Н а т а ш а: Лёлечка, тебе помочь на кухне?
О л ь г а: Нет, спасибо, еще десять минут – и можно садиться за стол. У нас сегодня жульен, это Санечкино любимое блюдо.
Д у х: Не Санечкино, а мое! Совсем с ума сошла?
О л ь г а: Я даже Емелина приучила его есть. Старалась почаще готовить, чтобы квалификацию не потерять. Стою у плиты, грибы чищу, лук жарю, куриное мясо разбираю и представляю себе, что это для Сани, что он сейчас придет и мы будем вместе ужинать…
Д у х: Ни фига себе…
Н а т а ш а: А вместо него является этот козел и все съедает, громко хрюкая и чавкая. Он по-прежнему громко чавкает, или научился наконец принимать пищу в цивилизованных формах?
Все громко смеются.
Д у х: Это кто козел? Кто чавкает-то? Я, что ли? Да не может быть…
Н а т а ш а: Так что там с ним случилось? Мы можем считать себя свободными?
С к у р а т о в: Боюсь, что пока нет, хотя перспективы обнадеживающие. Из реанимации звонят каждые пятнадцать минут.
Н а т а ш а: И что говорят?
О л ь г а: В последний раз сказали, что есть признаки улучшения, но шансы крайне малы.
Н а т а ш а: Иными словами, вероятнее всего он все-таки умрет. Ну слава богу!
С к у р а т о в: Знаете, Наташа, всякие чудеса бывают. Наши медики иногда совсем безнадежных вытаскивают. Так что радоваться пока рано.
Н а т а ш а: Молодой человек, надеяться надо до последнего, не будем опускать руки. И кроме того, мы должны управлять судьбой, а не сдаваться на ее милость. Ну-ка расскажите-ка мне, как это все случилось.
О л ь г а: Мы поехали на дачу, по дороге купили продукты. Емелин договорился с соседом по даче попариться в баньке, пока они парились, я сделала мясо, салат, накрыла на стол. Ну и водку, естественно, тоже поставила. А она оказалась фальсифицированная. Вот и всё.
Н а т а ш а: Как это всё? Так не бывает.
О л ь г а: Почему не бывает?
Н а т а ш а: Потому что есть еще сосед. Он что, тоже отравился?
О л ь г а: Нет, он водку не пил, он пил коньяк.
Н а т а ш а: Ах вот оно что… Всё равно странно.
С к у р а т о в: Что же вы видите в этом странного? Поддельной водки кругом полно, газеты об этом постоянно пишут, по телевизору репортажи показывают. Из какой только гадости ее не делают! Это же чистая отрава.
Н а т а ш а: Я не об этом. Насколько я знаю Емелина, он всегда покупал продукты только в дорогих магазинах, где поддельной водки не бывает. Неужели он так сильно изменился за эти годы?
О л ь г а: Он совсем не изменился. Это я виновата.
Н а т а ш а: Да ну?
Д у х: Да ну? Расскажи-ка, дорогая моя, как ты меня фальсифицированной водкой отравила, а я послушаю. Страшно интересно!
О л ь г а: Понимаешь, я несколько дней назад ехала на дачу… Помнишь, заморозки ударили?
Н а т а ш а: Да-да, помню.
О л ь г а: Ну вот, у меня вода замерзла, стекла не мылись. Ты же знаешь этот старый способ – залить вместе с водой водку. Я остановилась у придорожного ларька, купила две бутылки водки, одну сразу залила, другую оставила на всякий пожарный. Приехала на дачу, водку поставила на кухне в холодильник. А она оказалась той же марки, какую Емелин сегодня утром покупал. Я, видно, перепутала и не ту бутылку на стол поставила.
Д у х: Коза ты винторылая!!! То есть как это ты перепутала?! Ты мне баки-то не заливай! Перепутала она… Вот я оживу и в прокуратуру тебя сдам за покушение на умышленное убийство. Ты у меня в тюрьму сядешь на долгие года!
Н а т а ш а: Ну вот, это уже совсем другой разговор. Ты Емелину рассказывала, что покупала водку для стеклоочистителя?
О л ь г а: Да ты что, он вообще не знал, что я на дачу в тот день ездила.
Н а т а ш а(глядя на Скуратова): Ах вот как…
С к у р а т о в: Да, вы правильно поняли.
Д у х: А кстати, зачем она ездила на дачу? И мне ничего не сказала… Очень странно. Ничего не понимаю. Наташа вот что-то там такое поняла, а я…
Н а т а ш а: Значит, Емелин про вторую бутылку, купленную в сомнительном месте, не знал. Вернее, не знал о том, что ты, Лёля, ее купила.
С к у р а т о в: Мне кажется, я понимаю, что вы хотите сказать.
