ОЛЬГА
А как давно эти сгустки известны астрономам?
АННА
До изобретения зрительных труб были известны: Плеяды и Гияды в созвездии Тельца и Ясли в созвездии Рака. После же изобретения зрительных труб число открытых звездных сгустков непрерывно увеличивалось. Вот наиболее замечательные и легче других наблюдаемые звездные сгустки:
Тукан — шарообразный весьма красивый сгусток.
Персей — двойной сгусток, обильный яркими звездами.
Телец — Плеяды; хорошие глаза различают 14 звезд.
Близнецы — очень обильный и красивый сгусток.
Рак — Ясли; легко различается даже слабыми трубами.
Корабль — большой и почти круглый сгусток.
Южный Крест — состоит из многих ярких звезд.
Центавр — самый большой сгусток, более 5000 звезд.
Геркулес — чрезвычайно яркий и красивый сгусток...
ПОЭТ (появляясь)
Простите, я, кажется, прервал вашу ученую беседу?
АННА
Кажется, но не прервали. Откуда вы теперь? Вас так давно не было видно!.. Пишете ли вы по-прежнему стихи?
ПОЭТ
Нет.
ОЛЬГА
А что же вы делаете?
ПОЭТ
Удивляюсь тому, что когда-то писал.
АННА
Пожалуйста, прочтите то, что вас более всего удивляет.
ОЛЬГА
Да, да! Прочтите!
ПОЭТ
Устал у камня у воды
У неба около
Стоял вели его следы
На берег озера высокого
Из воды та что из вышла
Он стоял ее и слышал
Тихо волосы и воздух
Тихо темные глаза
В кулаке зажаты звезды
Лучами пронзая и руку назад
Мгновенья долго пролетали
Ее глаза к его огромны
Откуда нож? Он был из стали
Настало быть полоскам темным
Рухнула грудой ресниц и волос
Над нею над ними «о!» пронеслось
Потом нашли два легких трупа
Их схоронили у холмов
И падало отвесно круто
Молчанье каменных умов...
КУКЛИН (входя)
Куклин, входя.
АННА (поэту)
Анна поэту.
ОЛЬГА (глядя в окно)
На фоне этого беспредельного неба каким мелким становится всякое безбожие!
КУКЛИН
Да, да, да, вы правы! А какие грозные тучи! Я только что с улицы, и вдруг — ваши справедливые слова...
Темнота появилась вместе с утром. Фонари погасли, и стало еще темнее. Тучи опустились ниже, и стало еще темнее. Стало еще темнее, и стало еще темнее.
В расщелинах туч мгновениями становились видны звезды, кровоточащие густым светом. Тучи с грохотом передвигались, и сверкающие звездные сгустки, казалось, готовы были стечь по водосточному железу на мостовые. Стоял такой скрежет, словно на город надвинулись две ночи одновременно.
Население забилось в свои дома, бездомные забились в свое бездомье.
Сизое удушье туч повисло над Кропоткинской тяжело, по вдруг какая-то безумная звезда взлетела дерзко, как голова Вологдова на его портрете работы Давида Бурлюка.
Только горстка людей металась но вымершим улицам, настигаемая повсюду своими неумолимыми именами: Пермяков, Эвелина, Истленьев, Куклин, Мария, Левицкий...
Н. Вологдов — В. Казакову:
Дорогой Володя,
Если улица в направлении роста чисел — путь без конца, то постарайтесь дойти до № 1, неужели же и его нет? Не верно! Извольте дойти до № 1 и меня успокоить: Это что еще за бесконечность в обе стороны!
Сегодня и у нас был сильный холодный ливень, и град стучал в стекла, как ворон в окно последней «баньки» Хлебникова. Все омыто дождем, но у меня уже старческое зрение и поэтому все краски природы как-то померкли.
Единственный мой выход — в музей на Волхонке, где выставлена немецкая гравюра первой четверти века (из ЭфЭрГе): много тошнотворной экспрессионистской дряни, но есть и талантливые: Лембрук, Файнингер, Марк, Кокошка, Майднер и, представьте себе, Жорж Гросс. И один гений — Пауль Клее: несколько нерукотворных листов, в том числе «Канатоходец» — черная фигурка в воздухе, в тусклолиловой пустоте, на фоне огромного белого креста, которому мог бы позавидовать даже Малевич.
Думаю, что Эрику XXV лучше бы не звонить: к чему этот телефонный разговор глухонемых без жестикуляции.
Та девочка жива и прыгает, обожаемая своими родителями. А Е. М. Р. о выставке ничего не говорит и уже не прыгает.
Скучно на этом свете, Володя. Впрочем, я ошибаюсь.
Н. В.
Окна отступили во тьму, и гости хозяйки остались в сумерках, потом — в сплошной дневной темени...
1-Й ГОЛОС
Вы слышите, как дышат звезды?
2-Й ГОЛОС
Я слышу, как они задыхаются.
3-Й ГОЛОС
Хочется сказать что-то последнее.
4-Й ГОЛОС
Тише! Пусть будет последнее молчание...
Наступило молчание. Оно думало:
— Названия государств устарели. Не пора ли им дать числовые обозначения? Например, была Россия, станет государство № 73 и т. д....
1-Й ГОЛОС
Чей-то страх пополз по моей спине!
