Тишина.
Кейт. Я была на мосту. Видела тебя.
Альберт. И что я делал?
Кейт. Красил, наверное. Пятился, как рак, по перекладине.
Альберт. Оставляя серебряный след… Не заметил тебя. Или не узнал, что это ты.
Кейт. А я постриглась. Заплатила шесть шиллингов шесть пенсов.
Альберт. И пришла показать? Если ты слишком далеко, шесть шиллингов и шесть пенсов ничего не меняют – я ведь все равно не разгляжу.
Кейт. Ну, сверху не понять смысла происходящего внизу, не так ли?
Альберт. Да, поразительно! Когда возвращаешься на землю, все так близко и невозможно отступить, чтобы охватить взглядом все в целом.
Кейт. Тебе нравится моя прическа?
Альберт. Что-что? О да. А моя тебе нравится?
Кейт. Мне даже свистели сегодня на улице.
Альберт. Мне вечно свистят.
Кейт. Мне свистел водитель грузовика на переходе. Я пошла на красный.
Альберт. Эти водители грузовиков вообще ужас.
Кейт. Да, Альберт, ведь со мной была еще детская коляска…
Альберт. Ты очень молодо выглядишь. Как старшая сестра для Кэтрин.
Кейт. И готовлю я здорово, правда?
Альберт. Я бы тоже тебе свистнул.
Кейт. Если бы ты свистнул, я бы обязательно оглянулась. Я бы подмигнула тебе и сказала: «Нахал!»
Альберт. О, не беда! Я бы тебя подхватил. Мы бы покатались по каналу после кино.
Кейт. Что ты знаешь о прогулках по каналу с твоим образованием и вообще…
Альберт. Ну как же, я – рабочий человек.
Кейт. А ты ни о чем не жалеешь, Альберт?
Альберт. Нет.
Кейт. Мало хорошего ты получил.
Альберт. Смотря по тому, что называть хорошим.
Кейт. Меня и ребенка. Две комнатушки и сорок пять часов работы в неделю. Никаких перспектив…
Альберт. Я не честолюбив.
Кейт. А ведь у тебя могло быть торжественное бракосочетание, красивый дом, чистая работа, хорошие перспективы… Ходил бы в загородный клуб… играл в теннис… В «Металлических сплавах и сопутствующих металлах» занял бы руководящий пост, у тебя был бы собственный офис с телефонами…
Альберт. Да, я отказался от всего.
Звуки работы на мосту.
Вот! Проведем еще две серебряные линии, вот здесь, на угловой скобе они встречаются. Пощекочем кистью тут, позади заклепки, конечно, сверху этого не видно, но… Интересно, там, в городе, смотрят вверх? А что если все они разом уставятся на меня? Вон, посмотрите на него, как нелепо он выглядит, такой крошечный, скажут они. Или, наоборот, будут восхищаться: какой смельчак, один против стихии! Он как альпинист, нащупывающий дорогу, цепляющийся за небо ногами и руками. Точки, груды кирпичей, жуки… Если бы я плюнул, они бы утонули.
Настойчивый звук детской погремушки.
Кейт. Это нехорошо, Альберт.
Альберт. Плеваться?
Кейт. Так говорить.
Альберт. Да нет, я не хочу их топить. Пусть живут. Я просто пытаюсь объяснить тебе, как себя человек чувствует там.
Кейт. Я и так знаю. Что особенного? Красишь перекладину, и все. Есть работы не хуже этой.
Альберт. Но это мой мост! Пожалуйста, пусть она прекратит. Эта погремушка действует мне на нервы.
Кейт. Для своих шести месяцев она очень развитая девочка.
Альберт. Я не сомневаюсь. Если бы она играла на трубе, было бы еще забавнее. Но меня все равно это раздражало бы. Дай сюда! (Отнимает погремушку, ребенок кричит.)
Кейт. Ну что ты с ней сделал?! Она же не понимает. (Успокаивает.) Ну-ну, успокойся…
Альберт. Пока, я ухожу.
Кейт. Ты куда?
Альберт. На работу.
Кейт. Но эта суббота у тебя нерабочая.
Альберт. Нет – рабочая.
Кейт. У тебя прошлая суббота была рабочей.
Альберт. Ну и что, возьму потом два выходных подряд.
Звуки работы на мосту.
Послушай…
Это целый город
гудит как шмель внизу тревожно.
Морская ракушка, в которой
прибоя шум услышать можно.
Вот музыкальная картина,
где звуки слиты воедино:
сморканье мэра, вопли, топот,
аплодисменты, кашель, хохот,
журчание воды в туалете,
радиосводки о крикете,
стук телеграфа и машинки,
мышиная возня в корзинке,
вращение колес, шум мельниц,
ворчанье старых рукодельниц,
шипенье масла в сковородке,
и вздох любовников… Все нотки,
вся слышимая жизнь в гуденье
электрофена там, внизу…
Красит.
Я крашу. Краска так блестит,
как пот, что по лицу бежит…
Я взмок. И краска на руке:
серебряная краска на коричневой руке,
которая как часть моста…
Работа прекращается.
Послушай…
Это целый город,
Его тональность – ре минор.
Таков и весь огромный мир.
Послушай…
Неужели у каждой точки есть имя?
