Дженни. Майор, можно мне взять немножко денег для Армии?
Барбара. Нет. Армию нельзя купить. Нам нужна ваша душа, Билл, меньше мы не возьмем.
Билл (с горечью). Знаю. Не нужны вам мои гроши. Ведь вы внучка графа. Вам нужно сотню фунтов, никак не меньше.
Андершафт. Ну же, Барбара! На сотню фунтов ты можешь сделать немало добра! Если ты облегчишь совесть этого джентльмена и возьмешь у него фунт, я добавлю девяносто девять.
Билл, ослепленный таким богатством, невольно подносит руку к козырьку кепи.
Барбара. О, вы слишком щедры, папа. Билл предлагает двадцать сребреников. Вам нужно добавить только остальные десять. За эту стандартную цену можно купить всякого, кто продается. Я не продаюсь, и Армия не продается. (Биллу.) Вы не будете знать ни одной минуты покоя, пока не придете к нам. Вы не можете бороться против собственного спасения.
Билл (угрюмо). Я не могу бороться с болтливыми женщинами и борцами из мюзик-холла. Я предлагал заплатить, а больше я ничего не могу сделать. Хотите берите, хотите нет — дело ваше. Вот деньги. (Бросает золотой на барабан и садится на кормушку.)
Монета привлекает внимание Снобби Прайса, который пользуется первым удобным моментом и бросает на нее свою шапку. Из убежища выходит миссис Бэйнс. Она одета в мундир комиссара Армии спасения. Это серьезная на вид женщина, лет сорока, с ласковыми и настойчивыми интонациями и трогательными манерами.
Барбара. Это мой отец, миссис Бэйнс.
Андершафт выходит из-за стола, с подчеркнутой вежливостью снимая шляпу.
Постарайтесь убедить его. Меня он не слушает, потому что до сих пор помнит, какая я была дурочка в детстве. (Оставляет их вдвоем и вступает в разговор с Дженни.)
Миссис Бэйнс. Вам показывали убежище, мистер Андершафт? Вы, конечно, слышали о нашей работе.
Андершафт (очень вежливо). Вся Англия знает о ней, миссис Бэйнс.
Миссис Бэйнс. Нет, сэр, Англия о нас не знает, иначе нам не пришлось бы ограничивать себя из-за нужды в деньгах. Мы развернули бы работу по всей стране. Позвольте вам сказать, что, если бы не мы, в Лондоне этой зимой начались бы бунты.
Андершафт. Вы в самом деле так думаете?
Миссис Бэйнс. Я знаю. Я помню тысяча восемьсот восемьдесят шестой год, когда вот такие богачи, как вы, ожесточились сердцем против бедных. Тогда били окна в клубах на Пэл-Мэле.
Андершафт (радостной улыбкой одобряя этот способ). И пожертвования в пользу бедных на другой день дошли с тридцати тысяч фунтов до семидесяти девяти тысяч! Как же, я это прекрасно помню.
Миссис Бэйнс. Так вот, не поможете ли вы мне? Теперь бедняки уже не станут бить окна. Поди сюда, Прайс. Покажись вот этому джентльмену.
Прайс подходит.
Помнишь, как били окна?
Прайс. Мой старик отец подумал было, что начинается революция.
Миссис Бэйнс. А теперь ты стал бы бить окна?
Прайс. Нет, мэм. Мне открылось окно на небеса. Теперь я знаю, что богачи такие же грешники, как и я.
Ромми (показывается наверху, у чердачной двери). Снобби Прайс!
Прайс. Чего тебе?
Ромми. Ваша мать спрашивает вас, она у ворот на Крипс-лейн. Она услыхала про вашу исповедь.
Прайс бледнеет.
Миссис Бэйнс. Ступайте, мистер Прайс, помолитесь вместе с нею.
Дженни. Можете пройти через убежище, Снобби.
Прайс (обращаясь к миссис Бэйнс). Я не могу встретиться с ней сейчас, мэм, когда тяжесть грехов еще не свалилась с моей души. Скажите ей, что сын будет дожидаться ее дома, коротая время в молитве. (Проскальзывает в ворота и по дороге захватывает с барабана золотой вместе с шапкой.)
Миссис Бэйнс (со слезами на глазах). Вот видите, как мы укрощаем злобу и горечь против богачей в сердцах бедняков.
Андершафт. Это, конечно, весьма удобно и лестно для всех крупных работодателей, миссис Бэйнс.
Миссис Бэйнс. Барбара, Дженни! У меня хорошие новости, чудесные новости!
Дженни подбегает к ней.
Моя молитва услышана. Ведь я говорила, что так и будет. Правда, Дженни?
Дженни. Да, да.
Барбара (подходя ближе к барабану). Хватит ли у нас денег? Не придется ли закрывать убежище?
Миссис Бэйнс. Надеюсь, денег у нас хватит на все убежища. Лорд Саксмондхэм обещал нам пять тысяч фунтов...