2-Й ГОЛОС
Мы — гости. Нас много. А темнота... пройдет.
3-Й ГОЛОС
Как только наступит ночь?
2-Й ГОЛОС
Не обязательно ночь. Может быть, просто наступит.
3-Й ГОЛОС
Они странно говорят, или я странно слышу?.. Если все это — сон, то он снится безумцу.
4-Й ГОЛОС
Если это — уже пробуждение, то это пробуждение мертвеца.
5-Й ГОЛОС
Нет, нет! Это не то и не другое, и не третье! Это — девяносто девятое...
1-Й ГОЛОС (после паузы)
Вы слышите шум? Это ливень!
2-Й ГОЛОС
Какое счастье, что фонари не светят!
3-Й ГОЛОС
Разве нельзя по звуку определить цвет?
ХОЗЯЙКА
Ах, прошу вас! Прошу вас! Не надо об этом! Говорите лучше о звездах, о чае... о чем угодно.
4-Й ГОЛОС
Да, да, о звездах... Да, я согласен... И правда, звездные сгустки...
5-Й ГОЛОС
Сгустки?! Запекшиеся сгустки чего?
1-Й ГОЛОС
Чая?
2-Й ГОЛОС
2-го голоса?
3-Й ГОЛОС
Меня?
4-Й ГОЛОС
Боже!
5-Й ГОЛОС
Бога?!
4-Й ГОЛОС
Да нет же! Я просто воскликнул: «Боже!»... Это какое-то безумие!
5-Й ГОЛОС
Сгустки безумия.
1-Й ГОЛОС
Пощадите же нашу хозяйку! Пощадим ее! Помолчим хоть несколько мгновений...
Наступает тишина, за ней — другая и третья...
2-Й ГОЛОС
Молчание сгущается... То есть, простите, я не хотел...
3-Й ГОЛОС
Я больше не могу! Я буду говорить о чае. Чай — это молчание каких-то сил.
4-Й ГОЛОС
Молчание, не переводимое ни на какой язык.
5-Й ГОЛОС
Ах, мой платок обезумел от собственной белизны!
1-Й ГОЛОС
Это молчание чая или ваш голос?
5-Й ГОЛОС
Мой, мой голос! Пятый.
2-Й ГОЛОС
Нас странное количество! Нас больше, чем меньше.
3-Й ГОЛОС
Нас больше, чем нас.
4-Й ГОЛОС
Боже, какой звук у этого ливня! Кажется, сбывается пророческий цвет чая.
5-Й ГОЛОС
А ведь никто не обращал внимания! А цвет-то, действительно, пророческий!
2-Й ГОЛОС
Мой голос побелел, как платок.
1-Й ГОЛОС
Нет, поверх уже темнеют пятна пророчества.
3-Й ГОЛОС
Прошу вас, не говорите о белом цвете! Ливень услышит.
5-Й ГОЛОС
Разрешите мне, я хочу прочесть вам свою исповедь.
3-Й ГОЛОС
Нам и ливню.
4-Й ГОЛОС
Что? Исповедь ливня?!
2-Й ГОЛОС
Да нет же! Исповедь ливню.
1-Й ГОЛОС
Читайте, читайте, пока молчат фонари!
3-Й ГОЛОС
Читайте, читайте, пока молчим мы!
ХОЗЯЙКА
Вы заглушаете его своим молчанием.
5-Й ГОЛОС
Я начну свою исповедь издалека... из Смоленска... А вы знаете, что пытки на Руси были отменены при императрице Екатерине II? И с тех пор не раз еще отменялись...
4-Й ГОЛОС
Ничего не понимаю! Исповедь или пытка?
5-Й ГОЛОС (в отчаянии)
И то, и другое...
Темное утро сменилось кромешным днем. Темное. Емное. Мное. Ное. Ое. Е. Ое. Ное. Мное. Емное. Темное.
Какой-то человек и какие-то люди укрылись в одной из каменных подворотен. Мимо стремительно пронесся Куклин, как время проносится мимо остановившихся часов. Он думал: «Нет, нет! Я не думал...».
Пермяков, пьяный от ливня и от вина. Гречанка, пьяная от и, и от ливня. Он сказал ей что-то на языке безумных. Она посмотрела на него молчанием, расширенным от ужаса. Голос ливня и голос хлыста.
Левицкий и Мария оказывались вдруг на набережных, и ветер летел мимо них, как встречный безумец.
Время скрежетало над крышами. Все было так жестко и окончательно, что казалось: вспыхни сейчас фонари — и можно будет прочесть мысли часов.
Хозяйка и гости, по-прежнему созерцающие неподвижную темноту. Окна давали так же мало света, как стены...
4-Й ГОЛОС
Мой голос не может найти меня!
5-Й ГОЛОС
Мне не в чем покаяться. Я не совершил никакого греха, настолько большого, чтобы его можно было разглядеть с тех вон небесных звезд. И это меня убивает! Я не смог совершить великого зла, а великого добра не бывает. Я недавно сказал об этом Истленьеву, он побледнел, как покойник. «Так как же быть-то?» — спросил я его и стены. В ответ — молчание... Ну вот, моя исповедь подходит к концу, кончилась. Я отчетливо вижу слово «прощайте!»...
