Титов. Загадывать не люблю… Дело коммерческое, сами знаете, требует соображения с обстоятельствами, с вопросами. Да вы что торопитесь, Андрей Евгеньевич? Спеху нет. Вот о журнале спервоначалу столкуемся. А там поживём – может, и до фур доедем, хе-хе-хе-хе… О журнале-то мы не всё кончили, Андрей Евгеньевич. На тираж я не надеюсь. Вот что. Нынче конкуренция большая. Он за пятачок-то и все новости даёт, да, извините, и баб голых в придачу, хе-хе-хе-хе… заманить, приучить читателя надо-с. Вы – имя, Андрей Евгеньевич, слов нет-с, да народ-то вас знает мало… Ему занимательность нужна… Так вот я и хотел о литературной, так сказать, стороне переговорить…
Подгорный (несколько изумлённый). То есть что же, собственно?..
Титов (поспешно). О гонорарах за статьи, за редактирование и за другие статьи – об этом речь особо. Я бы хотел два слова о самом направлении…
Подгорный. Но позвольте… я полагаю, что направление вам наше известно… И вообще, литературная сторона дела будет всецело предоставлена нам… Мне казалось, что это само собой разумеется…
Титов (весело). Ну конечно, конечно, Боже ты мой. Да я не о том совсем. Какой я литератор. Вам и книги в руки, хе-хе-хе-хе… Я не об этом-с. Я вот о чём-с. Необходимо для оживленьица, чтобы в журнале карикатурный отделец был. Нынче без этой самой юмористики журнал не пойдёт. Верьте мне. Ну-с, а потом в журнале обязательно должны принять участие Маневич и Рукевич-Краморенко[6]. Это потому-с, что они сотрудники нашей газеты и большие пайщики всего дела. Неудобно их обойти. А потом, читатель их знает, и ваши три имени успех журналу обеспечат, уж как дважды два… Вы читателя душевностью возьмёте за рога, хе-хе-хе-хе… а они бойкостью-с… я только об этом… (Живо.) А теперь о гонорарах…
Общее движение.
Подгорный (в сильном волнении). Нет, позвольте – вы, кажется, шутите… Карикатуры… и потом… Маневич и Краморенко… но что же между нами и ими общего?.. Простите, они могут писать в вашей газете и кому-нибудь нравиться… но начинать общее дело с Маневичем и Краморенко, которых как писателей я не люблю, как людей не уважаю… И вы отлично понимаете, почему… Нет, тут какое-то недоразумение… Если вы поняли, о чём мы мечтаем, то как вы можете говорить об их сотрудничестве?..
Титов. Я не о любви и уважении говорю, стерпится-слюбится, это дело житейское, хе-хе-хе-хе… Я знаю, о чём вы мечтаете. Очень даже понял. Да не пойдёт это. Надо лёгкости подпустить. Читатель глуп – поверьте мне. Миллионное дело имею…
Сергей Прокопенко (не выдержав). Ну и проваливайте со своими миллионами. Вы с нами как лавочник разговариваете.
Иван Трофимович. Полно, голубчик, так нельзя.
Сергей Прокопенко (отмахивается и возвышает голос). Я, по крайней мере, заявляю, что продавать свои убеждения не намерен. Да-с, не намерен, господин миллионер. И ни с какими бульварными юмористами вместе работать не буду. Пусть другие соглашаются, отказываюсь. Да, отказываюсь.
Николай Прокопенко. Великолепно. Только не ори. Считай за мной двугривенный.
Титов. Хе-хе-хе-хе… горячи-с, очень горячи-с… Без торговли никакое дело не делается: поторгуемся – столкуемся.
Подгорный. Нет, столковаться, очевидно, мы не можем. Ваши условия абсолютно неприемлемы.
Титов. Напрасно-с. Подумайте, Андрей Евгеньевич. Дело хорошее. Мешать вам ни Маневич, ни Краморенко не будут. Это больше для самолюбия их. Все мы люди, хе-хе-хе-хе… А карикатурки – на самой последней страничке, так, в заключение… Ведь мечту – что же издавать-то её. Мечту читать никто не будет. Не для себя же её издавать. Она денег стоит.
Подгорный. Как угодно. Но наши условия неизменны: полная автономия. В издательство мы не вмешиваемся, в редактирование – вы.
Сергей Прокопенко. Какие тут разговоры. Раз господин Титов сейчас предлагает нам согласиться на измену, он через месяц потребует, чтобы мы…
Иван Трофимович. Перестаньте, голубчик, дайте вы им столковаться.
