Тимке годик, и Леночке три. Это дочка ее — рыжая-рыжая. Я без рыженькой дочки моей пропаду!
В е р а. Собирайся. Без детей не приезжай! В ноги падай, моли.
Илья молчит, припав к ее ногам.
Что ты… ты? Это мне перед тобой молиться хочется.
И л ь я. Откуда ты, боже, счастье мое? Мы будем, слышишь, счастливы, будем! Что это?
Сверху доносятся крики и грохот скандала.
В е р а. Да соседи вон наверху — артист-шизофреник жену вот гоняет. Она на развод подала, а он…
И л ь я. Сходить? (Направляется к двери.)
Звонит телефон.
В е р а (берет трубку). Егорова слушает. (Растерянно.) Хм, тут пьяный кто-то звонит?
И л ь я. Это Галина. (Берет трубку.) Что?.. Еду! (Бросает трубку.) Надралась уже.
В е р а. Пьет?
И л ь я. Раньше пила. (Смотрит в тоске на потолок, на телефон.) Туда бежать или туда?
В е р а (подает ему тулуп). Поезжай!
И л ь я (похлопав по карманам тулупа, достает пачку денег). Здесь пятьсот. Спрячь.
В е р а. Богатый.
И л ь я. Нищий. Детишек вон двое, а Галина работать с рождения брезгует. (Подумав, забирает часть денег.) Оставим ей двести, а?
В е р а (отдает ему все деньги). Забери, прошу.
И л ь я. А детей кормить? Сколько их у нас, знаешь?.. Молись за нас, Вера. Я скоро! Заберу детей и…
Илья уходит, сталкиваясь в дверях с К л а н е й и А л л о й. Кланя в бигуди и в атласном халате-кимоно с павлинами. У женщин воинственно-растерзанный вид. Кланя угрожает кому-то шваброй. У Аллы скалка, рукав пеньюара надорван, видна ссадина.
А л л а. Я ему звездану! Арти-ист… из дурдома!
К л а н я. Сажай его! Сумасшедший все ж. Жалей-жалей — дожалеешься!
А л л а. А-а, разведусь в четверг — и… (Об Илье.) Кто он?
В е р а (мажет ей йодом ссадину). Художник.
А л л а. Гони ты этих х-художников! (Демонстрируя ссадину.) Художник — во! (С ненавистью изучает потолок.) Арти-ист? Тьфу!
К л а н я. Деньжи-ищ!
В е р а (прячет деньги в шкатулку). Не мои — его.
А л л а. Мой артист хоть бы рублик для смеха принес! Из театра ушел, со съемок сбежал. Иди, говорю, артист, к психиатру и лечись! Представляешь, на елках теперь прыгает… этим: прыг-скок (изображает зайца) с ушами! Больной он, Вер…
К л а н я. Арти-ист! (О Вере.) Спит…
Вера спит, уронив голову на руки.
А л л а (укладываясь с пледом на тахте). Умираю… тоже?!
К л а н я. Выспаться надо — Новый год завтра.
А л л а. Сегодня уже. Мне теперь один праздник — развод!
К л а н я. Эта кого привела — не артиста! (Зевает.) У-оо? (Уходит.)
Алла и Вера спят.
3
Вечер того же дня. Комната Веры, но уже преображенная по случаю Нового года. Елка и окно в фонариках. Вокруг стола, уставляя его снедью, суетится К л а н я в парчовом костюме, в пимах и в бигуди.
А л л а — она в пеньюаре, — напевая, красится перед зеркальцем.
А л л а. «Пора-пора-порадуемся на своем веку!» Верка — тютя: зеркала нормального не купит.
К л а н я. Верка (стучит по лбу) — во! Вер, говорю, а можа, он жулик? Придет он — жди! У нас в депо тоже — поверила одна шоферу: «Я, гыт [1], женюсь». Ладно — поехали. А у ней не дом — магазин «Хрусталь»! Дак он по дороге отбомбился на славу и высадил для смеху в грязь.
А л л а (накладывая грим). «Пора-пора-порадуемся!..» Не, этот не ночной бомбардировщик: деньги оставил — придет.
К л а н я. А придет — я третий лишний.
