К песни XIV
Стихи, связанные с эпизодом о Коризандре, впоследствии исключенные из поэмы.
…Когда по ней стремишь неслышный шаг;
Ты захотела, нежная богиня,
Чтоб Коризандру просветил мужик:
Став нежной и разумной в этот миг,
Тебе служить готовая всечасно,
Ее душа с тех пор была согласна
Оковы лишь достойные носить.
Не так ли подмастерье грубоватый
Шлифует загорелою рукой
Рубины, яшму, золото, агаты,
Что после носит рыцарь молодой?
Приветливо, с уверенностью скромной,
Почтительность с любезностью деля,
Тая в глазах огонь живой и томный,
Она встречать выходит короля,
Пленяя стройностью, походкой гибкой,
Движеньями, речами и улыбкой;
Почтив всех прежде, как заведено,
Того, в ком водворился ум Бонно,
И всех французов королевской свиты,
В которых смелость и изящность слиты,
Она почтила также англичан,
Согласно с вкусами обеих стран.
Кровавый ростбиф, жиром уснащенный,
Плумпудинги, вино с холмов Гаронны
Им подают; к тончайшим же блюдам,
Как нежное рагу, и соус сладкий,
И с красными ногами куропатки,
Сажают Карла, рыцарей и дам.
Она добилась большего и дело
Так осторожно повести сумела,
Что помириться помогла врагам;
И от нее, забыв свои раздоры,
Они разъехались без всякой ссоры,
Луарою, по разным берегам,
Без хвастовства, без ругани, учтиво,
Вполне спокойно и миролюбиво.
Шандос надменный с чувством торжества
Вернул пажа вновь под свое начало.
И он и Карл вошли в свои права.
Агнеса тихо про себя вздыхала:
Любви монаршей преданно служа,
Покорная влюбленному владыке,
Она не в силах позабыть пажа…
Блажен король, доверием великий!
Когда был дом избавлен от гостей
И сглажены следы недавней сшибки,
Решает Коризандра поскорей
Исправить прежние свои ошибки
И призывает юношей сама,
Из-за нее лишившихся ума.
Амур возжаждал справедливой мести;
Ей новый выбор делал много чести, —
Он был красив и юн, высок и прям;
Но к повести пора вернуться нам.
Король французов, со своим отрядом…
В рукописи, найденной среди бумаг поэта, эта песнь, бывшая тогда четырнадцатою по счету и следовавшая за описанием смерти Шандоса, начиналась так:
Тогда пора счастливая стояла,
И солнце, задержавшись на пути,
Дни удлиняло, ночи сокращало
И как бы не хотело отойти,
Шаги свои нарочно замедляя,
От нашего пленительного края.
Святой Иоанн, тогда был праздник твой,
О первый из Иоаннов, свет пустыни,
Когда-то громко восклицавший: «Ныне
Всем ко спасенью путь открыт прямой!»
Предтеча благодати мировой,
И агнца непорочного учитель,
И вечного крестителя креститель.
Доминиканец набожный решил
Немедленно исправить грех безмерный
И божий храм, который осквернил
Злодей Шандос, омыть от тяжкой скверны.
Он заново часовню освятил,
Отшельнику велев без промедленья
Отправиться в окрестные селенья
И объявить, что если человек
Желает избежать мучений ада
И от грехов избавиться навек,
То к Бонифацию явиться надо:
Блаженство вечное за то награда.
На этот искупительный набат
Бежит что было сил и стар и млад:
Трактирщики, солдаты, горожане,
Французы, а за ними англичане
Явились со смирением сюда,
Чтоб во грехах открыться без стыда.
Прекрасная Агнеса, сохраняя
Всегда в душе своей господень страх,
Явилась также на призыв из рая.
Большой толпой был окружен монах
И, слушая признания без гнева,
Грехи прощал направо и налево.
О Доротея! Ты не знала зла,
Но за прощением и ты пришла;
И Ла Тримуйль, еще худой немного,
Явился за тобой в обитель бога.
Влюбленные шептали, не таясь,
Про сладкий грех, любимый ими нежно,
И Бонифаций, набожно склонясь,
Их повести внимал весьма прилежно.
Вот наконец, прощенье получив,
Они пошли на берега Луары,
Глядели на крутой ее обрыв
И колокола слушали удары.
В то время каяться пришел Монроз;
Грусть о Шандосе в сердце он принес, —
Ему кончина горестная эта
Внушила отвращение от света;
Глубокою печалью потрясен,
Тщету земных надежд провидит он
И, угрызеньем совести терзаем,
Витает мыслью меж землей и раем.
Один явился он в приют святой.
Наш духовник его встречает кротко
В исповедальне, за перегородкой,
И ставит на колени пред собой;
Он грешника умильно обнимает
И жадно повести его внимает.
«Мой дорогой, грешили много вы,
И вам назначить должен я — увы! —
Теперь же маленькое наказанье.
Так приготовьтесь же! Моя рука,
По телу вашему пройдясь слегка,
Настроит сразу вас на покаянье!»
Монроз, печален и на все готов,
Почтительно открыл отцу святому
Два полушария, белей снегов,
Когда-то милые Шандосу злому,
И праведную муку в тот же миг
Он претерпеть решается без дрожи.
