ночью…
Треск веток заставил всех обернуться. Одна девушка даже вскрикнула от испуга. Но через секунду вздох облегчения вырвался наружу – это был всего лишь Георгий. Присев рядом с женой, он сжал ее плечо и предостерег красноречивым взглядом. Казалось, между ними происходил какой-то молчаливый спор, в котором, несомненно, выиграла Прасковья, потому что уже через минуту она продолжила свой рассказ, а Георгий, махнув рукой, покинул поляну.
– Не прошло и года после рождения дочери, как Роберт почувствовал непреодолимую тоску по уехавшей любимой. Он клял себя за слабость, за нерешительность, за то, что даже не объяснил ей причину, по которой он не пришел на причал, когда она садилась на корабль. Чувства к Аутре были сложные, он любил ее по-своему, как мать их ребенка, но влюбленная в Илву часть души все больше наполнялась болью, и эту боль не могла заглушить даже дочь. Иногда ему становилось до того одиноко, что, уложив малышку в постель, он шел в ближайший парк и часами прогуливался по освещенным фонарями и утопающим в зелени аллеям.
И вот в один из дней, когда в очередной раз тоска затопила его сердце, он вышел из дома на прогулку и вошел в парк. Дойдя до ближайшей скамейки, он увидел женщину, закутанную в широкое зеленое пальто. Погруженный в воспоминания, он лишь вскользь коснулся взглядом незнакомки. Но пройдя еще несколько шагов, вдруг услышал за спиной удивленный и до боли знакомый голос. «Роберт?!» Он обернулся. Это была она, его Илва, исхудавшая, бледная, отчаявшаяся, но все еще любимая.
По круговой линии слушателей пробежался еле слышный шепоток: кое-кому из молодых людей эта встреча не понравилась.
– И опять-таки, – продолжила Прасковья, – не надо быть провидцем, чтобы понять, как развивались события дальше. Роберт обнял свою возлюбленную с такой силой, с какой утопающий хватается за спасательный круг. Он снова был счастлив, жизнь с прежней страстью увлекла его в любовный водоворот и наполнила до краев. Вопрос о том, что делать дальше, перед ним уже не стоял. Илва должна быть с ним рядом как спутница жизни, а не любовница. Недолго думая Роберт подгадал момент и выложил все жене. В ту роковую ночь Аутра узнала всю подноготную его романа и душевных терзаний. Но слушала рассказ мужа она не одна, маленькая Кристина, привлеченная беседой родителей на повышенных тонах, стояла под дверью.
Идиллию у костра прервал сухой треск и крик ночного хищника – это филин вспорхнул с ветки дуба и в поисках добычи сделал облет над поляной. Охота прошла удачно, до слуха собравшихся донесся, а затем резко оборвался отчаянный мышиный писк, после чего хищник вернулся на облюбованную им смотровую площадку. Когда все успокоились, десять пар любопытных и разгоряченных историей глаз уставились на Прасковью в ожидании продолжения.
– Может, пойдем по домам? – спросила она, глядя на часы. – Уже час ночи.
Недовольные возгласы заставили ее поднять руки.
– Хорошо-хорошо. Значит, продолжаем.
Прасковья сделала глоток чая, чтобы промочить пересохшее горло.
– Аутра была мудрой и гордой женщиной, развод для нее был неприемлем ни при каких обстоятельствах, только смерть может разлучить ее с мужем, была убеждена она. Она попросила несколько дней на раздумье. Для чего ей это было нужно Роберт не понимал, но противиться не стал, хочет обдумать – пожалуйста.
Следующие дни Аутра практически не выходила из спальни, а Роберт переселился на кабинетный диван. Все эти дни Кристина внимательно наблюдала за родителями. Ее благополучный мир рушился на глазах. Ребенок задался недетским вопросом: «А что такое развод?». Она спрашивала у соседей, у подруг и даже у крестной, которая нянчила ее с рождения. Никто не мог или скорее не хотел объяснить, что это за явление.
Наконец Аутра позвала мужа. Когда Роберт поднялся к ней в спальню, она протянула ему листок, на котором изложила условия развода. Роберт читал и периодически вскидывал на нее удивленные глаза. Первый пункт был вполне безобидным. Приближался шестой день рождения Кристины, Аутра настаивала на том, чтобы до этого дня ни единая душа не узнала о его романе и предстоящем разводе. Вторым пунктом значилось требование: все эти дни ни при каких обстоятельствах он не должен видеться с любовницей. Он может идти к друзьям, родственникам, но не к ней. Этот пункт Роберт тоже принял, хотя и с натяжкой: ради светлого будущего неделю можно подождать.
И наконец, третий пункт… Он-то и вверг Роберта в особое недоумение. Аутра настаивала на странном и, на его взгляд, бессмысленном условии: каждый день он должен был приходить с ней на набережную и проводить в безмолвии целый час. Она напомнила ему о том, что именно так они поступали, когда ждали рождения Кристины. Беременной Аутре нужны были ежедневные прогулки на свежем воздухе. Во время прогулок они держались за руки, думали о будущем и строили планы. По ее словам, это был самый романтичный период в их уже зрелых отношениях, и перед разводом она хотела бы пережить его снова.
Роберт пытался возражать: какие еще прогулки? Но Аутра была неумолима. Делать нечего, Роберту нужен был развод, и он согласился. Илва, узнав о третьем условии, заявила, что таким образом Аутра пытается манипулировать его чувствами, а когда поняла, что для него это дело чести, умоляла быть начеку. Семь дней оставалось до дня рождения Кристины и семь дней отведено на выполнение третьего условия.
Настал первый день «держания за ручку», как ехидно назвала третье условие Илва. Роберт пришел домой после работы, а когда поужинал, жена уже стояла в холле, одетая для вечерней прогулки. В первый день он чувствовал себя, как на раскаленной сковородке, никак не мог расслабиться. Чувство неловкости и понимание смехотворности этого фарса не покидали весь этот час, а когда все закончилось, он вздохнул с облегчением и поспешил к другу с ночевкой.
На второй день Роберт за ужином выпил рюмку коньяка, чтобы напряжение было не таким сильным, как накануне, но все же рука его неловко покоилась на руке жены, и час прогулки прошел в тягостном ожидании. Третий день выдался спокойным, Роберт уже стал привыкать к обязательной процедуре и думал весь час о работе. На четвертый день внезапно в его сознании произошел переворот, он так был увлечен собственными мысленными рассуждениями, что не заметил, как взял жену за руку и сильно сжал. Аутра одарила его белоснежной улыбкой и снова отвернулась. Роберту показалось, что в тот день жена была необычайно привлекательна, в ее глазах поблескивали огоньки фонарей, на щеках пылал нежный румянец. Это были
