Дыбин. Да ладно, уже поздно. Скоро Новый год.
Ольга. Ой, мальчики! Не думала я. Если редкая сволочь, то даже (показывает на ёлку) у основания ватой прикрыть, а не вешать. Тем более потом приглашать, чтобы вы нервничали. (Снимает ящерицу и кладёт у основания ёлки.)
Кожин. Приглашать полбеды, Оля. А вот то, что из‑за квартиры, когда мы как люди в общежитиях и коммуналках… В то время как у него… Я точно знаю. Два аквариума.
Ольга (с восхищением). Два аквариума?
Кожин. Два! Так что не трать на него ваты. Все равно выползет. И я представляю, как выползать будет так. (Становится на карачки и начинает изображать Чигитанского, выползающего из ваты. При этом шипит. Все смеются.) Похоже?
Дыбин. Нет. Не полностью. Дай-ка я – Чигитанский. (Становится на четвереньки.) Врожденный землеполз. Ну-ка спроси меня, Макшев: «Чигитанский, подари мобильник».
Макшев. Чигитанский, подари мобильник.
Дыбин (сначала шипит, а потом говорит). Абонент недоступен или временно заблокирован. Би Лайн. Би Лайн!
Все смеются. И аплодируют. Прекращают аплодировать. Но Чигитанский аплодировать продолжает. Вот тут-то его все и замечают. Неловкое молчание.
Пользуясь молчанием, Чигитанский делает попытку ухватить Ольгу за талию, но увидев враждебные взгляды Макшева, Дыбина и Кожина, вовремя приостанавливается. Спасительным движением достает из рукава платок, протирает лоб. Наконец прерывает молчание.
Чигитанский. А я вот тут тебе (показывает коробку) небольшой скромный, но дорогой подарок…
Кожин. Аквариум, что ли?
Чигитанский. Нет, не аквариум. Но это не хуже аквариума, если современная женщина следит за собой…
Дыбин. Как это следит за собой? Она что, в ФСБ?
Чигитанский. Откуда я знаю? За двадцать лет можно не только ФСБ. За двадцать лет можно коня научить разговаривать. А можно и жёлуди есть, как гурманы с Волоколамского шоссе…
Макшев. Как ты сказал?
Чигитанский. Жёлуди, а что?
Макшев. Ты чего обзываешься?
Чигитанский. Разве я кого-то обзываюсь?
Макшев. Обзываешься! Жёлудь это я, понял?
Чигитанский. Ты – жёлудь?
Макшев. Да. Жёлудь. Вон, видишь, на ёлке вишу. Ну-ка повтори!
Чигитанский. Ну хорошо-хорошо, повторю. Я не знал.
Макшев. Да ты знал! (Пытается идти на обострение.)
Ольга. Мальчики, прекратите!
Макшев. Знал он, знал. Он с самого начал знал, как вошел. Ему завидно, что я – желудь на верхушке. А он у самых корней, как подонок! (Макшев уже слегка опьянел.) Ящерица! Змееполз!
Чигитанский. Хм… Стоп! Стоп. Змееполз… Как вы сказали? Змееполз?
Макшев. Да. Змеепо-олз. Гибкий. Посторонний. Скользкий. Которые шкуры оставляют в телефонных будках.
Чигитанский. Хм… В будках… Хорошо… Я не возражаю… Пусть будет по-вашему… Пусть буду змееполз… Но только учтите… За двадцать лет жизнь настолько изменчива… Что посмотришь на систему координат, а их уже не две, а целых четыре, а то и с хвостиком. Причём там, где был икс, уже игрек, а где Z, там уже котангенс, а то и два. Никогда не обращали внимание? Нет? Напрасно… А вникаешь в классику, то выясняется, что вовсе и не Чехов задавил Анну Каренину, а наоборот… Это она его под откос… Всё дело с какого ракурса и кто оператор… Рязанов или Макшев…
Макшев. Чего ты сказал?
Чигитанский. Макшев.
Макшев. Слушай, я тебя предупреждал… Ты поосторожнее с желудями!
Кожин и Дыбин (успокаивают Макшева). Ладно, ладно… Потом… Пусть договорит.
Макшев. А он выбирает слова!
Кожин. Усыпись!
Чигитанский. Вот… А что касается змееполза, то вот ещё маленькая деталь… Вот это вот движение… (делает змеиное движение ладонью) которое вы так опрометчиво смеялись, оно помогает договориться в стремительном качении с высокой горы. Если сравнивать жизнь, как слалом между флажками в швейцарских горах… То только змееполз может на большой скорости обогнуть всё, что натыкано слева и справа. (Разгорячился, объясняет с жаром.) В то время как в ушах ветер! А сзади лавина с машинистом рвёт! И она уже не будет спрашивать, ни кто твой вексель, ни кто твоя уважительная причина. Сметёт! Если не будешь двигаться по-Чигитански! (Ещё раз демонстрирует змеиное движение ладонью.) Вот так, влево-вправо!
Оленька (с плохо скрытым восхищением). А вы что, были в Швейцарии?