Титов. Ох, горячи-с, хе-хе-хе-хе… (К Подгорному.) Подумайте, Андрей Евгеньевич, подумайте, журнал пойдёт. И обставим мы его как быть должно. Рынок у меня есть. Рассую по провинции. О гонорарах спорить не будем…
Подгорный. Гонорары тут не при чём. Я и мои друзья никогда не примут такие условия.
Титов. А вы извините меня за простоту – вы бы без друзей, хе-хе-хе-хе… Они люди молодые…
Общий гул.
Сергей Прокопенко. Договорился.
Николай Прокопенко. Уж это слишком.
Доктор. Да, разговор, кажется, можно кончить.
Татьяна Павловна. Изумительно.
Сниткин. Терпение, собственно говоря, у Андрея Евгеньевича…
Подгорный. Нет, простите, нам, очевидно, сойтись не придётся.
Титов (встаёт). Жаль, жаль… Подумайте, Андрей Евгеньевич. Дело верное. А мечты, что же-с? Мечты разные бывают. Это одно воображение, хе-хе-хе… Может быть, подумаете – завтра бы ответили…
Подгорный (сухо). Нет, это решительно невозможно.
Титов. Жаль, жаль… (Прощается.) А без участия Маневича и Краморенко мне никак невозможно… Ну, с карикатурами можно бы повременить. Это уступлю… Может быть, и вы уступите, хе-хе-хе-хе…
Подгорный. Нет.
Титов. Жаль, дело хорошее сделали бы. А ваш журнал не пойдёт, поверьте мне. (Весело ко всем остальным.) Честь имею кланяться…
Титов уходит, Подгорный провожает его до передней.
Сергей Прокопенко (вслед). Лабазник…
Общий шум.
Это чорт знает что такое. Это оскорбление. Его вон надо было выгнать!
Николай Прокопенко. Да, нахал первой пробы.
Татьяна Павловна. Я всегда говорила: надо больше самостоятельности, к чему нам издатели?!
Сергей Прокопенко. Я тоже говорю. Ну их к чорту. Будем идти смело к намеченной цели…
Николай Прокопенко. Не ори, не ори, не ори…
Сниткин. И в руках, собственно говоря, у таких дикобразов…
Иван Трофимович. Грубоват-то он грубоват – слов нет. Но по-своему прав. На идеи ваши ему наплевать. А известно: не обманешь – не продашь.
Доктор. Я человек рассудка, господа, и призываю не отдаваться минутным настроениям: необходимо хладнокровно обсудить, что предпринять дальше.
Сергей Прокопенко. Издавать самим.
Николай Прокопенко. А деньги?
Сергей Прокопенко. К чорту деньги.
Иван Трофимович. И правду сказал Титов: «горячи-с».
Доктор. Так нельзя, господа, надо говорить серьёзно, а вы занимаетесь лирикой какой-то… Андрей Евгеньевич, что же вы думаете теперь предпринять?
Подгорный (пожимает плечами). Ничего.
Доктор. То есть как – ничего?
Подгорный. Так – ничего… Без денег издавать нельзя… Денег нет – чего же обсуждать… Выпустим ещё столько номеров, сколько окажется возможным, и постараемся за это время приискать издателя.
Татьяна Павловна. Ты говоришь таким тоном, как будто бы даже рад этому.
Подгорный. Рад? Ты, однако, великолепно изучила мой тон. (Смеётся нервным смехом.) Впрочем, на этот раз, кажется, твоя правда.
Лидия Валерьяновна. Вы серьёзно?
Подгорный. Полусерьёзно, Лидия Валерьяновна.
Доктор. Все вы, господа, нервничаете, говорите загадками. Надо жить головой и не распускать задерживающих центров. По-моему, вы сейчас в таком состоянии, что никакое хладнокровное обсуждение немыслимо, и я предлагаю всякие рассуждения прекратить и просто поболтать, отдохнуть…
Николай Прокопенко. И пообедать.
Доктор. Совершенно верно, и пообедать.
Подгорный. Я с вами вполне согласен, доктор, и потому удаляюсь… отдыхать… (Смеётся.)
Иван Трофимович. На башню[7], милочка?
Подгорный (очень серьёзно). Куда же мне ещё идти отдыхать?.. Пока, до свидания, господа… (Идёт к двери.)
Татьяна Павловна. Сейчас обедать.
Сергей Прокопенко (вслед). Наверху, кажется, Таракан спит.
Подгорный (останавливается). Наверху?
Николай Прокопенко. Нет, нет, он в столовую пошёл.
Подгорный уходит.
Итак, любезнейший доктор до обеда предписывает нам отдых. Чем же нам развлекаться?
Доктор. Вот, может быть, Лидия Валерьяновна сыграет?
Лидия Валерьяновна. Нет, я сейчас не могу.
Доктор. Расстроены?
