платформой – для этого еще рановато, – но когда станет, найдется достаточно австрийцев, которые за нее проголосуют.
Лео. Это не может повториться, Натан.
Натан. Я полагаюсь на твой опыт. Извини, тетя Роза говорила мне, чем ты занимаешься в Англии, но я забыл.
Лео. Особенно ничем. Пишу забавные книжки. Две написал. Короткие, но забавные. Или не забавные, но короткие. Как бы то ни было, всем понравилось. И еще я выступаю. На обедах. Десять гиней за речь. Но в Вене я принимал участие в публичной дискуссии британских юмористов – спасибо Британскому Совету.
Натан. Да, тетя Роза видела объявление в газете.
Лео. Точно. По-моему, прошло неплохо.
Натан. Она мне позвонила после этого: «Я нашла сына Нелли!»
Лео подходит, чтобы предложить Натану пирожное.
Да, она расстроена.
Никто не рождается в восемь лет.
Жизнь Леонарда Чемберлена – это продолжение жизни Лео Розенбаума. Его семья – это твоя семья. Но ты живешь так, как будто у тебя нет истории, так, как будто ты не отбрасываешь тени. Ты спрашивал, почему Якоб покончил с собой? Потому что он считал, что не имел права оставаться в живых, когда столько людей погибло.
Натан не обращает внимание на тарелку, но рассматривает руку Лео, осторожно распрямляя кожу между большим и указательным пальцами.
Ты знаешь, откуда у тебя этот шрам? Ты порезался о разбитую чашку. Твой двоюродный дедушка Эрнст, отец тети Розы, мой дед, чудесный Эрнст, врач в семье, зашил рану. (Пауза.) Помнишь?
Пауза продолжается. Лео кивает.
(Мягко.) Я не хочу пирожное.
Лео ставит тарелку обратно. Садится.
Это ничего, Лео.
Лео начинает беззвучно плакать. Натан ждет.
Ты помнишь разбитую чашку?
Лео кивает.
Это был твой последний день в этой комнате.
Лео кивает. Он что-то произносит.
Что?
Лео. Колыбель для кошки.
Натан (обрадован). Колыбель для кошки! Ты меня помнишь?
Лео отрицательно качает головой.
Это твой дедушка нас научил. Я до сих пор играю в колыбель для кошки, только теперь я это называю динамической системой. Я любил твоего дедушку Якобовица. Он немного тронулся в конце, но он продолжал учить меня математике, пока его не забрали годом позже. Он был в отчаянии, потому что ему казалось, что он разгадал гипотезу Римана, но только в уме, а карандаша к тому времени уже ни у кого не было.
Роза входит с большим листом бумаги, формата А3, на котором она нарисовала семейное древо. Она отдает его Лео.
Роза. Я нарисовала нашу родословную, чтобы ты взял с собой.
Лео. Спасибо.
Она замечает перемену в Лео и вопросительно смотрит на Натана.
Натан. Мы обменивались воспоминаниями.
Роза. Ах. И какое твое самое первое воспоминание, Лео?
Лео. Простите меня, тетя Роза.
Роза. Уж скорее я должна просить прощения. Прости, Натан.
Натан. Не надо.
Роза (Лео). Была встреча представителей множества стран на Женевском озере. Проблема беженцев. Америка всем объяснила, что для австрийских евреев существует квота и она не может быть превышена. И я виновата. Я так долго получала семейную визу для Розенбаумов, что к тому моменту, как ее выдали, Германия уже напала на Польшу и нацисты закрыли границу. После этого ни один еврей не выехал с территории Австрии, кроме как в вагонах для скота. Но выяснилось, что квота так и осталась неисчерпанной. Число евреев, приехавших в Америку, было на тысячи меньше, чем устанавливала квота.
У Натана вырывается лающий смех.
Натан. Если тебе не кажется это смешным, ты даже понятия не имеешь…
Его смех сменяется агонией. Он начинает выть. Лео не знает, как реагировать.
Роза курит и бесстрастно наблюдает за Натаном.
Роза. Правильно. Я психоаналитик венской школы по Фрейду. У меня кабинет в лучшей части Манхэттена – на что мне жаловаться?
(Обращаясь к Лео, просветленно.) Первое мое воспоминание – это самое стыдное, что со мной было. Хуже ничего быть не могло. Я забыла, куда я спрятала афикоман.
