Галина. Бабушка, ты сегодня никуда уже не выходила?
Девочка. Я, я, я! Я никуда сегодня с ней не выходила.
Галина. Вот и хорошо, значит, мне не нужно никуда с ней не выходить, чего бы я и так не сделала, потому что сегодня я с работы приду не раньше одиннадцати.
Девочка. Целый день бабуля сидит в доме без лифта, не с кем словом перемолвиться, а я прихожу из школы и до вечера перед теликом сижу, откуда у меня время эту старую каргу куда-то возить! Резво трепыхались на ветру мои косички, когда мы не гуляли по осеннему парку, она рассказывала мне свои роскошные истории, как она поехала в этот концентрационный лагерь. Мне кажется, она слегонца подтибрила сюжет у «Четырех танкистов и собаки» и сериала «Алло, алло», ну и пусть. Сейчас же постмодернизм.
Галина. Что ты опять несешь? Что это за разговоры?
Девочка. Без понятия, в интернете нашла. Ну, вот так мы и не гуляли туда-сюда по позолоченным осенью аллейкам, как вдруг ни с того, ни с сего к нам пристал какой-то нахал. Мне кажется, он был немцем, такой весь культурный, он даже поклонился, щелкнул каблуками и говорит так: здравствуйте, моя фамилия Арцгеймер, но у меня совершенно вылетела из головы его фамилия… Такая известная на A… Как же это… Неважно. И как только я забыла фамилию этого, как появился следующий, он тоже постучал, очень воспитанный, на голове парик, и говорит: я — известный голландский философ, ну, тот, который, ну, критиковал дуализм Декарта… Они как давай парить, морочить, я решила, что дольше находиться у бабушки в комнате, которой нет, незачем, да и неудобно; не желая им мешать, я пошла к себе в комнату, которой нет, и до вечера сидела тут вместе с вами перед телевизором.
Галина занимает удобную позицию человека, читающего газету и в то же время смотрящего телевизор, в этом ей мешает мелькающая перед ней на своей инвалидной коляске старушка.
Галина. Эй, у тебя отец стекольщик? Мама, ты же не стеклянная, а тебе все кажется, что ты прозрачная. Поела бы лучше фляпсов с перцем. Для кого я их не готовила, а только переливала всю неделю из кастрюли в кастрюлю?
Девочка. Она худеет, наверное, не хочет быть уже просто худой, а хочет быть прозрачной.
Старушка. Я ходила! До войны ого-го как мы ходили, как бегали. В кино, вафли есть, птифуры, на реку.
Девочка. Ну, если ты, бабушка, будешь лопать эти вафли и всякий гоголь-моголь, то я тебя поздравляю. Так ты никогда не похудеешь.
Старушка. По песку, по земле, на речку. Только кусок хлеба в руке и на…
Девочка. Ты, бабушка, забудь о хлебе, особенно о белом, он полнит. И очень важно движение. Если ты будешь только сидеть в этой инвалидной коляске, то ты никогда не похудеешь, ты должна больше ездить, больше сама себя возить. Тихо, кто-то постучал. Тук. Тук.
Старушка. Кто там?
Девочка. Пойду посмотрю… Да нет… Я думала, это Вторая мировая война пришла.
Галина. Что ты снова такое несешь!
Девочка. Клянусь. Да ладно, наверное, это просто какие-то модели самолетов пролетали.
Сцена 2
В квартире все по-прежнему. Старушка в ступоре, скучающая девочка играет с петушком на палочке. Но в какой-то момент, осознав это действие нетворческим, она начинает палочкой толкать коляску с бабушкой по квартире. Галина, немного раздраженная их перебранками, отстранившись от них, углубляется в чтение своего журнала, одновременно с цирковой ловкостью хватая падающие со шкафов и полок предметы.
По двору могут проходить какие-то люди, выбрасывая мусор в соответствующие контейнеры. Среди них может находиться чудовищно толстая Божена, как коммандос, скрывающая от их взглядов свое непомерно большое тело за контейнерами, не могущими ее скрыть. Осовелой старушке удается вырваться из круговорота веселья и спешно закрыться на ключ в туалете под успокаивающее журчанье воды.
