По улице проходит толпа депортированных мужчин, женщин, детей. Среди них юная и очень красивая брюнетка в летнем платьице, светлом, легком и прозрачном, как будто девушка собралась на праздник.
На одной стороне улицы — группа солдат и офицеров. Когда девушка проходит мимо них, они начинают разглядывать ее и что-то обсуждать между собой. Девушка испуганно скрывается в толпе.
Воспоминания Макса прерываются, так как появляется Клаус — постоянный обитатель гостиницы. С виду — настоящий джентльмен.
Клаус. Здравствуй. Ты ждал меня? Макс. Конечно, конечно.
Они направляются к стойке. Макс несет чемодан Клауса.
Клаус. Все тот же номер?
Макс кивает. Кладет на стол ключ и протягивает Клаусу книгу регистрации. Клаус берет ручку, но прежде чем расписаться в книге, смотрит Максу в лицо.
Клаус. Ты какой-то странный. Что, беспокоишься по поводу четверга?
Макс пожимает плечами. Клаус вписывает свою фамилию в книгу.
Клаус. Вот уж не стоит нервничать. Твое дело чистое. Можно сказать, никаких свидетелей.
Макс кивает, берет чемодан Клауса и направляется к лифту.
Клаус. Ты должен быть доволен. В последнее время мы занимались только тобой. Профессор говорит, что у тебя особый случай.
Макс ставит чемодан в лифт и собирается закрыть его.
Клаус. Чуть погодя придет профессор. Впусти его.
Макс. Хорошо. Спокойной ночи.
Лифт поднимается. Макс поворачивается на стуле и выключает свет в вестибюле. Вновь возникает воспоминание, прерванное появлением Клауса.
Большая комната, очередь из обнаженных людей (тех же самых, которых мы видели в толпе на улице). Немцы, проводят осмотр и сортировку заключенных. Среди офицеров — Макс в эсэсовском мундире. Он снимает происходящее на пленку. Среди заключенных и красивая девушка в нарядном платье. Но сейчас она голая и униженная. Макс направляет на нее объектив кинокамеры, подходит к ней все ближе и ближе...
Штумм подходит к Максу и зажигает свет.
Штумм. Ты что, спал?
Макс широко открытыми глазами тщетно пытается уловить ускользнувшее воспоминание. Он страшно раздражен, что ему помешали.
Макс. Нет! Оставь меня в покое!
Штумм явно обиделся. Отходит от Макса.
Штумм. Извини, но мне надо работать.
Макс не отвечает, он что-то обдумывает... Подходит к репертуарной афише и читает: «21 — 23 ноября. «Волшебная флейта» В. А. Моцарта. Дирижер — Энтони Атертон». Продолжая о чем-то размышлять, Макс отправляется на поиски Штумма и, найдя его, обращается к нему елейным голосом.
Макс. Извини меня... У меня тут неприятности.
Штумм. Какие, расскажи.
Макс. Сейчас не могу, но обязательно расскажу. Ты же знаешь, только с тобой я душу и изливаю... Ты не мог бы сделать мне одолжение?
Штумм. Если смогу...
Макс. Подмени меня завтра вечером.
Штумм. Как это?
Макс. Здесь за стойкой. Тебе что, не нравится моя служба? Наденешь мой пиджак и будешь вежливо так отвечать.
Штумм в изумлении смотрит на Макса.
Макс. Ну так сможешь или нет?
Штумм. Конечно, смогу.
Макс. Спасибо.
Макс возвращается на свое место. И в это враля раздается звонок.
Штумм. Я открою.
Макс встает со стула, когда вновь прибывший подходит к стойке. Это Ганс, профессор.
Макс. Это ты, Ганс?
Ганс. Ты что, спал?
Макс. Нет.
Ганс. Меня ждет Клаус. Он все в том же номере?
Макс кивает. Ганс направляется к лифту, приветствует Штумма, поднимается наверх.
Макс пытается вернуться к своим воспоминаниям.
Гостиничный номер супругов Атертон. Маэстро Энтони Атертон снял смокинг, надел элегантную шелковую пижаму и, ложась в постель, протягивает руку к стопке газет. Дверь в ванную открыта. Там Лючия Атертон с помощью ватного тампона перед зеркалом медленно-медленно снимает с лица косметику. Она взволнована, ее память блуждает где-то в прошлом, воскрешая тревожные события.
Энтони поднимает телефонную трубку.
Энтони. Бутылку холодной минеральной воды.
На пороге ванной в ужасе появляется Лючия.
Лючия. Не надо! Не надо! Не звони!
Но Энтони уже положил трубку. С изумлением он смотрит на жену.
Энтони. Что на тебя нашло?
Лючия сразу же приходит в себя.
