Дыбин (наконец нарушил молчание). Ну вот, опять «скорая» приедет под Новый год, как и двадцать лет назад. Опять всё настроение испортил… риелтор… Хорошо, что хоть ещё дом не разрушил…
Ольга. А почему он должен дом разрушить?
Дыбин. А ты не знаешь разве? Про них, про риелторов…
Ольга. А что?
Дыбин. А то… Эти риэлторы ведь продают квартиры налево-направо…Так? В домах из‑за этого образуются пустоты…Ну вот, когда количество таких пустот накапливается, то дома начинают рушиться. Ты не знаешь случайно, он (показывает на лежащего Чигитанского) в вашем доме квартиры налево-направо не продавал?
Ольга. Откуда? Я его двадцать лет не виделись…
Дыбин. Хм… А не обязательно видеть… Эти риэлторы через бумаги действуют… Потихоньку, исподтишка… Вот когда дом рушиться начнёт, тогда поздно будет… Что ты скажешь на это, Кожин?
Кожин не спускает глаз с будильника, смотрит на секундную стрелку.
Кожин. А что я могу сказать? Может, и разрушится. Только я вряд ли доживу до этого времени…(Обращается к секундной стрелке.) Вот сволочь… Ещё десять секунд прошло… Ещё восемь секунд… тик-тик-тик бежит, бежит… Значит ещё на восемь секунд жить меньше осталось… Ещё пять секунд… (Вдруг завёлся, запсиховал.) Куда ты бежишь, дура?! Стой! Кто тебя просит?! Стой! Кто тебя гонит?! Ах ты тварь такая! Оля, почему у тебя так много будильников? Это специально? Намёк?! (Хватает будильник и забрасывает его подальше.)
Дыбин. Слушай, ты! Может, хватит будильниками швыряться? Противно смотреть!
Кожин. А ты думаешь, мне не противно смотреть, как ты языком свой аккумулятор на язык, «мня, мня, мня»?!
Дыбин. Это моё дело! Это моё личное дело! Я же тебя не заставляю…
Кожин. Я тебя тоже не заставляю будильниками по воробьям! Это тоже внутреннее… потребность! Хочу и потребность…
Дыбин (показывает на аккумулятор). И моё внутреннее! Может, я без этого жить не могу, как Макшев без вина.
Макшев. Сравнил тоже, аккумулятор с вином. (Выпивает.)
Дыбин. По крайней мере, это не алкоголь! Может, мне врач прописал…
Кожин. Ага… Сейчас приедут врачи, специально спрошу на уточнение.
Дыбин. И уточним! И уточним… И ещё не забывать при том: врач врачу – разница. Одно дело квалификация, когда идёт уточнение, а другое – «скорая помощь» с мигалкой туда-сюда… Сделал укольчик, хлоп, – на носилки и в кювет! (Вновь приложился к аккумулятору.) Вот, уже и аккумулятор не пробирает… Разрядился… Подсел… А всё из‑за вас… Ну вот как я теперь?! Как? Не могу… Ну-ка, Оля, дай сюда гирлянду… (Оля дает гирлянду.) Где тут свежий конец? (Находит оголённый конец.) Вот он… (Берет провод в рот, говорит Ольге.) Ну, включай, чего стоишь?
Ольга. Куда включать?
Дыбин. В розетку!
Ольга. Зачем?
Дыбин. Включай, тебе говорят, не видишь, волнуюсь?!
Ольга. Но мальчики…
Кожин. Включай, включай, Оля, ему надо. (Встал, заходил по комнате взад-вперед, посматривая на наручные часы.)
Макшев. Включай, а мне, пожалуйста, еще вина…
Ольга вставляет вилку в розетку, Дыбина трясет. С предсмертным шепотом: «а-а… током» он падает на пол. Макшев и Кожин переглянулись. Бросились к Дыбину.
Дыбин, ты что? Дыбин!
Кожин. Э-э! Дыбин, не шали! Вставай!
Макшев (бьет Дыбина по щекам). Дыбин, проснись! Дыбин!
Кожин (к Макшеву). Ну что стоишь? Пульс ищи! Пульс! Ну что, нашел пульс?
Макшев (обыскивая Дыбина). Нет… Только талоны на метро…
Кожин. Ищи лучше. А я пока сделаю искусственное дыхание… Так… Ты не помнишь, как его делать? Ты же альпинист…
Макшев. Вот так вот руками и рот в рот…
Кожин (начинает делать Дыбину упражнение с руками). Оля, иди сюда… Поцелуй его в рот.
Ольга. Нет, я могу только в щёчку.
Кожин. Ну тогда «скорую» вызови!
Ольга. Уже вызвала.
Кожин. Вторую вызывай, их же двое!