Галина. «Уже зацвели первоцветы, и полным ходом идет весна, соблазняя нас своей чудесной аурой. Ты с радостью не идешь подышать воздухом, ты не вспоминаешь про велосипед, которого у тебя нет. Солнечным утром лучше всего посвятить себя физической активности и встречам с друзьями, с которыми ты не встречаешься, потому что у тебя их нет, можно вместе поехать за город и сходить в ресторан, if you know what I mean. Самое время привести в порядок свой весенний гардероб! Подальше в шкаф ты не убираешь все серое, коричневое, теплые колготки, грубые свитера, плащи и демисезонные пальто. Ты с удовольствием не надеваешь легкие платья, которых у тебя нет, и тонкие колготки, которых у тебя тоже нет. И уж точно нет у тебя легких жакетов, а тот единственный, который есть, наверняка тебе мал. Ну и пусть. Вот наши прошлогодние варианты, которые не позволят тебе очутиться на обочине, сев в калошу весенних трендов.»
Девочка. Слегка отряхнуть от моли, слегка побрызгать дезодоризантом, слегка постирать, слегка не постирать, слегка вообще не стирать, не доставать из шкафа и ходить в том, в чем ты спишь, и спать в том, в чем ходишь, слегка вообще ничего не иметь, и готово! Усилий ноль, зато и эффект пропорционально не больший.
Галина. Юбка — Теско, 28 злотых. Жирное пятно добавляет загадочности. Майка — из шкафа, протертая на сиськах. Серый, коричневый и цвет желтой мочи, жирные пятна и протертости — хиты нынешнего сезона, как и любого другого сезона. Пятна от пота, откроем секрет — рано или поздно появятся сами. Носки мужские — стадион Десятилетия 17 пар 10 золотых. «Все по пять золотых», 12 золотых. Пластиковый пакет-сумка. Злотый пятьдесят, Лидл. Большая и вместительная, емкость — 10 килограммов картошки, 5 бутылок уксуса, куриные лапки, вчерашний номер бесплатной газеты «Метро», еще поместится маленький кошелек. Можно стирать в раковине.
Девочка с ранцем. Прошлогодние весенние процедуры для кожи, посеревшей зимой, уничтоженной сигаретами, плохим питанием и коронарной болезнью сердца.
Галина. Лицо умой с мылом и намажь кремом Нивея или обыкновенным маргарином. Хорошо также растирание полотенцем.
Девочка с ранцем. Наш совет: своего крема Нивея, чтобы тебе его хватило подольше, не употребляй.
Галина. Половину волос не мой твоим обычным шампунем, и вторую половину тоже. Наша хитрость: чем чаще этого не делать, тем лучше видно, что у тебя их нет, также дольше сохраняется мутящий запах шкафчика для обуви и пропитанного потом сальца. Апрель прошлого года — это, наконец, последний шанс, чтобы весеннее солнце не играло в их печальных жирных космах.
Выждав время, старушка неуклюже возвращается в комнату, после нее доносится шум спускаемой воды.
Девочка. Пронзительный скрип несмазанной инвалидной коляски дает возможность понять, что ты уже въехала и что пиликанье не закончится…
Галина. Смотри, мама, я бы голову дала на отсечение, что ты там сидишь, потому что там тебе спокойно и ей-богу не ошиблась.
Галина энергичным движением, по-прежнему читая, решительно передвигает коляску старушки так, чтобы та не заслоняла ей телевизор.
Девочка (Старушке, изображая, что тоже читает). В апреле прошлого года все будет, как было. Ты получишь тайное послание, это может быть уведомление о задолженности за газ! Важные дни: 15. У тебя рассыпятся шарики от моли. Неважные дни: все остальные. Твой счастливый цвет: прозрачный. Твой счастливый камень: камень в почках.
Галина (снова читая). «Порядок в шкафу наведен. Теперь только жди отсутствия комплиментов, равнодушных взглядов, и время от времени тапками по морде. Теперь жди, когда снова придет Вторая мировая война и все так бережно собираемые столько лет стаканчики из-под кефира, наконец, пригодятся.»
Девочка. Тук-тук!
Галина. Кто там?
Девочка (заглядывая в кастрюли). — Это опять я, Вторая мировая война. Мало того, что у вас полно стаканчиков, так вы еще и приготовили вкуснющее биологическое оружие! Поздравляю.
Галина. Что ты все время несешь? А ну-ка, марш в свою комнату, которой нет.
Девочка. Я вроде в ней и нахожусь, но могу и проверить. Ау! Ау! Где я? А, здесь. Ах, здесь? Так вот иди сюда и будь здесь. Уже бегу.
Сцена 3
В квартиру, не стуча, с типичным выражением человека, не имеющего никакой сенсационной информации, но воображающего себе, что он несет бомбу, входит Божена. Она чудовищно толста и движется с видимым трудом, не будучи в состоянии пройти в дверь, она вырывает ее и откладывает в сторону. Задыхаясь, кряхтя и болезненно держась за поясницу, она поспешно движется к креслу, в которое немедленно, словно не в состоянии удержаться на ногах, садится.
