не касается! Я скорее подохну, чем попрошу у дочки хоть рубль! Анфиса, доченька! Твой отец – неудачник, но не подлец и не кровосос! Твой отец всегда ходит с гордо поднятой головой, качаясь от голода! Твой отец – настоящий интеллигент! Потомственный!
ОЛЬГА. Если вы полагаете, что у вас полбутылки водки осталось, то я вас разочарую. Колька её нашёл под бочком и вылил.
Из другой комнаты доносится гневный возглас, грохот и топот.
АНДРЕЙ ДАНИЛОВИЧ. (из коридора) Вылил? Да я его сучью кровь вслед за нею вылью! Глотку перегрызу! Паскуда! Козёл! Где он?
ОЛЬГА. Около школы! Следит, чтоб учителя не мешали наркоторговцам играть с детишками. А Анфиска – дома.
АНДРЕЙ ДАНИЛОВИЧ. (ворвавшись к Анфисе) Двести рублей!
АНФИСА. Сначала пятьсот отдай! И выкупи из ломбарда колечко мамы.
АНДРЕЙ ДАНИЛОВИЧ. (схватив гитару и замахнувшись ею) Двести рублей! Не то от твоей бандуры щепки останутся!
АНФИСА. (тронув рукой диван) Идиот! Положи гитару!
АНДРЕЙ ДАНИЛОВИЧ. Деньги на бочку, тварь! Я с тобой не шутки шучу! Ты меня опять довела до нервного срыва!
АНФИСА. (доставая деньги) На, подавись!
Протягивает отцу две купюры. Андрей Данилович берёт их и, бросив гитару на диван, стремительно покидает комнату. Раздаётся хлопок наружной двери. Анфиса, спрятав деньги в карман, закрывает лицо руками.
ОЛЬГА. (войдя) Чего ты эту мразь терпишь? Взяла бы нож да пырнула! Тебе ни хрена не будет, ты инвалидка!
АНФИСА. (опуская руки) Оля!
ОЛЬГА. Что?
АНФИСА. Пожалуйста, не говори Кольке, что я отцу двести рублей дала. Скажи – сто!
ОЛЬГА. Но это будет неправда!
АНФИСА. Оля, пожалуйста!
ОЛЬГА. А зачем?
АНФИСА. Ты прекрасно знаешь – он хочет, чтобы отец пил одну палёную водку!
ОЛЬГА. Ты чего, Кольку стала бояться?
АНФИСА. Не в этом дело! Ну, то есть, не совсем в этом… Ты знаешь, ко мне… ко мне уже второй раз приходила женщина! Ночью!
ОЛЬГА. А Колька-то здесь при чём? Она его голосом говорила? А потом оказалась, что у неё есть усы и член? Твою мать! Семейка придурков!
АНФИСА. Оля, мне не до шуток! Я до сих пор вся дрожу, когда вспоминаю об этой тётке! Я ведь сначала решила, что это мама пришла! Но когда она положила на меня руки в чёрных перчатках, мне всё стало понятно! Если бы во дворе машина не заорала, или если бы она заорала секундой позже – я бы, наверное, не проснулась… Оля, пожалуйста, ради Бога, не говори ты ему про двести рублей, иначе он мне крысиного яда в кашу подсыплет! Тогда она придёт ко мне наяву…
Ольга. Ну так наяву-то ты её не увидишь! Сразу увидишь Бога.
АНФИСА. Если он есть! А вдруг есть только она? И никого больше?
ОЛЬГА. Перестань бредить! Веди себя по-человечески, и никто тебя не отравит крысиным ядом. Почему я должна из-за твоей тупости мужу врать?
Анфиса вздыхает.
ОЛЬГА. Ну, ладно, уговорила! Я тебя выручу. Скажу Кольке, что ты дала этому ханурику сто рублей. Но с одним условием. Ко мне завтра придёт мужчина. Я замок заблокирую, потому что кто знает – вдруг Колька раньше притащится? Если это случится, ты ему дверь откроешь. Но только медленно! Так, как будто замок заклинило. Понимаешь?
АНФИСА. Да.
ОЛЬГА. (кивнув, сделав шаг к двери и остановившись) А она тебе что-нибудь говорила?
