Жорж. Мадлен тебя окрутила.
Леони. Нет, дорогой мой Жорж, совсем нет. Мадлен меня не окрутила. Ей это незачем было делать. Она ребенок, несчастный ребенок…
Жорж. Великолепно! Эта особа обманывает меня с Мишелем. Мишеля обманывает…
Леони. Не собираешься ли ты поверить в тобой же придуманный призрак?
Жорж. Нами с тобой. Вернее, тобой одной придуманный!
Леони. Жорж!
Жорж. Ладно, ладно. Пусть будет мною выдуманный. Но, если разобраться, милая Лео, возможно, что никто из нас его не придумал! Женщина, способная…
Леони. Нет, Жорж. Неужели ты поверишь в эту гадость потому лишь, что она тебя устраивает?
Жорж. Великолепно! Великолепно! Теперь Мадлен причисляется к лику святых. Мадлен святая, ты обнаружила, что она неспособна ранить, довести до отчаяния, убить. Она…
Леони. Она молода, и она любит Мишеля. Да и тебя она любит, дорогой Жорж. Нужно смириться. Я вдруг настолько ясно поняла, что мы притащили к этой молодой чистой девочке все наши застарелые привычки, наш эгоизм, причуды, предрассудки, горечь, обиды, наш беспорядок, пришли, чтобы уничтожить ее молодость, радость, будущее, расстроить ее порядок!
Жорж. Вот порядок-то ее тебя и пленил!
Леони. Поймешь ли ты, наконец, Жорж, что дело вовсе не в том, пленила она меня или нет, а в том, что необходимо исправить зло, которое я причинила…
Жорж. Ах, вот оно что!
Леони. Я нервничаю и говорю совсем не то. Я хотела сказать, что нужно во что бы то ни стало поправить то зло, которое вы причинили, мы причинил, которое причинила, сама того не подозревая, бедная наша Ивонна.
Жорж. Так ты предлагаешь после вчерашнего пойти на попятный? На это, дорогая моя, не рассчитывай. Никогда.
Леони. Принеси эту жертву! Иногда необходимо жертвовать собой. Это гигиена души. Так надо.
Жорж. Ты, я вижу, заразилась стилем Ивонны.
Леони. Не шути. Мне нужно убедить тебя, чтобы ты смог убедить Ивонну. Ты должен поплатиться за все это, и она тоже…
Жорж. Ну а Ты? Ты! Ты! Нет, это просто поразительно! Ты, словно судья, произносишь обличительные речи и желаешь, чтобы все расплачивались. А ты какие жертвы собираешься принести, чтобы выбраться из этой грязи? Хоть чем-нибудь ты собираешься поступиться?
Леони. Я уже принесла свою жертву.
Жорж. Уже?.. Как это понять?
Леони. Я хочу сказать: откуда ты знаешь, не принесла ли я свою жертву и не заработала ли я право ждать от вас того же?
Жорж. О какой жертве ты говоришь, желал бы я знать…
Леони. Я люблю тебя, Жорж. Может быть, я и теперь тебя люблю. Я думала, что жертвую собой ради твоего счастья. Я ошиблась. Но на этот раз я не ошибаюсь. Нельзя пожертвовать этой девочкой и Мишелем ради низменной привычки к устоявшемуся и удобному вам строю жизни…
Жорж (хочет взять Лео за руку). Лео…
Леони. Только без умилений, пожалуйста, а то, знаешь, все эти умиления, благодарности… Я без них отлично обойдусь. Нет. Так надо, Жорж… надо убедить Ивонну.
Жорж. А меня?
Леони. Я не оскорблю тебя мыслью, что ты еще не убежден.
Жорж. Ты хочешь ввести Мадлен к нам в дом?
Леони. Это необходимо.
Жорж. Но, дорогая моя Леони, допустим даже, что я пойду на постоянную муку присутствовать при жизни этих влюбленных, но ведь Ивонна откажется наотрез, возобновит свои крики и угрозы… Не забывай, она «вернула себе сына»… вернула Мика. Попробуй снова отобрать его.
Леони. Ивонна вернула себе развалину. Она очень скоро в этом убедится.
Жорж. Она предпочтете иметь его возле себя мертвым, нежели живым в руках другой.
Леони. Если так, придется действовать тебе. Я знаю тебя, ты инстинктивно восстанешь против всего бесчеловечного, низкопробного, подлого. Бороться нужно, невзирая на собственные наши пороки.
Жорж. А как сказать Мишелю?
Леони. Очень просто. Сказав ему, что Мадлен — само благородство, — ты будешь весьма недалек от истины! Скажи, что она выдумала этого третьего человека для того, чтобы освободить Мишеля, вернуть его семье, его среде. Представляешь себе эту среду! Ну и Мишель только сильней будет любить ее за это. Она этого заслужила.
