Президент. Оттилия Франк, внемли же моему вердикту:
Мое сокровище, иди и не печалься,
Твои деяния, конечно, дрянь, но все же
Мой глаз точней, тут нет несчастья,
Убийство завтра будет стоить подороже,
Подороже.
Ну кто ж так делает, моя голубка,
Ни в коем разе, ни в какое время
Столь радикальной быть не след.
Да и к чему такое бремя?
Мой милый пылкий изувер,
Понятно, ты хочешь правду сегодня или никогда.
Иди, не вешай нос, и гнев умерь.
Мир добр, хоть ты и плачешь иногда,
Плачешь иногда.
Твоя дочурка потаскушка? Полно, мышка,
Ни в коем разе, ни в какое время
Столь радикальной быть не след,
К чему такое бремя?[11]
Оттилия. Трауготт! Я не желаю милости! Я хочу закрыть банк наших предков.
Президент. Закрыть? Боже упаси, Оттилия, банк твоих предков? Моя драгоценная, я всего лишь человек. Если бы у тебя на совести было на несколько сотен миллионов долгов и на две дюжины убийств меньше, нам еще было бы о чем спорить. Я бы обошелся с тобой строго, недаром меня зовут Трауготтом Немилосердным. А так? Мне пришлось бы разрушить все мировое устройство, моя киска. Я должен думать о взаимосвязи вещей, в слишком деликатном взаимодействии находятся справедливость и несправедливость, и только пустяки допускают вмешательство, но твои деяния — не пустяки, они прямо-таки грандиозны. Нет, нет, не жди от меня наказания, жди от меня лишь милости.
Оттилия. Трауготт!
Президент.
А потому, моя подружка, каяться не надо,
Будь умницей и этот чек прими,
Госбанк тебе как жулику дает награду,
Сухими из воды с тобою выйдем мы,
Сухими выйдем мы.
Ты медлишь все еще, моя лошадка?
Ни в коем разе, ни в какое время
Столь радикальной быть не след,
К чему такое бремя?[12]
Передает Оттилии чек.
Президент. Вернемся, Отто, к делам государственной важности.
Глава государства и слуга уходят. Маленький письменный столик также уносят.
Оттилия стоит с чеком одна на сцене, потом медленно уходит направо.
Главный занавес открывается.
17. Отставка
Ширма закрыта.
Слева стол с двумя стульями, справа бар. За столом Франк Пятый пьет джин. Тот Самый — спиной к публике — подметает ступеньки, ведущие к ширме. На нем рабочий халат.
Слева входит Оттилия. Хочет пройти к бару, но останавливается посередине авансцены.
Оттилия. Готфрид!
Франк Пятый. Что, Оттилия?
Оттилия. Ты снял одежду священника?
Франк Пятый. К чему она? Все уже давно забыли, что я вообще жил на этом свете.
Оттилия подходит к Франку, садится рядом с ним.
Оттилия. Гийом, мне тоже джину.
Гийом подает.
Оттилия. Я была у Президента. Созналась перед ним в наших преступлениях. Мой вечный страх перед разоблачением оказался бессмысленным. Вот чек. (Подает ему чек.) Банк наших предков снова на ногах. Нам не нужно больше бояться ни одного шантажиста в мире, и теперь мы можем наконец самоликвидироваться.
Франк Пятый. Мы уже ликвидированы.
Оттилия. Шантажист приходил?
Франк Пятый. Прошлой ночью.
Оттилия. Вы его прикончили?
Франк Пятый. Парень висел у меня на крючке. Но в один прекрасный момент все это мне до чертиков надоело, и из меня вдруг полезла добродетель — как из вулкана.
Оттилия. И что было потом, после этого извержения вулкана?
Франк Пятый. Старушка, я подарил шантажисту банк своих предков.
Оттилия. Подарил?
Франк Пятый. Да, подарил. Хочу наконец стать бедным и добродетельным — это всегда было моей мечтой.
Оттилия. Готфрид!
Франк Пятый. Что, Оттилия?
Оттилия. Кто был этот шантажист?
Франк Пятый. Неважно. Какой-то интеллектуал. С Пойли в союзе. Эдакий человек чести. Проделывает свои махинации до отвращения честно. Но — без меня. В этом Франк Пятый больше не участвует, уж теперь-то, будучи бедняком, я могу себе это позволить.
Оттилия. «С Пойли в союзе». Смешно, какие же абсурдные мысли порой приходят в голову. Еще один джин, Гийом.
Франк Пятый. Два.