Чигитанский. А как вы думаете? А как вы думаете? Где же мне ещё не быть? Когда современный риелтор и весь способ документов под международный стандарт, и без швейцарского лизинга у тебя ни одна квартира не заработает, не говоря уже о подъезде… Был ли я в Швейцарии… Хм… (Подводит Ольгу за руку к коробке, которую принёс в подарок.) Вот. Как вы думаете, у нас такие коробки научились делать? (Показывает на угол коробки.) Видите, какой стык? А вот эта надпись? Русскому прочитай?
Ольга с восхищением смотрит на коробку.
Ольга. А она тоже из Швейцарии?
Чигитанский. Ха-ха-ха. Из Малаховки. Шучу. Конечно, из Швейцарии. Из самой, что ни на есть гнездовщины. Родное. Это ещё не всё. Идёмте в окно. Идёмте в окно, Ольга, не бойтесь. (Берёт Ольгу за руку, подводит к окну.) Вон, видите, зеленеет?
Ольга. Ой, это что, травка?
Чигитанский. Да нет. Какая травка под Новый год? Протрите глазницы, Оля! Это БМВ. Настоящая зелёная БМВ. Вот представьте, и уже собственность… Четыре фары. Задний выхлоп. Жёсткий руль на повороте.
Ольга. Это что, тоже мне?
Чигитанский. Нет, это пока мне… Вам пока только коробка. Но это намёк на терпение…
Дыбин. Да он жмот, Ольга. Я же говорил! БМВ ему жалко!
Ольга (Дыбину, строго). Дыбин! Не прерывай на полподарке…
Кожин (Дыбину). Усыпись!
Чигитанский. Вот коробка, Оля. Изучайте… Осваивайтесь… Вот тут открывать… Вот число. Всё разное.
Чигитанский оставил Ольгу возле коробки. А сам подошёл к ёлке, нежно взял в руки ящерицу-игрушку. Начинает разговаривать с игрушкой, как с живым существом. Во время монолога Ольга поочерёдно достает разные штучки из коробки, завернутые в красивую обложку. Каждый раз вскрикивает. Почти эротически. Должно получится что-то вроде монолога мужчины о своих достижениях, перебиваемый женскими возгласами восхищения.
Чигитанский (ящерке, как старому другу). Ну что, ящерка-змееполз. Вот мы и встретились с тобой лицо в лицо. А какой путь был пройден от экономии бережливости до самых завысин швейцарских пятиконечных бунгало! Помнишь, Чигитанский, мороженое, которое ты перепродал вместо того чтоб расковырять? А первое яблоко, которое стремглав промчалось по школьному двору, огибая откусывальщиков и отламывальщиков? Я еще тогда подумал, что начинается слалом…
Первый накопленный полтинник,
Тёмная улица и тусклый фонарь,
На деревьях висит шпана,
Словно яблоки всемирного тяготения
В спелую кубанскую осень.
Мастерски отбрасывая тень мусорных баков,
Подражая кайману, переступающему бомжа.
И спасительный блеск подъезда…
Отпускай сцепление, Чигитанский!
Слалом в подъездной лестнице
Параллельно движется лифт с тёплым насильником.
Обгоняем лифт!
Сбоку – тень соседа, вчерашнего расчленителя после амнистии.
Влево! Вправо! По-Чигитански!
Отвлекающий промах нереальной отмычки, нереальный шифр…
И гремит в поросячьей шкатулке спасённый реальный полтинник!
Соблазнительный свист газированного ларька за окном.
В голубом бассейне шалавы с кефалью и днём и ночью!
«Чигитанский! Я – ваша острая необходимость!»
«Чигитанский! Угостите даму вином!»
«А какое сегодня день среды, барышни?»
«Четверг!»
«О, нет! По четвергам развивается болезнь мочевых почек!»
Зрелые заматерелые годы. Двухкомнатный инвалид. И собрание жильцов.
В активе – четыре скворечника, снесённая пятиэтажка и туалет в Крылатском.
Влево! Вправо! Ковшом экскаватора разбросанные балансы и сведение всех концов!
И следы, уходящие за угол. Траектория Чигитанского.
Подходит к Ольге, нежно берет ее за руку.
И вот теперь, Оля, когда твой кошелёк начинает трещать, словно Везувий от переизбытка купюр, когда твоими флажками становятся Прага, Цюрих и Венеция, которые ты огибаешь на зелёном БМВ, возникает осмысление чувства, которое дарит нам лазейку в глубине лет, словно в норку хомяка, войти в которую позволено только настоящему, как ни странно, змееползу. Эта норка там, где мы бывали двадцать лет назад. Эта норка словно окно, в которое стучало сердце. Эта норка, через которую я тебя любил. И через которую смотрел на будущее, которое переросло в бунгало. Вот тебе моя рука, Оля. (Протягивает свою руку, в которой зажаты купюры, секунду подумал, посчитал купюры, часть отложил себе в карман, а оставшиеся снова протянул Ольге.). Вот тебе моя рука, Оля!