Лео не понимает.
1900
Роза – маленькая девочка – молниеносно пробегает через комнату, рыдая от стыда. В следующее мгновение комната заполняется собравшимися на Седер гостями. Все в праздничном настроении и увлечены поиском куска мацы, который спрятала Роза.
Эрнст. Ваше здоровье!
Осматривается.
В доме родителей Вильмы это делали иначе. И как теперь быть?
Салли ловит Розу и удерживает ее.
Салли. Подумай!
Роза рыдает. Все остальные члены семьи ищут, пока она рыдает.
У Гретль, которая принимает участие в общих поисках, рождается собственный план.
Поисковая группа. …Кто-нибудь видел, куда она пошла? – Спорю, что она спрятала его в коробке для сигар – (Салли) Что же теперь делать? Что же теперь делать? – (Паули) Роза, не плачь – посмотрите в комоде – посмотрите в книжном шкафу – (Якоб) Роза, а точно в этой комнате? – Может, она ее съела! —
и так далее, пока Гретль не перекрикивает всех. Она держит в руках кусок мацы.
Гретль. Вот он!
Всеобщая радость. Роза перестает рыдать.
Поисковая группа. Ура! – Молодец, Гретль! – А где он был? – Садитесь все за стол! – Куда она его спрятала? – Теперь вспомнила?
Герман все понимает.
Герман (только Гретль). Еще одно чудо.
Гретль. Ах, Герман! Мне так нравится Cедер! Почему ты мне раньше не говорил – это же праздничный ужин!
Паули. Это всего лишь означает, что ты отлично придумала, куда его спрятать, Роза.
Ханне требуется передышка. Когда обед возобновляется, она садится к инструменту и обнаруживает кусок мацы под крышкой рояля. Она находит это забавным, отбрасывает мацу в сторону и начинает тихо играть.
Гретль. Ханна, сыграй вальс!
(Герману.) Потанцуем?
Герман. Не сейчас.
Для Розы, Натана и Лео время не останавливается. Лео изучает семейное древо.
Роза. Эмилия умерла в своей постели.
Лео. Герман – самоубийство.
Роза. Песах, 1939.
Лео. Гретль?
Роза. Рак. Декабрь 1938.
Лео. Ева.
Роза. Бухенвальд.
Лео. Людвиг.
Роза. Штайнхоф.
Лео. Вильма.
Роза. Она умерла.
Лео. Эрнст.
Роза. Аушвиц.
Лео. Ханна.
Роза. Аушвиц.
Лео. Курт.
Роза. Дахау.
Лео. Якоб.
Роза. Самоубийство, 1946.
Лео. Паули.
Роза. Верден.
Лео. Нелли. Блиц.
Арон.
Роза. Артиллерийский обстрел, Вена.
Лео. Салли.
Роза. Аушвиц.
Лео. Захария.
Натан. Марш смерти.
Лео. Мими.
Роза. Аушвиц.
Лео. Белла.
Роза. Аушвиц.
Лео. Гермина.
Роза. Аушвиц.
Лео. Хейни.
Роза. Аушвиц.
Пауза. Лео складывает лист бумаги. Ханна продолжает играть, в то время как Роза, Лео и Натан рассаживаются так, как будто они слушатели. Затемнение.
Персоналии и события, упоминаемые в тексте пьесы [3]
1899 (сцены 1–6)
1848–1916 Правление императора Австро-Венгрии Франца Иосифа I. Император был известен своим неприятием антисемитизма и благосклонным отношением к евреям, что снискало ему огромную популярность в их среде. До «эмансипации» Франца Иосифа венские евреи должны были жить в пределах Леопольдштадта, доступ к образованию был ограничен. После 1867 года евреи были уравнены в правах со всеми остальными подданными, им был открыт доступ к любым должностям в армии и государственном аппарате. К 1920 м годам в Вене проживала третья по величине еврейская община Европы.
1862–1931 Артур Шницлер – австрийский писатель и драматург. Родился в состоятельной еврейской семье в Вене, до переезда в более престижный район семья жила в Леопольдштадте. Учился на медицинском факультете Венского университета, работал ассистентом врача-психиатра. Был близко знаком с Зигмундом Фрейдом и Теодором Герцлем