Лючия. Ничего... извини.
Она возвращается в ванную, нон на этот раз закрывает за собой дверь. Из комнаты раздается голос мужа.
Энтони. Ты что, неважно себя чувствуешь?
Лючия отвечает ему, почти кричит.
Лючия. Нет! Все хорошо!
Однако Лючия на самом деле в большой тревоге. Она пытается успокоиться — хочет протереть лицо, льет жидкость из флакона на ватный тампон, но флакон падает. Только тут она замечает, что у нее трясутся руки. Она успокаивается, продолжает приводить себя в порядок. Замирает на месте. Слышен голос мужа: «Войдите». Слышно, как входит Макс, ставит поднос и спрашивает: «Больше ничего не надо?» Муж отвечает: «Нет, спасибо»... Макс закрывает за собой дверь. Наконец-то. Лючия неподвижна, кажется, она вот-вот потеряет сознание. Опираясь о стену, она потихоньку сползает на пол. Глаза ее смотрят вдаль, и она видит то, что, казалось, похоронено навсегда.
Вот она — юная, голая, бежит по белой комнате. Она подбегает к закрытой двери, а затем оказывается у стены. Офицер-эсэсовец (Макс) стреляет в нее с близкого расстояния. Она пытается увернуться, а он стреляет вновь. Офицер не хочет убивать ее, он хочет ее напугать. Она падает на пол в шоковом состоянии. Офицер поднимает ее и уносит.
Голос мужа возвращает Лючию в настоящее.
Энтони. Лючия! Ты идешь?
Лючия. Иду! Я еще не закончила.
Однако она так и остается сидеть на полу, как будто не хочет вовсе выходить отсюда.
Номер Клауса. Клаус, в пижаме и халате, сидит в кресле. На коленях у него — папка, в руках — лист бумаги. Напротив него сидит Ганс, который курит толстую сигару, отчего некурящий Клаус часто кашляет.
Клаус. ...Я мог бы продолжать зачитывать тебе строки из многочисленных дел. Документация, которую мне удалось собрать, обширна и надежна.
Ганс. Говори потише, осторожно!..
Клаус. Да кто нас может подслушать... Ладно тебе...
Клаус наливает коньяк, кашляет.
Клаус. Мне удалось выяснить, не спрашивай, каким образом, что известно о Максе ищейкам. Вот, послушай: «Максимилиан Тео Альдорфер. Сделал карьеру в окружении Кальтенбруннера. Служил в Венгрии в отделе 4Б. Проживает под вымышленным именем». И так далее... «В Нюрнбергском архиве на него заведена папка...» и так далее. В досье он обозначен цифрой три, что означает «мелкая рыбешка». Однако есть приписка: «Водил дружбу с «крупными рыбами»».
Клаус откладывает документ.
Клаус. Поэтому можно предположить, что он находится в розыске. У Макса была богатая фантазия. Он изображал из себя врача или санитара, что давало ему возможность делать сенсационные, ударные снимки. Понятно, что из всех его пациентов в живых не осталось никого. Однако вот взгляни на этот снимок...
Клаус показывает Гансу черно-белую фотографию массовой расправы. Указывает пальцем на фигуру убегающего человека.
Клаус. Этому вот удалось сбежать. Позже его поймали, но оставили в живых — выяснилось, что он отменный повар. К тому же он был очень услужлив. Сейчас у него собственный ресторан на берегу реки. Именно он предупредил меня, что Макс оставил в живых одну девушку...
Ганс. Найди ее.
Клаус. Конечно, ты видел Макса? Он показался мне очень взволнованным.
Ганс. Я прекрасно понимаю его. Не будем держать его в большом напряжении. Он единственный, кто еще должен пройти проверку... Я понимаю, Клаус, что эти документы находятся в надежных руках... но лучше бы от них побыстрее избавиться...
Лючия никак не может заснуть. Она включает радио, делает его потише, чтобы не разбудить мужа, и, в конце концов, выключает. Она ложиться поближе к Атертону, как бы ища его защиты, и закрывает глаза...
Ночь. Офицер несет девушку по коридору, в затем укладывает на кровать в белой комнате и привязывает ее руки к спинке кровати.
Лючия широко раскрывает глаза, садится и закуривает. Она явно не хочет избавляться от воспоминаний. Тишина ее раздражает. Она вновь включает радио и убавляет звук до предела.
Макс погружен в свои воспоминания, которые прерываются вызовом из номера 40. Макс смотрит в нерешительности на лампочку, затем отключает контакт и направляется к лифту.
Макс стучит в дверь номера 40 (того самого, v которого он задержался, чтобы прочитать записку). Из комнаты раздается: «Войдите». И Макс входит.
