Мария Яковлевна. Найдет. Тоже мне, кусок золота! Я бы лично никогда за этого старого пьяницу не пошла, хоть я и не великая балерина.
Наталья Ивановна. Что происходит с электричеством? Лучше бы его совсем не было! Второй месяц каждые два часа отключают… Какая была глупость с моей стороны, что я не приняла тогда свою долю от дачи… Мне осталась квартира, а Дюдя всегда жил здесь… Это все Колины принципы!
Мария Яковлевна. Да. Брат Николай был человек с принципами. Этим можно гордиться!
Наталья Ивановна. Я и горжусь!
Подъезжает машина, в дом вваливаются Лиза, Елена и Константин с перевязанной рукой. Константин сразу же ложится на диван. Стонет.
Елена. Мамочка! Можешь себе представить – Косте надо делать уколы от бешенства! Они сказали, что, возможно, кошка заразилась бешенством, потому что нормальные домашние кошки не сидят на деревьях. Представляешь, сорок уколов от бешенства!
Константин. И прямо в живот! А игла – в палец толщиной! И прямо в живот!
Лиза. А я говорю, нет у нас никакого бешенства, одно только тихое помешательство! (Достает плитку шоколада, отламывает кусок.)
Мария Яковлевна. Лиза! Воздержись!
Наталья Ивановна. Пока вы ездили в медпункт, позвонила Анна Павловна и сообщила, что ее муж скончался…
Елена. Какая Анна Павловна?
Лиза (восторженно). Железная Жизелька! Ура! Теперь они поженятся! Дюдя женится на живой легенде! Это почти как Уланова! Как Плисецкая!
Спускается Андрей Иванович в пальто и шляпе, в кашне и с тростью, подходит к буфету, выпивает рюмку.
Андрей Иванович. Н-да… Наток, я не нашел черного костюма… Будь любезна, поищи, пожалуйста, он должен быть где-то в шкафах… Лизик, не будешь ли ты так любезна отвезти меня на станцию?
Лиза. Дюдя, о чем речь? Конечно, отвезу. Да я тебя и в Москву отвезу. Мне все равно ехать надо.
Наталья Ивановна. Куда?
Мария Яковлевна. А обед?
Лиза. В университет!
Наталья Ивановна. На ночь глядя?
Лиза (примирительно). Мамочка! У меня завтра первая пара в девять часов. Я же к девяти отсюда не доеду. Пробки на дороге. Я переночую у подруги, и вместе пойдем на лекцию… Сейчас, Дюдя, я только переоденусь. (Идет наверх, все сидят в молчании.)
Наталья Ивановна. Дюдя… Может, тебе не стоит ехать… это так нервно… при твоем сердце…
Андрей Иванович. О чем ты говоришь, Наток? В этом году пятьдесят лет, как мы с Анной Павловной знакомы… Мы познакомились в год, когда она закончила хореографическое училище и получила первую партию…
Мария Яковлевна. Жизели?
Мощный кошачий вопль с улицы.
Константин. Я ее, заразу, убью.
По лестнице спускается Лиза – одежда ее пародирует балетную пачку. Она берет Андрея Ивановича под руку.
Лиза. Дюдя, а можно я буду твоим шафером?
Андрей Иванович. На похоронах?
Лиза. На свадьбе!
Они выходят. Хлопает дверь, электричество отключается.
Мария Яковлевна (вслед). Лизик! Осторожно на шоссе! Дорога мокрая! (Садится.) Бедный Николай! Какое счастье, что до этого не дожил! Эта жизнь, шаляй-валяй! Никакой дисциплины, никакого порядка! Он бы этого просто не пережил!
Наталья Ивановна. Да! Он и того-то не пережил!
Интермедия
Вставка в темноте, означающая протекание времени. Вспыхивают свечи, фонарики, движутся по сцене фигуры в разных направлениях, среди них медсестра в белом халате, Семен и некто в кепке. Мелькает даже Микки-Маус. Музыка, построенная из партии ударных, фортепианной игры Андрея Ивановича, стрекота пишущей машинки, трелей телефонных звонков, мяуканья кошки. На этом фоне звучат реплики.
– Осторожно! Уборная не работает!
– Где эти битые яйца?
– Это медсестра пришла делать Константину укол.
– Надо вызвать мастера по ремонту пишущих машинок! Это катастрофа! Я не могу работать!
– Он не работает!
– Она не работает!
– Я работаю как ломовая лошадь!
– Не надо идеализировать прошлое!
– Не надо идеализировать будущее!
– Вы серо живете, вы много говорите ненужного!