АНФИСА. Нет.
ОЛЬГА. Интересно! Ладно, я пошла мыться.
Уходит. Анфиса, взяв упаковку таблеток, проглатывает одну, пьёт воду из чашки. Радиотелефон звонит.
АНФИСА. (выйдя на связь) Алло! Заказывала. Анфиса. Семь, триста шестьдесят восемь. Восьмой этаж. Открываю.
Положив телефон, встаёт. Поправляет плед на диване, подняв гитару. Потом выходит из комнаты, отпирает наружную дверь квартиры.
СЛЕСАРЬ. Здравствуйте.
АНФИСА. Здравствуйте, проходите.
Дверь хлопает, замок щёлкает.
АНФИСА. Вот моя комната.
Слесарь с чемоданчиком и Анфиса входят.
АНФИСА. Не удивляйтесь, что я так странно себя веду. Просто я не вижу.
СЛЕСАРЬ. Совсем не видите?
АНФИСА. Да.
СЛЕСАРЬ. С рождения?
АНФИСА. Нет, три года. Простите, я пригласила вас, а потом подумала – вдруг нельзя приделать замок к такой хлипкой двери? Посмотрите, пожалуйста!
СЛЕСАРЬ. (зайдя за шкаф и осмотрев дверь) Нет, вы знаете, дверь у вас неплохая. Ногой её с одного удара не выбьешь. Рекомендую накладной финский замок, простой и надёжный.
АНФИСА. Сколько он стоит?
СЛЕСАРЬ. Четыреста пятьдесят рублей.
АНФИСА. Хорошо, врезайте.
Садится на стул.
СЛЕСАРЬ. (начав работу) Вы играете на гитаре?
АНФИСА. Учусь играть.
СЛЕСАРЬ. Каким образом?
АНФИСА. Меня учит моя подруга, Машка Стрельцова. Правда, она приходит не очень часто. За целый год я выучила всего семь аккордов.
СЛЕСАРЬ. От кого замок, если не секрет?
АНФИСА. От папы. Он алкоголик. Буйный.
СЛЕСАРЬ. И вы вдвоём с ним живёте?
АНФИСА. Если бы! В третьей комнате живёт брат со своей женой.
СЛЕСАРЬ. Вы с ними не ладите?
АНФИСА. Когда как! Нам иногда трудно понять друг друга. Николай старше меня на двенадцать лет, а Ольга – на десять. Им в одной комнате тесновато.
СЛЕСАРЬ. По магазинам ходите сами?
АНФИСА. Нет. Ольга мне продукты приносит, когда не злится. Раньше-то у метро был рынок, и я справлялась. Шла вдоль рядов и определяла по запаху, где крупу продают, где хлеб, где рыбу, где фрукты, где овощи, где кондитерские изделия. Продавцы меня знали. Но год назад рынок ликвидировали, отгрохали супермаркет. А там и зрячий заблудится, где уж мне соваться туда!
СЛЕСАРЬ. А из-за чего вы зрение потеряли?
АНФИСА. У меня диабет.
СЛЕСАРЬ. Давно?
АНФИСА. С года. Сейчас мне двадцать четыре. Если б не бабушка, я бы в детстве уже ослепла! Она обо мне заботилась.
СЛЕСАРЬ. Неужели нет шансов?
АНФИСА. Нет. Оба глаза признали бесперспективными. Я сама виновата. Мне надо было, когда начались проблемы, сразу бежать к врачу. Но наш окулист, который всем говорит, что здесь – не Швейцария, без талона не принимает. А за талонами – очередь с трёх утра. После четырёх её занимать бессмысленно. Представляете?
СЛЕСАРЬ. Это было несколько лет назад. Сейчас уже принимают по электронной записи, как в Швейцарии.
АНФИСА. Да, я слышала, что везде всё стало очень цивилизованно. Вот и вы никак не решитесь задать мне главный вопрос! Отвечу вам на него. Она умерла, когда я рождалась. Но я её чётко помню. Да, я её увидела и запомнила! Вы, наверное, думаете, что я сочиняю, что этого быть не может? Нет, нет, клянусь, это
