Х е р е й (испуганно). И вы что же, действительно ничего не можете с собой поделать?
Э з о п (сокрушенно, с долей притворства). Не могу. Хотел бы, да не получается, и в этом моя трагедия.
Х е р е й. Но, господин, в таком случае, вы можете нарваться на крупные неприятности. Что, если эти дельфийцы не столь просвещенные, как жители Афин или Коринфa, и воспринимают насмешку не так спокойно и не так добродушно?
Э з о п. Насмешку, Херей, вообще никто не воспринимает спокойно. Просто одни рядятся в шкуры овец, а другие откровенно не прячут своей волчьей сущности. Волков, мой друг, бояться, – в лес не ходить! Кстати, на эту тему есть одна великолепная басня.
Х е р е й. Побойтесь Зевса, господин Эзоп, – хотя бы меня, своего секретаря, не кормите своими великолепными баснями!
Мимо проходят т о р г о в е ц ф и г а м и и р а з н о с ч и к в о д ы.
Т о р г о в е ц ф и г а м и. А вот сладкие фиги! а вот сладкие фиги!
Р а з н о с ч и к в о д ы. А вот вода из горного озера! а вот вода из горного озера!
Э з о п. Посмотри на этих двух местных ослов! они воображают, что несут дары в священных сосудах, и напускают на себя такой торжественный вид, что кажутся жрецами самого Аполлона. Рядом с ними сама пифия выглядит уличной девкой. Эй, приятель, почем твои фиги?
Т о р г о в е ц ф и г а м и. Четыре обола, мой господин.
Э з о п (приглядываясь к фигам). Четыре обола за такую несвежую дрянь? да они ведь давно прогнили и покрылись червями! впрочем, твое лицо выглядит еще хуже: оно похоже на одну огромную фигу, упавшую с дерева, и раздавленную телегой. Где ты его хранишь по ночам? в корзинке с другими протухшими фигами? Впрочем, оно и понятно, – подобное идет к подобному, как и повелели бессмертные боги; фиги – к фигам, деньги – к деньгам, а дураки, торгующие фигами, – к дуракам! Впрочем, быть может, ты носишь фигу в кармане, и только прикидываешься несведущим простачком? Если так, то это было бы просто великолепно; три фиги в одной упряжке, влекомой одним несносным ослом! С чем я вас, господин хороший, и поздравляю! (Отвешивает т о р г о в ц у низкий поклон.)
Т о р г о в е ц ф и г а м и стоит, широко открыв рот, и не знает, что ответить.
Х е р е й (вполголоса). Господин, не дразните его, он может обидеться!
Э з о п (отмахиваясь от Х е р е я) . Пустое, Херей, пустое, он даже не понял, о чем я ему говорил! Такие болваны обижаются только в одном случае – если их обсчитывают на рынке. Впрочем, он сам кого хочешь обсчитает в два счета. Купи у него пару фиг, и он забудет все, о чем здесь говорилось. ( Р а з н о с ч и к у в о д ы.) А ты, приятель, почем продаешь свою хрустальную воду?
Р а з н о с ч и к в о д ы. По два обола, мой господин. Вода свежайшая, утолит жажду и вам, и вашему спутнику. Попробуйте глоточек, если хотите; всего один глоточек, и выпьете до дна весь кувшин, не оставив ни капли.
Э з о п (принюхиваясь к кувшину) . Ба! да от твоей хрустальной воды разит не лучше, чем от лошадиной мочи! Ты что, решил меня отравить, подсовывая это неудобоваримое пойло? Все вы, дельфийцы, как я погляжу, на одно лицо, никому из вас нельзя доверять: того и гляди, оставите без гроша доброго путешественника! вы и родную мать не постесняетесь обсчитать, как последнюю шлюху. Да и чего от вас ждать, если вместо лиц у вас печеные фиги, а вода воняет лошадиной мочей?! Нет, видимо, не остается мне иного выхода, как рассказать всей честной и благородной Элладе о ваших гнусных и отвратительных нравах!
Х е р е й (на ухо Э з о п у, вполголоса). Побойтесь богов, господин, вы восстановите против нас весь город! Вы опять кидаетесь на все, что шевелится, вы опять трахаете всех без разбора!
Э з о п (также вполголоса). Пустое, Херей, пустое, это всего лишь торговцы на рынке, они привыкли к подобному обращению.
Т о р г о в е ц ф и г а м и (неожиданно начинает вопить). Немыслимо, непостижимо! требую справедливости! Этот человек оскорбил не только меня, но и всех других торговцев на рынке! Никто не может назвать мои фиги гнилыми, да еще в придачу мое лицо, полученное в наследство от почтенных родителей!
Р а з н о с ч и к в о д ы. Эти иностранцы совсем обнаглели! Еще мой дед и отец торговали на рынке хрустальной водой! Мы добываем ее с большими издержками из горного озера, которое находится рядом со святилищем Аполлона! Никто не смеет называть эту воду мочей, никто не смеет оскорблять светоносного бога!
