преподаватель.
Л а й м д о т а, его жена.
Э д у а р д И р б е, заведующий фотолабораторией.
А н д р и с С в и л а н.
Н а т а, его приятельница.
К в а к }
Д ж о } — знакомые Наты.
Вы в Риге. Вы стоите на том месте, где некогда находилась Ратуша {53}; ныне тут возвышается новый корпус Политехнического института с проходом на улицу Краму {54}, и мимо вас по главной магистрали Риги — улице Ленина — скользят троллейбусы и спешат пешеходы. Но стоит сделать всего несколько шагов, стоит только свернуть на эту самую Краму или в какой-нибудь другой переулочек Старой Риги, и вы словно вступаете в иной мир, и с вами говорит история.
В этой части города некоторые здания приспособлены для нужд заочного техникума. В самом большом из них, построенном в середине XIX века на старом средневековом фундаменте, сравнительно просторные и уютные помещения, но печное отопление, всевозможные неожиданные углы, закоулки, повороты и разновысокий уровень пола напоминают о старине. Поднимаясь по винтовой лестнице на третий этаж, вы, например, за какой-нибудь дверью обнаруживаете огороженную перилами площадку, с которой несколько ступенек снова ведут вниз — в аудиторию с лампами дневного света, экраном и современными наглядными пособиями в витринах. Своеобразно сочетается современность и старина и в построенной на чердаке фотолаборатории, из мансардных окон которой открывается вид на черепичные крыши Старого города и откуда виден также золотой петух на шпиле башни Дамского собора. Никаких существенных изменений не претерпел, по-видимому, лишь подвал, в котором техникум хранит дрова.
В здании примерно такого же типа устроено общежитие. До него не спеша можно дойти меньше чем за пять минут.
КАРТИНА ПЕРВАЯ
Подвал под учебным корпусом техникума в Старой Риге. Перекрытия в виде тяжелого кирпичного свода с осыпавшейся кое-где штукатуркой, у самого потолка чуть виден проем окна, через которое снаружи падает полоса света. В соседние помещения ведет дверь в виде арки. Теперь, весной, дров уже немного, и они находятся где-то дальше, в глубине. Здесь осталось всего несколько березовых чурбанов да поленьев, а в углу свалены пустые цветочные горшки. Из подвала наверх идет крутая лестница. На этом уровне находится передняя гардероба с вделанной в нишу скамьей и тяжелой дверью в подвал. Дверь в гардероб — на противоположной стороне, она застекленная, и за ней виден столик с телефоном. В глубине лестница, ведущая наверх в вестибюль, расположенный на уровне улицы. В вестибюле, невидимая нам, берет свое начало винтовая лестница, по которой можно попасть на все четыре этажа старого здания, а также на чердак.
В передней гардероба появляется Г у с т а в Ц е р и н ь ш. Он открывает тяжелую подвальную дверь, включает свет и спускается вниз. Густаву двадцать четыре — двадцать пять лет, но, возможно, и больше; он принадлежит к типу сухощавых людей, поэтому сразу трудно определить его возраст.
Внизу Густав внимательно все осматривает.
Где-то в глубине замяукала кошка.
Г у с т а в смотрит, улыбается и направляется туда, исчезая из виду.
Наверху появляются Д з и н т р а Т у н н е и М а р т а Б у к а, Дзинтра девятнадцатилетняя девушка, а Марте лет тридцать. Обе идут с улицы в весенних пальто.
Д з и н т р а. Никого… Ты не ослышалась?
М а р т а. Я? Еще чего. Талберг ясно сказал — учебная экскурсия закончится в подвале нашего техникума.
Д з и н т р а (заглядывает в дверь подвала). Внизу горит свет… Может, они где-нибудь там дальше?
М а р т а. Лезем вниз.
Обе спускаются вниз и осматриваются кругом, пока Дзинтра не замечает Густава.
Д з и н т р а. Ой, как я испугалась… Марта, смотри!
М а р т а. Густав, где остальные?
Д з и н т р а. И как ты, Густав, не боишься гладить чужую кошку, да еще черную!
Г у с т а в возвращается в первое помещение.
М а р т а. Остальные наши там?
Густав отрицательно качает головой.
Д з и н т р а. Странно… А придут?
Густав кивает.
Густав, мы с Мартой тоже сбегали в кассу Домского концертного зала, но больше ни одного билета не осталось. Когда ты брал себе и Арии, почему не подумал о других товарищах с курса? Я, например, сроду не была на органном концерте!
М а р т а. Если в комнате общежития не закрывать окно, в самых громких местах можно кое-что услышать.
Д з и н т р а. Ну что ты, Марта. Как можно сравнивать.
М а р т а. Не знаю, что Талберг собирается нам здесь показывать. Подвал как подвал. (Исчезает в соседнем помещении.)
Д з и н т р а. Наверху, в Старой Риге, для меня самым интересным оказался портрет лива на стене Домского собора {55}. Знаешь, Густав, у меня в паспорте написано «латышка», но на самом-то деле я из ливов!
Густав недоверчиво смотрит на девушку.
Да! Не веришь? В школе, в Вентспилсе, нас таких было несколько, но по-ливски мог говорить только один мальчик из Мазирбе {56}, да и то не свободно, а только так, приблизительно… Вот на экскурсии в Таллине он многое понимал и переводил нам, потому что ливский и эстонский языки родственны. Ты читал, что говорит о нас, ливах, поэт Имант Зиедонис в своей книге «Курземите» {57}?
Густав кивает.
Знаешь, в двенадцатом веке тут жило еще такое количество наших, что немцы всю землю называли «Ливония», в переводе это значит «Страна ливов», а теперь осталась какая-то сотня или около того, думаю, а таких, у кого в паспорте значится «лив», всего семь, можешь себе представить?
Наверху, разговаривая, появляются Б о н и ф а ц и я и К а з и м и р С в и л а н ы, У л д и с Э г л и т и с, А й в а р Ю р и к с о н, И м а н т Р о м а н о в с к и й и М и е р в а л д и с Ш т о к м а н и с. Эти люди съехались на сессию из разных районов Латвии и, как уж водится при обучении заочного типа, весьма отличаются друг от друга и по возрасту, и по внешнему виду, и по манере поведения. Длинный и худой Юриксон и маленький широкоплечий брюнет Романовский ровесники Дзинтры. Солидному, несколько даже франтоватому Эглитису под тридцать. Обоим Свиланам по сорок, а Штокманис на несколько лет старше их.
Первым спускается вниз Юриксон.
За ним следуют остальные.
Ю р и к с о н. Кого я вижу, Густав и Дзинтра!
Д з и н т р а. Куда вы все пропали?
Ю р и к с о н. А вы тут что делаете? Смотрите у меня, скажу Арии!
Из соседнего помещения появляется М а р т а.
Э г л и т и с. Это же целый подземный зал.
Ю р и к с о н. Жуткая яма. Чувствуете, чем пахнет?
Р о м а н о в с к и й. Смотри, крыса!
Д з и н т р а. Ой, я боюсь! (Бросается на лестницу.)
Б о н и ф а ц и я. Ты мне, Романовский, не пугай ребенка!
Ш т о к м а н и с. Ну в самом деле!
М а р т а (нагибается и берет в руки полено). Мне тоже так показалось.
Наверху появляется преподаватель Я н и с Т а л б е р г, человек лет тридцати пяти. Перед ним вырастает вылетевшая из двери подвала Д з и н т р а.
Т а л б е р г. Что такое?
Д з и н т р а. Ничего. (Отходит в сторону, пропуская вперед Талберга.)
Талберг спускается вниз и останавливается на