Франк Пятый рассматривает чек, смеется.
И теперь ты вдобавок оказала знатному джентльмену своим признанием еще одну колоссальную услугу. Чек выписан на банк, и только новый директор сможет его оприходовать.
Гийом подает.
Оттилия. Мы сами себя переиграли.
Франк Пятый. Швейцар!
Тот Самый неуклюже подходит.
Тот Самый. Да?
Франк Пятый. Отнеси этот чек новому директору.
Тот Самый. Хорошо. (Так же тяжело ступая, идет в банк.)
Молчание.
Оттилия. Это же был Тот Самый.
Франк Пятый. Деградировал. А Пойли теперь на его месте. Тоже стал отвратительно честным. Все наше воспитание — к чертям собачьим!
Оттилия. Тот Самый — швейцар! Какая халатность! Такого гения просто так пустить в расход.
Франк Пятый. И уборщицу они тоже выгнали.
Оттилия. Ну и сброд. Никакого социального чутья!
Франк Пятый. Самое время подавать в отставку. Иначе только запачкаешься.
Молчание.
Оттилия.
Оттилия. Что, Готфрид?
Франк Пятый. Ты ведь вчера вечером встречалась с новенькой…
Оттилия. Ну и что?
Франк Пятый. Кто эта девушка?
Оттилия. Не имеет значения. Так, одна… ничего особенного.
Франк Пятый. Почему же ты созналась во всем Президенту?
Оттилия. Потому что и я хочу выйти из игры, Франк! Потому что и я хочу наконец-то стать бедной и доброй — как и ты.
Франк Пятый. Конечно, кто же еще это мог быть, кроме «так, одна… ничего особенного»… Чепуха, чего только порой не придет в голову! Гийом, еще один джин.
Оттилия. Два.
Франк Пятый. Я был неважным негодяем. Как бы это сказать? — негодяем, далеким от совершенства: тоска по добру во мне была слишком страстной, но она была настоящей. Меня когда-нибудь будут сравнивать с Гамлетом.
Гийом подает джин.
Оттилия. Старый болтун.
Молчание.
Франк Пятый. Оттилия!
Оттилия. Что, Готфрид?
Франк Пятый. Я постоянно думаю о Франциске, о нашей дочурке. Все время!
Оттилия. А я о Герберте, о нашем сыне.
Франк Пятый. Ты еще помнишь, как она сделала первый шаг, держась за мою руку, а потом еще один?
Оттилия. А ты помнишь, как у него была дифтерия и врачи уже лишили нас всякой надежды? Но я его выходила, Готфрид, я его выходила.
Франк Пятый. Одно я знаю, Оттилия, одно я знаю твердо: Франциска осталась хорошей девочкой. Мужчина, который однажды возьмет ее в жены, будет счастлив.
Оттилия. Мой сын Герберт. Славный парень. Надеюсь, он не слишком много курит.
Франк Пятый. Гийом, рассчитай. (Расплачивается.)
Оттилия. Куда теперь?
Франк Пятый. Не знаю. У нас нет ни копейки.
Оттилия. Почти что так.
Молчание.
Франк Пятый. Пора залегать на дно.
Оттилия. Пора.
Тот Самый.
Ступают вниз… Витает над ними алкоголь, —
Бормочет он из Гёте; в глазах у нее — боль.
Низложен Пятый Франк! О мир, замри
Хотя б на миг в молчании и скорби!
Он был пройдоха, право, но за ним
Придут такие негодяи вскоре…
О! первые уже спешат сюда!
Ширма распахивается.
Кабинет дирекции с портретами предков от Франка Первого до Франка Пятого.
На софе Герберт, Франциска, Пойли Новичок.
Тот Самый.
Позвольте же представить, господа,
Вам новую дирекцию…
Шестого Франка поприветствуем. Он — нынче власть!
Так как стал прежний нерентабельным бардак.
Убийства отменяются! Теперь: процент — учет — доход.
Лишь честность нас действительно к злой цели приведет.
Ну вот! Конец нашей истории. Но я не кончил слова! —
Пока делишками кишит наш мир, всегда, — опять и снова
Меня к вам вытолкнет на свет — вселенский торг.
Теперь мне время пол мести и обивать порог…
Но завтра же ваш счет подделаю,
И еще в нынешнем финансовом году
Вы Того Самого, меня, в моем, том самом, кресле
Узрите. Я воскресну! Как — видите? — воскресли
Все те, кого злой банк послал гореть в аду.
Все участники спектакля выходят на сцену и идут к рампе.
