при обвале шахты. Все трудились бы с огромной энергией до тех пор, пока она не была бы спасена. Если бы ей встретился человек, терпение которого было бы столь же велико, как и его энергия, он мог бы пробудить ее бессмертную…
Но когда раздается ГОЛОС МАЛЬЧИКА, АННИ с болью закрывает глаза.
ГОЛОС МАЛЬЧИКА. Анни, Анни, ты здесь?
АННИ. Ш-ш-ш!
ГОЛОС МАЛЬЧИКА. Анни, что это за шум?
АННИ старается не отвечать, но помимо воли говорит:
АННИ. Это только носилки, Джимми.
ГОЛОС МАЛЬЧИКА. Куда их везут?
АННИ. В комнату мертвых.
ГОЛОС МАЛЬЧИКА. Анни, умереть — это больно?
АННИ удается избавиться от воспоминаний о прошлом, открыв глаза. Рука ее нервно поглаживает щеку. Она снова погружается в чтение книги, стараясь найти в этом убежище от мыслей, но врывается шепот хриплых, надтреснутых ГОЛОСОВ СТАРУХ.
ГОЛОС ПЕРВОЙ СТАРУХИ. Бывают школы…
ГОЛОС ВТОРОЙ СТАРУХИ. Бывают
ГОЛОС ТРЕТЬЕЙ СТАРУХИ…школы, где учат слепых, да и таких. Что похуже тебя.
ГОЛОС ПЕРВОЙ СТАРУХИ. Учат читать…
ГОЛОС ВТОРОЙ СТАРУХИ. Читать и писать!
ГОЛОС ТРЕТЬЕЙ СТАРУХИ. Бывают школы, где…
ГОЛОС ПЕРВОЙ СТАРУХИ. Бывают школы.
Молчание АННИ сидит с сияющими глазами. Ее рука нежно, чуть ли не с лаской, касается книги.
ГОЛОС МАЛЬЧИКА. Ты ведь не пойдешь в школу, правда, Анни?
АННИ (шепотом). Когда вырасту.
ГОЛОС МАЛЬЧИКА. Нет, не пойдешь, ты останешься здесь и будешь ухаживать за мной.
АННИ. Когда я вырасту, я пойду в школу.
ГОЛОС МАЛЬЧИКА. Ты обещала быть со мной всегда, всегда и навсегда…
АННИ (с жаром). Я пойду в школу, когда вырасту!
ГОЛОС ДОКТОРА (медленно). Девочка, девочка, я тебе должен что-то сказать. Скоро твой братец покинет тебя.
АННИ сидит, застыв в молчании. Затем тишину рассекает ГОЛОС МАЛЬЧИКА, крик ужаса.
ГОЛОС МАЛЬЧИКА. Анни!
Этот крик вонзается в душу АННИ, подобно мечу. Она низко склоняется, книга падает на пол. Она вся охвачена волнением, и ей требуется некоторое время для того, чтобы прийти в себя и вспомнить, где она и что она тут делает. Увидев свой чемодан, она вспоминает все и снова поднимает его, собираясь нести к кровати. Но голоса все еще где-то рядом с ней, хоть и более спокойные и нормальные. Она останавливается с чемоданом в руке.
ГОЛОС ПЕРВОЙ СТАРУХИ. Прощай, Анни.
ГОЛОС ДОКТОРА. Напиши мне, когда научишься писать.
ГОЛОС ВТОРОЙ СТАРУХИ. Никому не говори, что ты из дома призрения… Никому…
ГОЛОС ТРЕТЬЕЙ СТАРУХИ. Да, никому не говори, что ты…
ГОЛОС ПЕРВОЙ СТАРУХИ. Никому не говори…
ГОЛОС ВТОРОЙ СТАРУХИ. Никому…
Голоса замолкают, удаляясь, как эхо. Через несколько секунд АННИ кладет чемодан на кровать. Издалека еле слышно доносится последний голос.
ГОЛОС МАЛЬЧИКА. Анни! Быть мертвым — это очень больно. Всегда.
АННИ падает на колени около кровати, зарывает лицо в подушку. Наконец она отрывается от подушки и ладонь ее касается страниц лежащей на кровати открытой книги — доклада. Не вставая с колен, она открывает глаза, вяло глядит на доклад и затем начинает осмысленно смотреть на буквы.
ГОЛОС МУЖЧИНЫ…может пробудить ее к сознанию своей бессмертной природы. Разумеется, надежды очень мало, но и с меньшей надеждой ее стали бы выкапывать из-под обвала. А разве жизнь души менее важна, чем жизнь тела?
АННИ поднимается на ноги. Она бросает книгу на кровать и останавливается у чемодана. Открывает его. Принимает решение. Поворачивается к шкафу, выбирает свои вещи из ящиков и начинает бросать их в открытый чемодан.
В темноте внизу слева чья-то рука чиркает спичкой и зажигает висячую керосиновую лампу. Это рука КЕЛЛЕРА, слышится его раздраженный голос. Тусклый свет, разгорающийся до того, как гаснет свет в комнате АННИ, освещает нечто вроде оранжереи. В центре окно с широким подоконником, в глубине дверь. В оранжерее КЕЛЛЕР и КЕЙТ.
КЕЛЛЕР. Кети, я этого не допущу! Вы не видели, что было, когда эта девушка после ужина пошла в комнату к ЭЛЕН?
КЕЙТ. Нет.
КЕЛЛЕР. Ребенок чуть не выпрыгнул из окна, только чтобы спастись от нее. Какая же это учительница? Я думал, что уж хуже быть не может, когда сегодня утром она позволила себе кричать на меня, и что же? Вернулся домой, и все в доме перевернуто вверх дном. Элен не хочет и минуты оставаться с ней в одной комнате, не хочет садиться с ней за стол, не позволяет ей помыть себя, раздеть и уложить в постель. Дошло до того, что и Вини она теперь уж не подпускает. И вот в результате вам приходится возиться с Элен больше, чем до того, как мы наняли эту девчонку. С той минуты, как она вышла из вагона, никакого толку от нее не было: неспособная, дерзкая, неумелая, нескромная…
КЕЙТ. Но она сложила салфетку, капитан.
КЕЛЛЕР. Что?
КЕЙТ. Нельзя сказать, что неспособная. Элен ведь сложила салфетку.
КЕЛЛЕР. Подумаешь, что здесь особенного, сложила салфетку!
КЕЙТ (с легкой усмешкой). Ну, капитан, это больше, чем сделали вы.
КЕЛЛЕР. Кети, мы пришли сюда, в оранжерею, для того, чтобы поговорить серьезно. Как мисс Сюлливэн думает учить слепую и глухую девочку, которая не позволяет ей даже прикоснуться к себе?
КЕЙТ (после паузы). Я не знаю.
