Появляется Сара.
Сара. Боже, какая прелесть! (Подходит к вагонетке.) Видели вы детские ясли? (Садится на снаряд.)
Стивен. Видели вы библиотеки и школы?
Сара. Видели вы танцевальный и банкетный залы в здании городского совета?
Стивен. А вы заходили в страховую кассу, пенсионный фонд, в строительное общество, в магазины?
Из конторы выходит Андершафт с пачкой телеграмм в руке.
Андершафт. Ну, вы все осмотрели? Мне очень жаль, что меня вызвали. (Указывая на телеграммы.) Добрые вести из Маньчжурии.
Стивен. Опять японцы победили?
Андершафт. Не знаю, право. Нас тут не интересует, какая сторона победит. Нет, хорошие веста о том, что воздушный броненосец обнаружил поразительные достоинства: в первом же деле он стер с лица земли укрепление с тремястами солдат.
Казенс (с платформы). Манекенов?
Андершафт (направляясь к Стивену, резким движением отшвыривает с дороги лежащий манекен). Нет, живых солдат.
Казенс и Барбара переглядываются. Казенс садится на ступеньку и закрывает лицо руками. Барбара кладет ему руку на плечо. Он смотрит на нее в комическом отчаянии.
Ну, Стивен, что ты скажешь?
Стивен. О, изумительно! Истинный триумф современной техники. Надо признать, папа, я был глуп; я понятия не имел, что все это значит; сколько сюда вложено предвиденья, сколько организационного уменья, административного таланта, какой финансовый гений, какой колоссальный капитал! Когда я шел по вашим улицам, я нее повторял себе: «Мир одерживает победы не менее славные, чем война». Во всем этом я нахожу только один недостаток.
Андершафт. А ну-ка!
Стивен. Я не могу не думать, что все эти попечения о нуждах ваших рабочих подрывают в них независимость и ослабляют чувство ответственности. И хотя мы с наслаждением пили чай в вашем великолепном ресторане,— как они дают всю эту роскошь, торт, варенье и сливки, за три пенса, я просто не могу себе представить, — однако не надо забывать, что рестораны губительно влияют на семейную жизнь. Посмотрите, что делается на континенте. Вы уверены, что от всего этого не портится характер ваших рабочих?
Андершафт. Видишь ли, мой милый мальчик, когда создаешь цивилизацию, нужно раз навсегда решить, полезны ли человеку заботы и беспокойство. Если они, по-твоему, полезны, нечего и думать о цивилизации. А тогда можешь себя поздравить: на земле достанет забот и беспокойства для того, чтобы у всех нас выработался ангельский характер. Но если ты придешь к обратному решению, то уж и поступай соответственно. Тем не менее, Стивен, за наши характеры здесь не приходится опасаться. Достаточную дозу тревоги в нас вселяет то обстоятельство, что все мы в любую минуту можем взлететь на воздух.
Сара. Кстати, папа, где у вас вырабатываются взрывчатые вещества?
Андершафт. В маленьких строениях, вот вроде этого. Когда такое строение взрывается, это обходится совсем недорого; гибнут только те рабочие, которые находятся в непосредственной близости от него.
Стивен, который находится в непосредственной близости от строения, смотрит на него в испуге и быстро отходит к орудию. В ту же минуту дверь сарая открывается настежь. Мастер, в комбинезоне и легких туфлях, выходит на крыльцо, придерживая дверь для Ломэкса, который появляется на пороге.
Ломэкс (с наигранным хладнокровием). Не волнуйтесь, любезный. Ничего с нами не случится, да если б и случилось, не начнется же от этого светопреставление. Немножко британского мужества — вот чего вам не хватает, старина. (Спускается с лестницы и идет к Саре.)
Андершафт (мастеру). Что-нибудь случилось, Билтон?
Билтон (с ироническим спокойствием). Джентльмен вошел в цех взрывчатых веществ и закурил папиросу — вот и все, сэр.
Андершафт. Ах, вот как! (Подходит к Ломэксу.) Вы не помните, куда девали спичку?
Ломэкс. О! Подите вы! Что, я дурак, что ли? Я хорошенько задул ее, прежде чем бросить.
Билтон. Головка была ярко-красная внутри, сэр.
Ломэкс. Ну так что же, что была! Я ведь не бросил ее в это ваше месиво.
Андершафт. Не стоит беспокоиться, мистер Ломэкс. Кстати, не одолжите ли вы мне ваши спички?
