Женщины весело переругиваются.
СЮЗОН (со вздохом). Жалко!
ИНВАЛИД. Это новая реквизиция колоколов. Отбирают, вот и пробуют. На сей раз, говорят, будут брать и с Нотр-Дама.
ДАМА. Реквизиции, рекрутчина, холод, голод – и наши сыновья гибнут сотнями что ни день. Неужели эта война никогда не кончится?
БЛОНДИН. А вы спросите Комитет спасения, отчего они не хотят заключать мир!
ИНТЕЛЛЕКТУАЛ. Хороши бы мы были, если б заключили мир на условиях, продиктованных врагом!
СТУДЕНТ (запальчиво). По-вашему, Комитет ведет войну из спортивного интереса? Или за какой-то там клочок земли, как короли?!
ФРАНТ. Какая разница. Раньше революция была куда как веселее. А теперь стала скучной и унылой.
Печатник, Студент и Часовщик негромко негодуют.
ИНВАЛИД. И то правда! В девяносто втором повеселей было! Десятого августа… Хотите верьте, хотите нет, но того единственного часа на площади Каррузель, когда мне перебили лапу, я не променял бы и на сотню здоровых рук. Война на улицах – это… это сущий рай.
Смех и негодование.
ИНТЕЛЛЕКТУАЛ (дружелюбно). А за кого сражаться и за что – это уж вас не волнует, да?
ИНВАЛИД. Еще как волнует! Думаете, так уж весело драться из-под офицерского хлыста ради какой-нибудь семейной распри между королями, для которых мы товар подешевле лошадей? Ну уж нет, господин! Это совсем не то же самое, что по доброй воле строить и разрушать баррикады, сражаясь за Права Человека!
ЧАСОВЩИК. Права Человека! Четыре года назад это была вера, за которую всякий без раздумий отдавал жизнь и даже имущество. Меж тем четыре года минули, мы страдаем и сражаемся без продыху, но чего ни добьемся – все отбирают или разбазаривают наши представители. Правительство свободы! Вожди свободного народа! Человек, получивший власть, сей же час превращается в свинью, всегда и всюду, все равно, восседает он на троне или в Конв…
Поднявшийся было негодующий и боязливый ропот переходит в приглушенные возгласы и смолкает.
ГОЛОСА (все беспокойно озираются, ища Шпика). Он что, рехнулся?! – Пощадите! – Постыдились бы! – Одумайся, мил-человек! Головой ведь поплатишься!
ЧАСОВЩИК. Головой? Подумаешь, эка беда! Для человека, утратившего веру, смерть не так уж страшна!
ИНТЕЛЛЕКТУАЛ. Утешься, гражданин: революция не свернула со своего пути. Но Прав Человека не завоюешь в шесть недель – после тысячелетнего-то рабства.
СТУДЕНТ (Часовщику). Ваше отчаяние – это ведь дезертирство, понимаете вы это? Мы боремся всего-то четыре года и будем бороться до самой смерти. Речь не о нас, о нет! Речь о свободе человеческого прогресса – может статься, только для наших правнуков!
Шпик появляется вновь.
ДОМОХОЗЯЙКА. Вам, молодой господин, легко говорить. Если б вам надобно было кормить семью, вы бы иначе рассуждали после эдаких-то четырех лет.
СТУДЕНТ (дружелюбно, указывая глазами на Шпика). Но вслух я бы рассуждать не стал, гражданка.
ИНТЕЛЛЕКТУАЛ. А Конвентом следовало бы восхищаться, а не предъявлять к нему мелочные претензии. Что ж с того, если среди семисот депутатов найдется парочка тупиц и мерзавцев? Что они, например, такое рядом с одним Робеспьером?
Это имя производит эффект слабого электрического разряда.
ПЕЧАТНИК. Факт есть факт: стоит ему захворать, как революция замедляет свой бег и начинает спотыкаться.
СТУДЕНТ (пылко). Это человек исключительный. Лишь его разум способен охватить ситуацию целиком, притом под каждым углом зрения. К тому же он чист.
КАМЕНЩИК. Вот-вот. А вообще, кто умник, тот и вор…
ПЕЧАТНИК (шепотом). Как «Человек Десятого Августа»…[7]
Блондин негодует.
КАМЕНЩИК. …а зачастую еще и предатель. Покамест ему одному и можно взаправду доверять.
СТУДЕНТ. Он правит лучше, чем лучший из королей. Однако о диктатуре даже не помышляет!
БЛОНДИН (угрожающе). Пусть только попробует! Но он свое дело уже сделал, друзья мои.
СТУДЕНТ. Ты спятил?!