Жорж. Я не подозревал, что у тебя такое сердце!
Леони. Сердце мое работало вхолостую. Пусть пригодится, наконец, на что-нибудь. Я люблю Мишеля. Ведь он твой сын.
Жорж А Ивонну ты любишь, Лео? НЕ против ли нее ты расточаешь свою силу и энергию?
Леони. Не заглядывай в тайники моего сердца, Жорж. Нехорошо копаться в чужой души. Там можно найти слишком много всякой всячины. Не пытайся проникнуть в мое сердце, да и в свое тоже.
Жорж. Мы покажем себя настоящими флюгерами.
Леони. А какая же это роскошь, Жорж, противоречить себе! Единственная моя роскошь! Собственная моя форма безалаберности! Не лишай меня ее. Семья, обломок семьи, обломок буржуазии, обломок непоколебимой морали, осколки прямой линии! Все может превратиться в осколки под гусеницами слепого танка, под пятой безмозглой силы: удача, мечты, надежды — ничего нет пощады. Воспользуемся же тем, что мы обломки, Жорж, пойдем своим, окольным путем, не мешая другим идти их собственной дорогой.
Жорж (опустив голову). Лео… ты, кажется, права.
Леони. Я люблю тебя, Жорж.
Ивонна, Леони, Жорж.
При последних словах дверь открывается и входит Ивонна, на ней тот же мохнатый халат, что в первом акте, волосы растрепаны.
Жорж. А мы тебя ждем. Мы надеялись, что наедине с тобой он придет в себя. Даже сквозь закрытую дверь Лео слышала его стоны.
Ивонна. Сущий ад.
Леони. Говорил он с тобой?
Ивонна. Нет. Он изо всех сил сжимал мне руку. Я ее отняла, хотела погладить ему волосы, задала нелепый вопрос, не хочет ли он пить. Он сказал мне: «Уйди». Я поднялась. Я надеялась, что он окликнет меня, не даст мне уйти. Стояла возле двери. Он повторил: «Уйди». Сущий ад. Я больше не могу. Не могу!
Жорж. Может быть, мне пойти?
Ивонна. Если он выгнал меня. То, значит, никого не хочет видеть. Я умоляла его лечь в постель, в ответ он принялся бить кулаками об пол. Он лежит на полу в темноте. На животе, в темной комнате.
Леони. Он что, ставни закрыл?
Ивонна. Ставни и занавески. Катается по полу и кусает себе руки. Ад какой-то. Лучше оставить его одного. ОН ведь не от грубости — бедный Мик! — чуть не сломал мне руку, он прижимал ее к своей щеке… Он страдает от того, что заставляет меня так страдать… Он сказал «уйди», как говорят, когда не желают, чтобы тебя жалели, трогали, видели.
Леони. Он весь — открытая рана.
Ивонна. Не будь эта женщина шлюхой, я бы позвала ее, отдала бы ей Мишеля. Вот до чего я дожила.
Леони. Теперь это легко сказать…
Ивонна. Нет, Лео… Это сказать не легко. Для того чтобы сказать это, я должна была дойти до крайности.
Леони. Ты отдала бы ее Мику?
Ивонна. Все что угодно… думаю, что да… Я больше не могу.
Леони. Вот этих-то слов я и ждала от тебя, Ивонна. Я не хотела произнести их первой, не хотела, чтобы Жорж заставил тебя их сказать. Говори, Жорж!
Ивонна. Опять слова…
Жорж. Нет, Ивонна. Не знаю, считаешь ли ты просто словами сделанное мной признание, но на этот раз дело куда серьезней.
Ивонна. Не знаю, что может быть серьезнее того, что с нами происходит.
Жорж. Да, серьезнее, потому что мы попали в это положение вследствие преступления, а преступник — я…
Ивонна. Ты?
Жорж. Мадлен ни в чем не виновата, Ивонна. Таинственный незнакомец не существует.
Ивонна. Я плохо тебя понимаю.
Жорж (приглашая говорить Лео). Лео…
Леони. Вчера я осталась с этой девушкой наедине…
Ивонна. И она уговорила тебя. Что за наивность! Из жертвы Жорж превратился в преступника?
Жорж. Брось, Лео. Будет лучше, если я сразу признаюсь во всем. Так вот, Ивонна: я вел себя подло. Я вынудил бедную девочку лгать, покрыть себя грязью. Я был суфлером ее роли. Этого третьего человека я выдумал сам. Я воспользовался тем, что Мишель доверчив, что Мадлен умирала от страха при одной мысли, что он может обо всем узнать. Это ужасно.
Ивонна. И ты это сделал?