Ломэкс (подает коробок). Пожалуйста.
Андершафт. Благодарю. (Прячет коробок в карман.)
Ломэкс (назидательно, ко всем вообще). Эти взрывчатые вещества, знаете ли, разносят все вдребезги, только когда вы палите из оружия. А когда они рассыпаны, можно поднести к ним спичку: они тлеют, как лист бумаги. (В нем пробуждается научный интерес к этой теме.) Вы это знаете, Андершафт? Пробовали когда-нибудь?
Андершафт. В больших масштабах не пробовал, мистер Ломэкс. Если вы попросите Билтона, он вам даст образцы гремучей ваты, когда будете уходить. Можете производить опыты у себя дома.
Билтон смотрит с удивлением.
Сара. Билтон не сделает ничего подобного, папа. Это уж ваше дело — взрывать там всяких русских и японцев; но бедняжку Чолли я не дам в обиду.
Билтон, махнув на нее рукой, уходит в сарай.
Ломэкс. Мое сокровище, опасности никакой нет. (Садится рядом с ней на снаряд.)
По дороге поднимается леди Бритомарт с букетом цветов.
Леди Бритомарт (стремительно). Эндру, лучше бы ты не показывал мне этот завод.
Андершафт. Почему, милая?
Леди Бритомарт. Все равно почему, не надо было, и делу конец. Подумать только, что все это (указывая на город) твое и что ты скрывал все это от меня столько лет.
Андершафт. Город не принадлежит мне. Я принадлежу городу. Он — наследие Андершафтов.
Леди Бритомарт. Нет, нет! Все эти нелепые пушки, этот шумный, грохочущий завод могут быть наследием Андершафтов, но серебро и скатерти, мебель, дома, фруктовые сады и цветочные клумбы принадлежат нам. То есть мне — это не мужское дело. Я их не отдам. Ты, должно быть, с ума сошел, что отдаешь все это так просто; и если ты будешь упорствовать в своем безумии, я приглашу доктора.
Андершафт (нагибаясь и нюхая цветы). Откуда у тебя эти цветы, милая?
Леди Бритомарт. Это твои рабочие поднесли их мне в рабочей церкви имени Уильяма Морриса.
Казенс. О, только этого не хватало. Рабочая церковь! (Рассеянно поднимается на ступеньку и облокачивается на парапет, повернувшись ко всем спиной.)
Леди Бритомарт. Да, и со словами Морриса: «Ни один человек не имеет права быть хозяином другого». Представьте себе, мозаика вокруг всего купола, каждая буква в десять футов высотой. Каков цинизм!
Андершафт. Сначала эта надпись бесила рабочих, а теперь они перестали ее замечать, как десять заповедей в катехизисе.
Леди Бритомарт. Эндру, ты стараешься отвести мне глаза своими нечестивыми шутками. Тебе это не удастся, я не брошу разговора о наследстве. Я уже не прошу о Стивене, он унаследовал твои превратные взгляды. Но у Барбары не меньше прав, чем у Стивена. Почему бы Адольфу не унаследовать завод? Я бы могла управлять городом вместо него, а он пускай смотрит за пушками, если они нужны кому-нибудь.
Андершафт. Я бы не желал ничего лучше, если бы Адольф был найденыш. В нем как раз та свежая кровь, которая нужна английской промышленности. Но он не найденыш, значит, и толковать нечего. (Направляется к дверям конторы.)
Казенс (оборачивается к нему). Это не совсем верно.
Все оборачиваются и смотрят на него.
Я полагаю — заметьте, я ничем себя не связываю и не даю никаких обещаний, — однако полагаю, что вопрос о найденыше можно уладить. (Соскакивает вниз.)
Андершафт (возвращается). Что вы хотите этим сказать?
Казенс. Я должен сделать нечто вроде признания.
Сара, Леди Бритомарт, Барбара, Стивен (вместе). Признания?!
Ломэкс. Ну, знаете ли!
Казенс. Да, признания. Слушайте все. До тех пор пока я не встретился с Барбарой, я считал себя человеком в общем честным и правдивым, потому что чистая совесть была для меня дороже всего на свете. Но в ту минуту, как я увидел Барбару, она стала для меня дороже чистой совести.
Леди Бритомарт. Адольф!
Казенс. Это правда. Вы сами, леди Брит, обвиняли меня в том, что я вступил в Армию спасения только для того, чтобы поклоняться Барбаре, и вы были правы. Она купила мою душу, как цветок на перекрестке, но купила для себя.