– Дача разваливается! Ну неужели никто ничего не сделает?
– Надо позвать человека! Где Семен?
– Пускай Ростислав в конце концов займется домом!
– Надо перестать восхищаться собой! Надо работать! Надо тяжело работать!
– Лучше помолчим!
– Идеалы добра и общественного самосознания!
– Пятьсот долларов в неделю на хозяйство…
– Ермолай купил имение, прекрасней которого ничего нет на свете.
– Антон Павлович много насочинял: кое-что преувеличил, кое-что изменил…
– Лиза! Воздержись!
– Какой у вас голос… возбуждающий…
– Я не работал ни разу в жизни. Лакей стаскивал сапоги. Я буду работать.
– Пускай работает рабочий! И не рабочий, если хочет! А я работать не хочу!
– Не надо идеализировать прошлое!
– Теперешняя жизнь будет со временем казаться странной, неумной и грешной…
– Поставьте самовар! Кто-нибудь, поставьте самовар!
– Прививки от бешенства! Сорок прививок от бешенства! Всем прививки от бешенства!
– Прививки от тихого помешательства!
– Если бы жить начать снова!
– В нашем городе самые порядочные, самые благородные и воспитанные люди – это военные!
– Пекин. Здесь свирепствует атипичная пневмония. Простите, оспа.
– Каких-нибудь двести-триста лет…
– Не надо идеализировать будущее!
– Живем в таком климате, того и гляди снег пойдет…
– У Гоголя сказано: скучно жить на этом свете, господа!
– Пасха! Пасха! Святая Пасха!
– Где Семен? Канализацию прорвало! Семен! Где Семен?
– Пасха!
– А Римского Папу не впускать! Не впускать!
Действие второе
Интермедия продолжается в темноте, все те же реплики. Возглас «Пасха!». Колокольный звон. Загорается свет. Утро. Кое-где шторы отодвинуты, проникает свет. Накрыт стол. Куличи, пасха, крашеные яйца. Жареный поросенок. За столом никого. Вокруг стола несколько стульев, остальные стулья перевернуты. Слышен стук пишущей машинки. Распахивается дверь. В ярко освещенном дверном проеме – молодая красивая пара, Ростислав и его жена Алла, она же писательница Евдокия Калугина. В их одежде много белого, по контрасту с окружающим оба словно светятся на блеклом фоне гостиной.
Ростислав. Смотри-ка! Стол накрыт, и никого нет!
Алла. Да, пир горой…
Ростислав. Стол ломится.
Алла. А стулья, видишь, уже все сломились.
Ростислав. Да… разруха!
Алла. Действительно, пора с этим кончать.
Ростислав. С этим трудно кончать. Кусок жизни…
Алла. А чем так пахнет?
Ростислав (неуверенно). Куличами…
Алла. Куличами тоже немного пахнет… Но в основном… (Принюхивается, морщится.) А почему такая темень в доме?
Ростислав отодвигает тяжелые занавеси, свет падает из окна. Ростислав чихает. Открывает окно. Чихает Алла.
Ростислав. Вот и светло.
Алла. Какая пылища! Шторы лет десять не стирали…
Ростислав. Когда еще дед был жив, там, на южной стороне, были оранжереи… Ананасы, абрикосы, орхидеи…
Алла. Мичуринские?
Ростислав. Нет, еще от старой усадьбы…
Алла. Интересно, куда все подевались? Одиннадцать часов.
Ростислав. Спят, я полагаю… (Звонит мобильный телефон.) Это не мой вопрос. К заместителю. Нет, не обсуждается.
Алла. Я считаю, что надо им сообщить… Пора с этим кончать…
Ростислав. Это не так просто. Ты совершенно не понимаешь маминой психологии. Она всегда смиряется с любым фактом. Но – постфактум. (Искренне любуется женой.) Дуся моя, ты шикарно выглядишь!
Ласковое прикосновение, на которое Алла снисходительно отвечает. Раздается дробь пишущей машинки.
Ростислав. Слышь, все спят, а она работает. Как пчелка. Тебя, дуся моя, переводит. Боюсь, не самая удачная твоя идея.
Алла. Котик! А у меня были когда-нибудь неудачные идеи? Может, я – неудачница? И муж у меня – лох? И дети – придурки? Может, двадцать миллионов баб от меня не тащатся?
Ростислав. И как тащатся…
Алла. Или ты думаешь, что от моих книг англоязычное бабье не протащится? Что у них – бабье другое?
Ростислав. Почему другое? Точно такое же, как у нас!
Алла. И не протащатся?