Х е р е й (с опаской, оглядываясь по сторонам). Нам лучше побыстрее уйти отсюда, мой господин. Мне кажется, вы слишком сильно раздразнили гусей.
Э з о п. Пустое, Херей, пустое, – дразнить гусей – это моя специальность. Именно этим я и занимаюсь последние тридцать лет. Если бы я, мой друг, не дразнил жирных гусей, скоро бы в Элладе жить было нельзя из-за их мерзкого жирного гогота.
Вокруг начинает собираться т о л п а т о р г о в ц е в, с интересом прислушивающихся к разгорающемуся скандалу. То тут, то там мелькает лицо А п о л л о н а, который переходит от одного торговца к другому, и что-то шепчет им на ухо. Здесь же К о р и н н а.
П р о д а в е ц п т и ц. Возмутительно, отвратительно! Какой-то заезжий горбатый урод сравнивает наши лица с гнилыми фигами!
С т а р у х а. Сам низенький, пучеглазый, и брюхо вспучено, а туда же – говорит, что мы провоняли мочой!
Г о л о с а в т о л п е. Мы честные дельфийцы, мы жители священного города! не позволим наглому иностранцу оскорблять наши нравы и наш образ жизни! Не позволим обезьяньему старосте смеяться над нами!
Х е р е й (выходя вперед, закрывая рукой Э з о п а) . Постойте, граждане дельфийцы, постойте, никто не собирается оскорблять ваши обычаи; никто не собирается смеяться над вами; просто мой господин, известный в Элладе писатель и баснописец, выражается образно и несколько отстраненно. Что поделать, господа, таковы все писатели, и не стоит их за это судить слишком строго!
Г о л о с а в т о л п е. А нам плевать, писатель он, или нет! Мы требуем справедливости за фиги и за мочу!
Э з о п (выходя вперед, отстраняя Х е р е я) . Постой, Херей, постой, я не нуждаюсь в твоей благородной помощи. О чем ты им говоришь, о какой отстраненности и о каких писательских приемах? Да они сроду не слыхали таких слов, им привычней разговоры о репчатом луке да о ценах на помидоры или прошлогоднюю репу. Не надо метать перед ними бисер, не надо делать из мухи слона. Если их не трахать время от времени, они совсем обленятся, и, чего доброго, разучатся разговаривать. (Обращаясь к т о л п е.) Вы, друзья мои, своим радением о справедливости и заботой о чистоте собственного лица заслуживаете, безусловно, самых высоких похвал. Тем более, что оскорбил вашу честь какой-то ничтожный и гнусный старик. К тому же горбатый, пучеглазый и низкорослый, почти что карлик, осмелившийся давать оценку вашему образу жизни.
Г о л о с а в т о л п е. Да, карлик, да, горбун, да, последний коротышка и плут! А еще в придачу дикообраз, горшок толстопузый и мешок наизнанку!
Э з о п. Все так, господа, все так, но послушайте по эту тему одну невинную басню. Зевс сотворил людей и приказал Гермесу влить в них разум. Гермес сделал себе мерку и в каждого вливал поровну. Но получилось, что людей малого роста эта мерка наполнила до краев, и они стали разумными, а людям рослым питья на всех не хватило, а хватило разве что до колен, и они оказались глупее. Так и вы, господа дельфийцы, ростом, быть может, и вышли, но что касается разума и ясности мысли, то здесь боги явно проявили халатность.
Т о р г о в е ц ф и г а м и. Он по-прежнему издевается над нами!
Р а з н о с ч и к в о д ы. Он оскорбляет наших богов!
Э з о п. Вовсе не так, господа, вовсе не так, тем более, что боги у нас с вами одни и те же, ведь все мы живем в Элладе, и дышим одним эллинским воздухом. Что же касается ваших мозгов, то не могу удержаться, и не процитировать еще одну басню. Лиса забралась в мастерскую лепщика и обшарила все, что там было. И тут ей попалась трагическая маска. Подняла ее лисица и сказала: “Какая голова, а мозгу в ней нет!” Так и вы, господа, телом, быть может, величественны, а душой неразумны, как ослы, или бараны!
П р о д а в е ц п т и ц. Он обозвал нас ослами!
С т а р у х а. Он сравнил нас с баранами!
Э з о п. Вовсе нет, господа, вовсе нет, вы, безусловно, гораздо разумнее, чем эти бессловесные и покорные твари. Хотя, как я до этого уже говорил, лица ваши настолько схожи с перезрелыми фигами, что вполне способны со временем превратиться в морды неразумных скотов. Все дело, очевидно, в вашей внутренней сущности, и вот на этот счет еще одна басня. Один человек незрячий умел про каждое животное, которое ему давали в руки, на ощупь угадать, что это такое. И вот однажды ему подложили волчонка; он его ощупал и сказал, раздумывая: “Не знаю, чей это детеныш – волка, лисицы, или еще какого подобного животного, – и одно только знаю: в овечье стадо его лучше не пускать”. Так и ваши, дельфийцы, дурные свойства видны по вашей мерзкой наружности.