А л л а. А придет — перейдешь третьим лишним в нашу компашку.
К л а н я (обрадованно). Я свою долю внесу! Вино мое. (Забирает со стола бутылку.) Ноги мои в студне… рубль двадцать плюс рубль сорок. Можа, торт взамен забрать?
А л л а (стыдит). Клань?! Позвала одного. Мужик!! Ему ни твоей, ни моей меди не надо. «Пора-пора-порадуемся…»
Входит В е р а — в пальто, с переполненной хозяйственной сумкой, из которой торчат пучки петрушки и киндзы.
В е р а (с порога). Илюша где? Где? Приходил?
Кланя насмешливо хмыкает: дескать, жди — придет? Вера, не раздеваясь, устало опускается на стул у двери.
А л л а. Придет. Мой бы не пришел. Ключи отняла, но…
К л а н я. Мороз трескучий — «отняла»! А ночевать ему где — в лифте опять? Люди из страха пешком уже лезут: лифта боятся — там же артист!
А л л а. Не в лифте, а в Ялте ночует пускай! Море, съемки — роль идиоту дали наконец! Нет, примчался: «Убью, убью!» Убей! (Вере.) Новый год под дверьми встретишь?
Вера, превозмогая усталость, снимает пальто.
Хороши, а? Людям страшно — мне нет. Шел бы к отцу! У папеньки на одного трехкомнатная квартира. В центре города! На одного! (Вере.) Чего поздно — опять ревизия?
В е р а. А-а, новогодние заказы у ткачих актировала: мандарины — недовес, севрюга — недовес… две тонны перевешала. Не руки — чугун!
А л л а. Охота была в праздник медь считать?!
В е р а. Медь? По тысчонке на брата хапнули!
К л а н я. За раз? Мне бы! (Выгружает покупки из Вериной сумки. В одном свертке пять пар мужских шерстяных носков — тайком от Веры и с намеком демонстрирует их Алле. В другом свертке нарядное платье. Ахает над платьем.) А-а? У-у!
А л л а. Ой, дай померить? (Надевает платье.) Верчик, фирма — как раз на меня!
В е р а (о платье). Ухлопала сдуру отпускные.
А л л а (вертится перед зеркалом). «Пора-пора-порадуемся…» Как — отпуск взяла? В январе? Значит, точно, уходят тебя. Отгуляешь отпуск — и?.. Доигралась в Шерлок Холмса — ура!
Вера в каком-то отупении от усталости стоит с пучком зелени у ящиков с рассадой, изучая растущую в них точно такую же зелень.
В е р а (о пучке зелени). Сегодня на базаре уже рубль.
А л л а. Тьфу, рехнулась на петрушке! А я предупреждала — Акопян тебя таким дерьмом вымажет! Что — нет? Извини, но любого ревизора можно «сделать». Ты поганый мандарин для пробы съешь, а распишут — берешь на лапу, в лапку! Докажи, что Рувимчик тебя не купил?
Молчат.
А-а, плюнь! Завтра же устроишься. В управлении юриста ищут — двести рэ. Пойдешь?
Вера удрученно молчит.
Скисла? Тютя! (Решительно — Клане.) Ать-два — горячий компресс! (Вместе с Кланей готовит горячий компресс, смочив полотенце кипятком из чайника.) Если б я, как ты, дергалась, меня б уж черви давно грызли. А я еще кыска! Потеряешь товарный вид — все: амбец. Несчастными бабами артисты-то брезгуют… Сейчас будешь кыска. Уф, горячо! Твой придет, а тут — кыска. Любишь?
Вера смеется.
(Накладывает ей на лицо горячий компресс.) Из-за кого гробимся, бабы? На старости лет издам фотоальбом. Этого шимпанзе — полюбуйтесь, дети! — я считала первым красавцем. И лазила за ним на все пальмы. Рыдала, о-о! Нос — буряк, морда — плиссе-гофре. Любовь, девушки, подвиг. И если б за него давали хоть крошечный орден, я бы уже по пояс… (Исполняет туш, подвесив к груди конфетки как медали и изображая грудь в орденах.)
Вера смеется, сняв компресс.
Теперь массажик. (Массирует