Барбара. Ура!
Дженни. Слава богу!
Миссис Бэйнс. ...если...
Барбара. «Если»? Если что?
Миссис Бэйнс. ...если еще пять джентльменов дадут по тысяче каждый, чтобы было ровно десять тысяч.
Барбара. Кто такой лорд Саксмондхэм? Никогда о нем не слышала.
Андершафт (который навострил уши при имени этого пэра и с любопытством смотрит на Барбару). Новый титул, милая. Ты слышала имя сэра Горэйса Боджера?
Барбара. Боджера? Владельца водочного завода? Виски Боджера!
Андершафт. Ну, так это он самый и есть. Он один из величайших благодетелей общества. Он реставрировал собор в Гэкингтоне. За это его сделали баронетом. Он пожертвовал полмиллиона в фонд своей партии. За это его сделали бароном.
Шерли. А кем его сделают за пять тысяч?
Андершафт. Больше уже не осталось титулов. Так что, я думаю, эти пять тысяч пойдут на спасение его души.
Миссис Бэйнс. Дай-то бог! Ах, мистер Андершафт, у вас есть очень богатые друзья. Помогите нам получить остальные пять тысяч. Сегодня у нас будет большой митинг в зале собраний на Майл Энд-роуд. Если б я могла объявить, что один джентльмен дал согласие поддержать лорда Саксмондхэма, другие последовали бы его примеру. Может быть, вы знаете кого-нибудь? Не могли ли бы вы?.. (Глаза ее наполняются слезами.) Ах, подумайте об этих бедных людях, мистер Андершафт, подумайте, как много это для них значит и какие это пустяки для такого большого человека, как вы.
Андершафт (иронически любезно). Миссис Брайнс, вы неотразимы. Я не могу огорчить вас и не могу отказать себе в удовольствии заставить раскошелиться Боджера. Вы получите ваши пять тысяч.
Миссис Бэйнс. Благодарю тебя, боже!
Андершафт. А меня вы не благодарите?
Миссис Бэйнс. О сэр, не старайтесь казаться циником, не стыдитесь того, что вы добрый человек. Господь воздаст вам сторицей, и наши молитвы всю жизнь будут охранять вас, словно крепостные стены. (Осторожно.) Бы дадите мне чек, чтоб я могла показать его на митинге, не правда ли? Дженни, принесите перо и чернила.
Дженни бежит в дом.
Андершафт. Не беспокойтесь, мисс Хилл, у меня есть вечное перо.
Дженни останавливается. Андершафт садится за стол и пишет чек. Казенс встает, уступая ему место. Все смотрят на него молча.
Билл (цинично, обращаясь к Барбаре; тон у него теперь в высшей степени нахальный). Почем нынче спасение души?
Барбара. Стойте!
Андершафт перестает писать. Вee оборачиваются к ней в изумлении.
Миссис Бэйнс, вы в самом деле собираетесь взять эти деньги?
Миссис Бэйнс (удивленно). А почему же не взять, милочка?
Барбара. Почему? А знаете ли вы, что такое мой отец? Разве вы забыли, что лорд Саксмондхэм — это водочник Боджер? Помните, как мы просили совет округа запретить ему освещать небо огненной надписью «Водка Боджера»? Несчастные пропойцы на набережной не могут очнуться от тревожного сна без того, чтобы эта мерзкая вывеска в небесах не пробудила в них пагубной жажды. Знаете ли вы, что самое худшее, с чем мне приходилось здесь бороться? Это не дьявол, а Боджер, Боджер, Боджер и его водка, его заводы, его кабаки! Вы хотите, чтобы и наше убежище стало кабаком, а я в нем хозяйкой?
Билл. Да и водка-то ни к черту не годная.
Миссис Бэйнс. Милая Барбара, у лорда Саксмондхэма, как у каждого из нас, есть душа, которую нужно спасти. Если бог внушил ему мысль употребить свои деньги на доброе дело, то не нам противиться тому, что молитва наша услышана.
Барбара. Я знаю, что его душу нужно спасти. Пусть придет сюда, и я сделаю все, чтобы помочь этому спасению. Но ведь он хочет откупиться чеком, а сам будет грешить по-старому.
Андершафт (рассудительным тоном, в котором один Казенс усматривает иронию). Милая моя Барбара, алкоголь очень полезен. Он помогает больным...
Барбара. Ничего подобного.
Андершафт. Ну, скажем, помогает врачу, — это, быть может, менее спорный способ выразить ту же мысль. Для миллионов людей алкоголь делает сносной такую жизнь, какой трезвому не вынести. Он помогает парламенту решать в одиннадцать часов вечера такие дела, каких ни один человек в здравом уме не смог бы разрешить и в одиннадцать утра. Виноват ли Боджер в том, что этим неоценимым даром злоупотребляет какой-нибудь один процент бедняков? (Снова поворачивается к столу и подписывает чек.)