Ольга убегает. Кожин делает Дыбину упражнение с руками, но вот ему самому стало плохо, схватился за сердце, отошел в сторону, присел.
Макшев (спрашивает у Кожина, показывая на Дыбина). Думаешь, всё?
Кожин. Всё.
Макшев идёт к ёлке, снимает зайчика и берет ящерицу. Зайчика кладет на Дыбина, ящерицу на Чигитанского. Друзья некоторое время стоят в трагическом молчании.
Макшев (нарушая молчание). Эх, снять бы сейчас шапки, да нечем…
Кожин. Да не обязательно именно шапки снимать. Можно и разуться. Давай разуемся в честь Дыбина…
Макшев. Давай.
Разуваются.
(Пробует позвать Ольгу.) Оля, иди разуваться!
Кожин. Не зови. Ей не надо. Она женщина. А я вот не только ботинки, я и носки сниму… (Присел. Снимает носки. Периодически хватается за сердце.)
Макшев. Носки-то зачем?
Кожин. Да как тебе сказать… Возраст… Понимаешь? Возраст дает о себе знать…
Макшев. При чем тут возраст и носки? Какая взаимосвязь?
Кожин. А при том… Когда змея поистаскалася, она пытается спялить с себя старую шкурку, зацепившись за деревянную кору. Так и любой ветеран. Как только чувствует приближение последнего возраста, пытается стянуть с себя носки и оставаться босиком. Знаешь, сколько я видел ветеранов босиком? Ого-го! Все без носков, потому что чувствуют приближение…
Макшев. Подожди, какой ветеран? Какой босиком? Мы же договорились, что мы не возраст!
Кожин (опять берется за сердце). И все-таки я – возраст. Я сам виноват, потому что разбрасывался будильниками. Каждый будильник – это хранитель времени. И каждый раз, забрасывая будильник подальше, ты как бы отнимаешь время у себя. Раз забросишь, два забросишь, три забросишь… Сначала не чувствуешь, а возраста остается все меньше и меньше… Злоупотреблял… Опрометчиво… Разбрасывался временем… Вот теперь чувствую…
Макшев. Ну как же так? Так хорошо складывалось. Нас двое и щек у Ольги тоже двое… Каждому по щеке… Сам говорил.
Кожин (прилёг на полу). Да. Говорил. Но последний брошенный будильник, видать, оказался лишним. Какие щечки, когда я уже без носков? Рад бы целовать, да возраст не позволяет… Макшев! Неси сюда чайник, пока не поздно!
Макшев. Несу! А будильник, которым ты разбрасывался, нести?
Кожин. Неси! И будильник неси, и все неси. Все, что успеешь! Быстрее, возраст уходит…
Макшев снимает чайничек с полки, собирает разбросанные будильники, несет всякое барахло и высыпает на Кожина.
Ну вот… Всё… Не остаётся возраста… Завидую тебе, Макшев. Обе щеки твои. Прощайте. Будете на Б‑19, мы вас с Дыбиным встретим…
Кожин потихоньку умирает, Макшев некоторое время стоит в печальном молчании.
Макшев (наконец заговорил). Вот так бывает… Разувался, разувался в честь Дыбина, а оказывается, что и в честь тебя, Кожин, ботинки снял. Получилось на каждого по ботинку… По-братски…
Кожин (предсмертный шёпот). А носки снимать будешь?
Макшев. Нет. Прости. Я жить хочу…
Возвращается Ольга. Увидела, что трупов уже три, оцепенела, вопросительно смотрит на Макшева. Макшев обнял её, приложил палец к губам.
(Показывая на Кожина.) От возраста.
Долгое молчание.
Ну вот, Ольга, мы и остались с тобой вдвоём, как веник и водонапорная башня… А Новый год всё ещё не наступил…
Ольга. А что, он может и не наступить?
Макшев. Может. Говорят, что если с большой скоростью гнать на запад, то Новый год, который идёт с востока, может тебя и не догнать. Следовательно, возраста тебе так и не прибавится… Это секрет вечной молодости, Ольга. Эликсир.
Ольга. А ты пробовал?
Макшев. Нет. Но хочу попробовать. (Вдруг заговорил с жаром.) Давайте уедемьте отсюда на Запад! Возьмемьте вот эту коробку, сядемьте в зеленый БМВ и махнем на Запад! Да так, чтобы никакой Новый год нас не догнал! Умоляю вас! (Упал на колени.)
Ольга. А как же ёлочка?
Макшев. А ёлочку мы с собой возьмём. Все будут думать, что мы как раз и есть Новый год, а мы, наоборот – бегом от Нового года! Вечная молодость, Ольга. Эликсир.
Ольга. А как же Дыбин?
