Местоположение, или Новый разговор Разочарованного со своим Ба - Константин Маркович Поповский

9.

Декорации четвертой картины – комната Горацио.

На стульях, постели и подоконнике сидят четверо или пятеро актеров; ближе всех к авансцене – Первый актер. Все они смотрят на Горацио, который сидит в кресле возле двери.

Долгая пауза.

Горацио: Ваша пауза что-то уж больно затянулась.

Первый актер: На то мы и актеры, ваша милость, чтобы соблюдать паузу, потому что если ее не соблюдать, то весь эффект пойдет псу под хвост. Вы нам рассказали нечто немыслимое, а значит, и пауза должна соответствовать рассказанному. (Театрально, схватившись руками за голову).

О, боги! Боги…

Боль терзает плоть.

Трепещет сердце, отступил Господь.

Блуждает взор, повержен долу слух.

В борьбе с собой изнемогает дух.

Горацио: Это неплохо.

Первый актер: Не правда ли? И все потому, что вовремя была соблюдена пауза. (Поднявшись со своего места, декламирует).

Сомнений горечь разрывает грудь.

В глазах темно. Куда направить путь?

Ночь на земле и ночь в душе моей,

Которая из них, скажи, темней?

Горацио: Мне кажется, достаточно.

Первый актер (садясь): Как пожелаете, милорд.

Горацио: Теперь скажите мне, наконец, что вы об этом думаете?

Первый актер: Мы?.. (Обернувшись к сидящим актерам). Ничего особенного. Такое случается и, надо сказать, довольно часто.

Горацио: Вот новость! То вы полчаса молчите, выпучив глаза от изумления, а теперь говорите так спокойно, как будто вам приходится видеть призраки каждую неделю.

Первый актер: Хоть вы, может быть, и не поверите, но иной раз гораздо чаще. Все зависит от пьесы, которую мы играем.

Горацио: А как же тогда ваша хваленая пауза?

Первый актер: Согласитесь, что она была очень и очень к месту.

Горацио: Теперь я, кажется, понял. У вас болезнь, свойственная всем профессионалам. Врач смотрит на всех людей, как на своих пациентов, а для портного мир – это только большая гардеробная… Ставлю фартинг, что вы сейчас приметесь уверять меня, что между театром и жизнью нет никакой разницы.

Первый актер: Во всяком случае, она не больше той, которая существует между жизнью и смертью, милорд. То есть, как вы справедливо заметили – никакой. (Декламирует).

Смерть пляшет на подмостках бытия,

А жизнь танцует на могильных плитах.

Одна и та же мягкая земля

Хранит живых и стережет убитых.

Смерть разыгрывает свою пьесу перед живыми, милорд, а живые – перед смертью, – так какая же разница?

Горацио: У этой новости есть только один недостаток: она вчерашняя.

Первый актер: Была бы она завтрашняя, я бы отдал вам ее подороже.

Горацио: Черт возьми! Кроме того, она еще и не к месту. Мы говорили о другом.

Первый актер: Разве?.. (Посмотрев на актеров). Вы что-то путаете, милорд, – о том же самом. В конце концов, это всего лишь слова и ничего больше. Расставьте их так и получите одно, переставьте – и вместо ангела вылезет черт или даже что-нибудь похуже.

Горацио: А что-нибудь еще кроме слов?

Первый актер: То, что между ними, милорд.

Горацио: Иначе говоря, молчанье.

Первый актер: Да, еще какое, черт возьми! С рыданьями, воплями, проклятьями, с кровавыми слезами, раскаяньем, обидой, ненавистью, желчью… Клянусь подмостками, вы судите, как заправский актер.

Горацио: Вы мне льстите, сударь.

Первый актер: Но, заметьте, – в той же пропорции, что и себе… А знаете, что однажды сказал мне принц Гамлет в один из наших приездов? Вам это понравится. Он сказал, что хотел бы стать актером, если бы уже им ни был. Признаться, я подумал тогда, что это сказано для красного словца. Но теперь, после вашего рассказа, я вижу, что он знал, о чем говорит. Клянусь Минервой, когда бы все играли так, как он, некому было бы толпиться вокруг подмостков. (Обернувшись, актерам). А?.. Сыграл как надо.

Актеры согласно кивают.

Горацио: А вы не