ИНВАЛИД. Да, так и есть! Вот и Шометт[8] говорит, что это человек конченый. И он совершенно прав!
БЛОНДИН. Революция давно завершена. Сейчас Республике необходимы мир и свобода, а он затягивает войну, затягивает террор, лишает народ сил и мужества…
ПЕЧАТНИК. Эге, да это выученик Дантоновой школы!
ИНВАЛИД. Тупица! Все ровно наоборот. Робеспьер годился, пока довольно было мягких средств. Но сегодня нужна энергия! Сегодня требуются средства радикальные, которых он боится, а не то контрреволюцией заразится вся страна, как уже заражен Конвент…
БЛОНДИН. Предпочитаю школу Дантона школе Эбера! Это вы, предатели, изводите нас голодом! Вот они, ваши радикальные средства!
Лезет в драку. Внимание отвлекает полицейский отряд с приговоренным. Конвою необходимо пройти в переулок, путь в который преграждают ожидающие в очереди. Конвой вынужден остановиться, очередь расступается с трудом, более сильные отталкивают тех, кто послабее.
(Тихо). Вы только посмотрите. Какой в этом смысл? И дня не проходит, чтобы они кого-нибудь не уводили. От одной мысли об этой нескончаемой публичной бойне уже тошно! Почему ваш Комитет не положит этому конец?
ФРАНТ. Эй, а это еще кто?
Жандармы не обращают на вопросы внимания.
ИНВАЛИД. Скажите-ка, кто это?
СОЛДАТ. Эмигрант, а вам-то что за дело?
ШПИК (подходит). Что нам за дело до спасения Отечества, да? Что нам за дело?
ИНТЕЛЛЕКТУАЛ. Это что ж, пешком для разнообразия?
СОЛДАТ. Коли он один, так чего ж его везти? Он здоров, идти может.
ШПИК. Разумеется, в один-то конец может. А вот с обратной дорогой посложней… Что, господин граф? Обратно – пешочком?
Два-три человека смеются, но тут же умолкают, не получив поддержки.
МУЖЧИНА B. А почему бы и нет? Голову эдак под мышку – и вперед!
Конвой продвигается.
СЮЗОН (с дрожью в голосе). О Господи… такой хорошенький… бедняжка!
Добродушные смешки, но в целом настроение неприязненное. Конвой проходит.
ДАМА. О да, воистину скорбное зрелище…
СТУДЕНТ. Лучше благодарите Бога за энергичность и бдительность Комитетов! Или вы хотите, чтоб ассигнации превратились в макулатуру? Чтоб любой мог заломить тысячу ливров за вязанку дров и украсть у вас тот кусок хлеба, что вы пока еще можете достать?!
Двое вооруженных солдат Революционной Армии стучат в ставни и встают по обе стороны от выхода.
ГОЛОСА (приглушенные выражения облегчения, радости). Наконец-то! – Три часа заставили ждать! – Только бы всем досталось…
Булочник открывает лавку. Вопль радости. Заходит Каменщик.
СЮЗОН (своей спутнице, тихо). Кто они такие?
МАДЛЕН. Ты, поди, никогда в очередях не стояла? Революционная армия. Солдаты Венсана.
СЮЗОН. А нам они зачем?
БЛОНДИН. Поддерживать порядок. Вот увидите, как они этот порядок поддерживают.
Каменщик возвращается, заходит Мадлен. Каменщика останавливают, цепляются за него.
ГОЛОСА. Сколько там еще? – Сколько буханок? – Сколько у него там? – Всем хватит? – Хватит?
КАМЕНЩИК (высвобождается). А я почем знаю? Я не считал!
Уходит. Толпа возбуждена.
ЖЕНЩИНА A (впологолоса). Значит, мало!
Беспокойный ропот. Атмосфера накаляется.
МАДЛЕН (выбегает; обращается к Сюзон, шепотом). Поторопись – только семь штук!
Уходит. Подслушанная новость молниеносно распространяется по очереди шепотом, который сразу же переходит в крики.
ГОЛОСА. Семь штук – семь буханок – как, опять? – Скорее! – Мне! – Мне надо сегодня!!
Прежде чем Сюзон успевает добраться до двери, очередь распадается. Стоявшие в конце рвутся вперед; за ними остальные. Булочник захлопывает двери, прищемив руку какой-то женщине. Ужасный крик боли. Рассерженная толпа теснится у дверей. Вопли, крики, проклятия.
Постепенно становятся различимы отдельные голоса.
ПЕЧАТНИК (показывает на неподвижных солдат). Мы убиваем друг друга… А эти стоят тут, как истуканы, черт их дери!
Толпа несколько ослабляет натиск и обращается к солдатам, однако поначалу без агрессии.