Но что с тобою стало, духовник,
Когда увидел ты на нежной коже
Три лилии, монаршей славы сад,
Чей образ был французу тем дороже,
Что украшал ведь он британский зад!
Когда-то Карл рисунок сей красивый
За козни принял силы нечестивой;
Ты, знающий премудрости закон,
Ты лучше понял, по чьему веленью
Трех лилий образ был изображен
И послужил Монрозу к украшенью.
Охваченный восторгом чистым, ты
Глядел на золотистые цветы
По мраморному полю, и ни слова
Не мог сказать; от зрелища такого
Не отрывая взгляда, ты стоял,
Воздевши руки, и едва дышал.
Поль Тирконель, солдат суровых правил,
Как будто знал заране что-то он,
К часовне в это время путь направил,
Шандосовой судьбою огорчен.
Он всей душой французов ненавидел…
И на мгновенье замер, недвижим,
Когда пажа лежащего увидел
И пастыря, склоненного над ним.
Предположил он худшее: наш воин
Зло видеть всюду был всегда настроен.
Желая заступиться за пажа,
Воскликнул он, от ярости дрожа:
«Как! Допустимо ль, чтоб монах французский
Шандосовым наследством овладел!»
Меч обнажив, бежит он к двери узкой.
Монроз поднять штаны едва успел
И выпрыгнуть. Чувствительный к угрозам,
Бежит доминиканец за Монрозом,
От страха чуть не падает, спешит;
Его преследует надменный бритт.
Тут Ла Тримуйль, заметив Тирконеля,
Преследующего духовника,
Кричит ему: «Хвастун и пустомеля!
Тебе посбавит спесь моя рука!
Сразить монаха — чести нет особой!
Расправа с безоружными легка!
Ты с воином помериться попробуй!
Да, я был побежден вчера. Так что ж?
Ты силу новую во мне найдешь!»
Кричал Тримуйль не громко, англичанин
Его не слышал, гневом отуманен.
Был странен Доротее этот вид, —
Куда-то друг ее стремглав бежит;
И бросилась она за ним послушно.
Агнеса наблюдала равнодушно
Погоню эту. Точно в чарах сна,
Вдруг побежать решила и она.
Так в стаде неразумные ягнята
Друг дружку увлекают вдруг куда-то.
Был с королем великий Дюнуа
На берегу противном: говорили
Они о мерах нужных, нужной силе
Для полного изгнания врага.
Поблизости моста, на склоне вала
Иоанна благородно гарцевала.
Случайно вдруг увидела она,
Вдали, за противоположным лугом,
Шесть человек, бегущих друг за другом,
Чем и была весьма удивлена.
Еще сильней Иоанна удивилась,
Заметив то, что далее случилось:
Они исчезли разом с глаз долой.
Природа расточительной рукой
Ковер у края леса разостлала,
Не уступавший в свежести нимало
Лугам, где, юной силою горда,
Резвилась Аталанта иногда.
Монроз бежит по лугу, развевает
Его прическу ветерок, за ним
Иоанна благосклонно наблюдает;
Но вдруг он исчезает, словно дым.
За ним стремится Бонифаций. Боже!
Как и Монроз, он исчезает тоже.
Вот Тирконель; он бледен, разъярен,
С него не сводит Дева глаз; но он
Вдруг пропадает, как и все другие.
Доспехи Ла Тримуйля золотые
Блестят, но ах! И Ла Тримуйля нет!
Как были вы огорчены, мой свет,
О нежная душою Доротея!
Но исчезаете и вы, как фея.
Прекрасная Агнеса, свежий луг
Пересекая, тоже тает вдруг.
Так тот, кому в Париже быть случится,
Увидеть может в опере не раз
Героев, вдруг скрывающихся с глаз,
Чтоб в преисподнюю сквозь люк спуститься.
Иоанна ничего не поняла,
Молила то Дениса, то осла,
Подумала о черте и решила,
Что это, верно, колдовская сила
И что она в волшебной той стране,
Которую, в счастливом бредя сне,
Певец Роланда воспевал когда-то,
А вслед за ним прославил и Торквато,
Которой церковь, как известно мне,
Боялась долго и с чьей мощью злою
Считались академики порою.
Ударив шпорами бока осла,
С копьем в руке, направилась Иоанна
Туда, где эти странные дела
Произошли так быстро и нежданно.
Но Дева тщетно скакуна гнала;
Остановясь у рокового луга,
Он крутит шеей, удила грызет,
Брыкается, карачится с испуга,
Беснуется и не идет вперед.
Животным осторожная природа
Дала чутье особенного рода;
В сравненье с ним наш разум — темный крот,
Так и осел увидел богоданный
Опасности, не зримые Иоанной.
Он взвился кверху и, быстрей луча,
По воздуху благую Деву мча,
Легко перелетел лесные чащи.
Святой Денис, ослом руководящий,
Направил путь крылатого гонца
К воротам многоцветного дворца,
Каких не знал и прадед знаменитый
Монарха, покорившего сердца.
Иоанна, видя яшму, малахиты,
Рубины, золото и мрамор плит,
Воскликнула: «Денис! Святая дева!
Настало время праведного гнева:
Здесь мерзостный живет Гермафродит».
Пока она, в воинственной тревоге,
Копье подъемля и творя мольбы,
Победоносной жаждала судьбы,
Король французов ехал по дороге,
Сопутствуемый свитой золотой…