Пауза.
Кейт. Джек Моррис с Морин и малюткой Лесли едут в Париж.
Альберт. Кто это – Джек Моррис?
Кейт. Сосед по лестничной площадке, Альберт.
Альберт. Ах да. А кто такая Морин?
Кейт. Миссис Моррис.
Альберт. А Лесли, стало быть, их дочка?
Кейт. Сын.
Альберт. Вот как. А почему мы говорим о них?
Кейт. Они собираются провести отпуск в Париже. А мы где?
Альберт. А когда у нас отпуск?
Кейт. Вот это я и хотела бы узнать.
Альберт. Что «это»?
Кейт. Разве у тебя нет отпуска?
Альберт. Должен быть. У всех бывает. Я думаю, Фитч это предусмотрел.
Кейт. Не собираешься же ты работать без отпуска… Все субботы на работе, каждый день дотемна. Мне все ясно: я не такая дурочка, чтобы не понимать…
Альберт. Зимой-то я теряю время, вот и приходится сейчас работать сверхурочно.
Кейт (презрительно фыркает). Нет, просто ты не любишь быть дома.
Альберт. О, Кейт… Понимаешь, я же работаю по графику.
Кейт. Ты уже на сто миль опередил его.
Альберт. Мне нужно иметь время в запасе. А вдруг со мной что-нибудь случится?
Кейт. А вдруг! Я и говорю: ты упадешь, а мы с Кэтрин останемся одни.
Альберт. Ну что ты, что ты… не плачь. Давай и в самом деле поедем в отпуск. Я возьму неделю.
Кейт. Две недели.
Альберт. Ну хорошо, две.
Кейт. И мы сможем поехать в Париж?
Альберт. Я там уже был. Ничего особенного. Лучше давай в Шотландию.
Кейт. Ты хочешь поездить?-
Альберт. Конечно. Посмотрим залив Форта.
Кейт. Но у нас нет машины… Морин говорила, что мы могли бы поехать с ними.
Альберт. Но ведь они едут в Париж?
Кейт. У нас тоже хватило бы денег на Париж. Гораздо проще ехать вместе, так легче управиться с детьми. Было бы великолепно! Мне хочется увидеть Елисейские поля… Триумфальную арку… Сену… Эйфелеву башню…
Избитая французская аккордеонная мелодия. Она затихает, слышны те же звуки, что и при работе на Клафтонском мосту.
(кричит издалека). Альберт! А-а-а-альберт! (Отчаянно.) Спустись! Пожалуйста, спустись!
Альберт. Так я и думал. Точки, груды кирпичей, жуки… Ре минор. Я все-таки счастлив, что приехал… Какое великолепное отсутствие практичности!! Эта башня ничто ни с чем не соединяет, стоит только для того, чтобы кто-то мог подняться и посмотреть отсюда вниз. В мосте гораздо меньше дерзости, мост утилитарен. Мсье Эйфель, поэт и философ, каждые восемь лет я буду выцарапывать ваше имя на серебре Клафтонского моста!
Кейт (издалека, отчаянно). Альберт!
Альберт (спокойно). Спускаюсь.
Звуки разбиваемой о стену посуды.
Кейт. Как ее зовут?
Альберт. Кейт…
Кейт. Что за проклятое совпадение!
Альберт. Ты неправильно поняла, Кейт. Нет у меня никакой женщины…
Кейт (плача). Даже от твоего пиджака ею пахнет!
Альберт. Это краска. Говорю же – я был на мосту.
Кейт. Всю ночь?!
Альберт. Просто мне захотелось остаться.
Кейт. Ты спятил, если рассчитываешь, что я поверю тебе! Ты… Ты просто свихнулся!…
Альберт. Да нет же, это правда.
Кейт. Подумать только, и я этому верю! Я, видно, тоже спятила.
Альберт. Вот и хорошо!
Снова звуки бьющейся посуды.
Кейт. Чего же хорошего?! Если бы ты завел женщину, было бы нормальней. (Со слезами.) Ты не говоришь со мной, не интересуешься Кэтрин. Тебе не терпится поскорее уйти из дому и влезть на свою любимую балку. (Спокойнее, всхлипывая.) Ты больше не любишь меня. Я знаю – не любишь! Тебе со мной скучно. Не могу понять, чего ты хочешь, а ты не хочешь слушать, что я говорю. Ведь мне нечего тебе сказать, потому что ничего не происходит…
Альберт. Я люблю спокойную жизнь, вот и все.
Кейт. У тебя нет воли. Ты что, хочешь всю жизнь красить этот мост?
Альберт. Хорошая работа.
Кейт. Да ты же знаешь, что это ерунда! Работа, которую может делать любой идиот! Ну что, зря ты учился, что ли, Альберт? У тебя были такие возможности! В отцовской конторе ты мог быстро продвинуться. У нас уже был бы дом и друзья, которых мы могли бы принимать, и у Кэтрин были бы хорошие товарищи… Ты мог бы занять руководящий пост!
Альберт. Однажды я лежал в постели – и вдруг вошла горничная, чтобы убрать ее. Все на ней было крахмальное. Когда она двигалась, ее юбка шуршала о нейлоновые чулки… Я никогда ни о чем не жалел и только хотел, чтобы ты была счастлива.