Н а т а ш а: Приятно иметь дело с умными людьми. Если этот козел выкарабкается, он у нас в тюрьму сядет на долгие года. За покушенние на умышленное убийство собственной жены. Или соседа, надо будет подумать, как лучше. Ну что ж, разговор нам предстоит долгий, в этом деле нужна тщательность и аккуратность. Я позвоню, надо отпустить машину.
Наташа берет телефонную трубку, набирает номер.
Д у х: Э, э, вы что это там затеяли? Почему это я в тюрьму сяду? За какое умышленное убийство? Вы что, охренели?!
Н а т а ш а: Зайчик, это я… Нет, пока не умер… Да умрет, умрет, не беспокойся, куда он денется… Нет, у меня здесь много дел, это надолго. Ты съезди пока в боулинг, поиграй, кофейку попей. Я тебе позвоню, когда освобожусь… Ну не огорчайся, зайка моя, купим мы тебе то, что ты хочешь, купим, завтра же поедем и купим… Сегодня? Ну может быть и сегодня, если успеем. До которого часа они работают? До девяти вечера? Сейчас уже половина восьмого, Емелин, пожалуй, не успеет умереть, так что отложим на завтра… Да, детка, обещаю, завтра прямо с утра поедем и купим. Ну все, зайка, целую. Смотри там не балуйся. Я позвоню, когда надо будет меня забирать.
Д у х: С кем это она разговаривает? Неужели с Ленкой, нашей дочерью? Она, наверное, уже совсем большая… Ну да, ей… ей… двадцать три должно быть. Или двадцать четыре? Нет, кажется, все-таки двадцать три.
С к у р а т о в: Это вы с дочерью разговаривали?
Н а т а ш а: Почему с дочерью? С любовником.
С к у р а т о в: Вы его зайкой и деткой называете?
Н а т а ш а: А как мне его прикажете называть? Папочкой? Он моложе меня почти на тридцать лет, даже моя дочь старше него.
О л ь г а: Алик – такая лапочка, ты не представляешь! Такой трогательный, так нежно ухаживает за Наташей.
Н а т а ш а: Молодой человек, я вижу на вашем лице неприкрытый скепсис. Вас что-то смущает?
С к у р а т о в: Нет-нет, ни в коем случае. Меня ничего не смущает.
Н а т а ш а: Смущает, смущает, я же вижу. Высказывайтесь вслух, здесь все свои. Вам кажется неприличным, что у пятидесятилетней женщины столь юный любовник?
С к у р а т о в: Дело не в приличиях, просто…
Д у х: Да нет, как раз в приличиях дело. Взяла моду, понимаешь, в пятьдесят лет молодых альфонсиков заводить. Да, Наталья Михайловна, не ожидал я от вас такого падения! Раньше вы не такая были. Где ваша женская гордость, женская скромность, наконец!
Н а т а ш а: Ну-ну, продолжайте.
С к у р а т о в: Просто я никогда не мог понять, что может быть общего у людей при такой разнице в возрасте. Я не имею в виду обязательно мужчину и женщину, я хочу сказать, что и двум мужчинам не о чем разговаривать, если одному пятьдесят, а другому – двадцать. Не зря же отцы и дети, как правило, не находят общего языка.
Н а т а ш а: О, вы читали Тургенева, это похвально. Знакомство с русской классикой делает вам честь. Кстати, с чего вы взяли, что я с Аликом о чем-то разговариваю?
С к у р а т о в: А что, вы с ним не разговариваете?
Н а т а ш а: Конечно, нет. В том смысле, о котором вы говорите, я с ним не разговариваю. Мы с ним, так сказать, обмениваемся репликами. Чисто функционально. Позвони, приезжай, купи, принеси, ложись, вставай, раздевайся, одевайся.
С к у р а т о в: А зачем тогда он вам нужен?
О л ь г а: Саня! Ну что ты такое говоришь! Как тебе не стыдно?
Н а т а ш а: Лёлечка, оставь, Александр совершенно прав, задавая свой вопрос. Он имеет право недоумевать. И мой долг как старшего товарища развеять его недоумение.
Д у х: И мое тоже, пожалуйста…
Н а т а ш а: Вероятно вы, Александр, полагаете, что женщины элегантного возраста заводят молодых любовников исключительно для плотских утех, потому что если с ними не о чем разговаривать, то зачем же еще они нужны. Но поскольку признаваться в тяге к плотским удовольствиям, мягко говоря, неприлично, то женщины вроде меня начинают оправдывать свои интимные связи мифическими сердечными привязанностями. Рассказывают, какие их юные друзья умные и мужественные, какое у них необычное мировоззрение и непризнанный талант. Я же ничего подобного не говорю. И вас, молодой человек, интересует, какую же систему оправданий я выработала для себя. Я правильно истолковала ваш вопрос?