class="p1">– Ты занят? Нужно пообщаться.
– Так я сейчас заеду.
– Ты уже приехал, что ли?
– Да, сегодня утром. Так я еду или как?
– Погоди. Меня выписывают, хочу прямо сейчас свалить. Езжай ко мне, я скоро буду.
– Нет, – после паузы сказал Савелий. – У тебя ни пожрать, ни выпить. Дуй в «Эльбрус», посидим и поговорим. Сядем прямо в кабинете, чтобы ни музыка, ни люди не мешали. Там и пообщаемся.
Ждать до утра не имело смысла. Поэтому после того, как он пообщался с Савой, Артем зашел к Бойко и обрисовал ситуацию. Тот связался с Ялынским и получил добро на немедленную выписку Горбунова.
Итак, документы скоро будут готовы, и он покинет эти стены. Но как на все это отреагируют сопалатники? Все ли им рассказать или что-то скрыть? Над этим думал Артем, пока шел обратно.
Он вошел в палату и тщательно закрыл за собой дверь. Потом придвинул стул и сел на него «верхом», сложив на спинку руки. Анисимов и Либерман внимательно смотрели на него.
– Прошу выслушать меня и не задавать вопросы пять минут, – начал Артем. – Я был у начмеда, мы только что пообщались. Он считает меня организатором какой-то группы, которая находится у нас в этой палате и… двое членов которой убили людей. Так ли ему это преподнесли или он сам так это понял – не важно. Важно то, что все это ему очень не нравится. Он считает, что именно с моим появлением здесь началось… так сказать, все это, и чтобы неприятности, которые могут вслед за этим прийти, не смогли повлиять на работу его медицинского центра, лучшим выходом будет моя немедленная выписка. Результаты это позволяют, более того – через несколько дней я буду в Москве и продолжу лечение, Ялынский все мне там устроил, как и обещал. Он предложил выписать меня завтра, но после его слов мне так тошно здесь находиться, что я попросил Бойко оформить мне выписку сегодня. Вот такие дела.
Возникла пауза, во время которой Сан Саныч вздохнул, а Лев Соломонович просто сидел и смотрел на Артема. Потом он сказал:
– И что будем делать дальше?
– Ну, связь мы будем держать в любом случае, – ответил Артем. – Запишите мой телефон, и телефон Толи Шевчука тоже – на всякий случай, как и договаривались. Я никуда не пропадаю, просто уеду на время в Москву. Телефон я обычно не выключаю. Не знаю, какие правила в столичной клинике, но не думаю, что намного строже местных. Поэтому прошу звонить, как только я вам понадоблюсь.
– По телефону всего не скажешь, – качая головой, проговорил Анисимов.
– Сан Саныч, дорогой, я же не на год туда уезжаю.
Опять повисло молчание. Артем чувствовал, что он должен еще что-то сказать, возможно – что-то ободряющее или обнадеживающее, но в голову ничего не приходило. Зато мысли о том, что своим уходом он как-то обижает своих более взрослых товарищей по несчастью, проникали в мозг без проблем. Но что он мог сделать? И в чем он был виноват? Никакой вины он за собой не чувствовал. Но на душе было нехорошо. Неизвестно, сколько бы еще они так сидели в тишине, если бы за дверью не процокали каблучки медсестры. Артем обернулся в тот момент, когда в дверь постучали.
– Для Горбунова, документы. Возьмите, пожалуйста.
Артем открыл дверь. За дверью стояла Маруся, та самая медсестра, которая так нравилась Василию. На ее глазах были слезы. Она протянула папку с документами Артему и спросила:
– Артем Григорьевич, это вам.
Видя, что она хочет еще что-то сказать, Артем прикрыл за собой дверь и обернулся к ней:
– Все нормально?
– Скажите, – дрожащим голосом спросила девушка, – но ведь Вася… он же был хороший?
Слезы помимо ее воли брызнули у нее из глаз, и Артем, обняв девушку, прижал ее лицо к своей груди. Девушка зарыдала. Прошла минута или две, пока она успокоилась и отстранилась. Артем достал из кармана носовой платок и протянул Марусе.
– Он был очень хорошим человеком, – сказал он. – Поверьте мне.
Глядя на то, как медсестра уходила по сумрачному пустому коридору, Артем поймал себя на мысли о том, как мало он смыслит в этой жизни.
И вот он снова сидит на стуле, и снова на него смотрят две пары глаз. Смотрят с укором, с сожалением, с ожиданием – чего?
– Я не знаю, что вам еще сказать, – выдавил из себя Артем. – У меня сейчас такое чувство, что я бегу с поля боя. Но это не так, поверьте.
– Не надо себя корить, Артем Григорьевич, – ответил Либерман, – вы перед нами ни в чем не виноваты ни сейчас, ни в этой жизни вообще. Мы с вами познакомились – это уже счастье. Давайте же пожмем друг другу руки и расстанемся хорошими друзьями. Вы правильно сказали: будем на связи – тем более, что у нас есть еще, что обсудить и о чем поговорить, когда мы в следующий раз встретимся.
– А мы обязательно встретимся, – подтвердил Артем.
Они немного постояли, сцепив свои ладони. И когда у Артема зазвенел телефон, казалось, настало подходящее время для расставания.
– Да, Савелий, уже еду, – сказал он в трубку.
После этого он по очереди обнял Либермана и Анисимова, прихватил немногие пожитки и папки, сунул их в пакет и вышел из палаты.
Два оставшихся обитателя палаты под номером 222 посмотрели друг на друга.
– Что думаешь?
– Ничего. А что думать? Тошно ему…
– Думаешь, нет?
– Да перестань ты! Человек нашел повод и сбежал.
– Напрасно ты так.
– Нет. Он изначально не был таким, как мы. Хоть и обещал.
– Мне кажется, что ты все же спешишь с выводами.
– Мне уже некуда спешить. Я для себя все уже решил.
В «Эльбрусе» было не протолкнуться, но место на стоянке имелось – мало кто приезжал сюда на своем транспорте. Артем аккуратно обошел стороной потенциальных знакомых, которые могли ему встретиться на летней веранде – в данный момент ни с кем встречаться желания не имелось, – и через служебный вход проник внутрь заведения. У кабинета Савелий строго внушал что-то незнакомой Артему девушке. Увидев Артема, Сава махнул: «Давай, заходи!», после чего продолжил отчитывать подчиненную. Лезть во внутренние дела Артем не собирался и, закрыв за собой дверь кабинета, огляделся. Стол, диван, кресла – все по-старому, ничего не изменилось с последнего раза, как он здесь был. Закончив оглядывать обстановку, он сел к столу. Вскоре вошел Краев.
– Ворона,
