ЛЕО. Но он-то с ума сходил по тебе, Леонора, ты не можешь об этом не помнить.
ЛЕОНОРА. Конечно. Только я сейчас не о том. (Пауза. На лице появляется улыбка). Мы с ним познакомились…
ЛЕО …в поезде, знаю.
ЛЕОНОРА. Да… Он ехал в Калифорнию, строить один из своих бесчисленных мостов. Подошел в вагоне-ресторане к моей матери и говорит: «У вашей дочери обалденная задница!»
ЛЕО. Ха! Она ему закатила скандал?
ЛЕОНОРА. За что? Разве это не комплимент? Тем более, что моя мать была директрисой в женском колледже в Бостоне.
ЛЕО. Ну и что?
ЛЕОНОРА. Ей было с чем сравнивать. (Смеется своим высоким пронзительным смехом).
ЛЕО. Вот видишь, ты запомнила это на всю жизнь.
ЛЕОНОРА (говорит, подавляя волнение). Это было так давно, что ровным счетом ничего не значит. (Вспыхнув). Я хотела бы тебя кое о чем спросить — только это очень личное?
Он, обернувшись, ждет вопроса.
Ты не возражаешь, Лео?
ЛЕО. О чем?
ЛЕОНОРА. Почему ты притворяешься, что для тебя все серьезно?
ЛЕО (удивлен). Потому что я не впадаю в уныние по каждому пустяку, как ты, а наоборот…
ЛЕОНОРА (с нарастающим волнением). Но почему нельзя признать, что это все пустое? Ты же знаешь, что это все пустое, Лео.
ЛЕО (теряя внутреннее равновесие). Что — пустое?
ЛЕОНОРА. Как что — наша жизнь, черт побори. Меня бесит — ты боишься, ты просто боишься… (Ухватившись за новую мысль). Ну вот хотя бы эта твоя дурацкая газета. Каждый день ты читаешь эту бредовую писанину, одну и ту же чушь, одну и ту же ложь, бесконечные жестокости…
ЛЕО. Я хочу знать, что происходит в мире.
ЛЕОНОРА. Но ведь ничего не «происходит»! За исключением того, что мир все больше погрязает в дикости, в жестокости, во лжи…
ЛЕО. Не могу понять, почему тебя так раздражает, что я читаю газеты?
ЛЕОНОРА. Потому что я тебя знаю уже тридцать или сорок лет, а ты для меня все равно — посторонний. Когда-нибудь я узнаю тебя по-настоящему, или нет? Я тебя совершенно не понимаю, Лео!
Он озадачен, однако его поразила глубина ее переживаний. Он пытается понять, что она хочет ему сказать. Внимательно смотрит на ее профиль.
ЛЕО. Что ты хочешь понять?
ЛЕОНОРА. Каждый вечер ты оскорбляешь меня своим высокомерием, хотя знаешь, что дела идут хуже и хуже.
ЛЕО. Послушай, у меня сегодня тоже неважное настроение…
ЛЕОНОРА. Нет, ты притворяешься. А в глубине веришь в какое-то одному богу известное чудное преображение мира.
ЛЕО. Что-то я никак не пойму, чего ты добиваешься…
ЛЕОНОРА. Эту страну вконец разложила жадность, ложь, тупое чванство. Ты ведь и сам все это знаешь, только боишься признаться, угадала? Поэтому с тобой так тяжко — ты все надеешься, когда надеяться не на что- вот в чем загвоздка!
ЛЕО (давая ей минуту успокоиться). Беда в том, что ты не разбираешься в науке.
ЛЕОНОРА. При чем здесь наука? Я хочу чтобы ты честно сказал, что ты думаешь о своей жизни! А ты про какую-то науку боже ты мой!
ЛЕО. Мне кажется, что ты к своей жизни относишься серьезнее, чем я к своей.
ЛЕОНОРА (поймав мысль). А-а. Занятно.
ЛЕО. Я ничего в жизни не сделал, кроме…
ЛЕОНОРА. Как — ничего? А кто помогал Фредерику… Да еще как помогал, лет двадцать, а то и больше, а? А до этого сколько студентов выпустил…
ЛЕО. Дело в том, что с моей точки зрения, я — лучше ли, хуже ли, — но сделал все, что мог — а теперь опять превращусь в то, с чего начал: ведь мы всего лишь химическое соединение, которое умеет разговаривать, — я бы сказал, как разговаривающий азот…
ЛЕОНОРА (оскорблена, смеется). Как ты сказал? «Разговаривающий азот»?!
ЛЕО. Не обязательно азот — там есть фосфор, другие элементы в общей сложности доллара на два, если учесть инфляцию. Поэтому лучше не спрашивать, почему ты живешь — живёшь, потому что живешь, так получилось. И в этом нет никакого другого идиотского смысла. Ты, видимо, нервничаешь, потому что ищешь какой-то друга ответ, а его просто нет. (Пауза).
ЛЕОНОРА. Я не об этом, Лео.
ЛЕО. Знаю.
ЛЕОНОРА. Ну что ты об этом знаешь?
ЛЕО. Фредерик — твоя жизнь. А теперь его нет.
ЛЕОНОРА (с дикой яростной усмешкой). Значит, стоит мне признаться в собственной ничтожности, и я растворюсь, подобно пылинке?!
ЛЕО. О’кей… Мне надо поработать.
ЛЕОНОРА. Я забыла, с чего мы начали.
ЛЕО. Тебе повезло — я забыл, о чем мы говорили.
ЛЕОНОРА (смеется, отбросив голову назад — глубокий долгий смех, исполненный боли)…Ну, дорогой, дорогой…
ЛЕО. Я должен закончить работу. (Он склоняется над бумагами).
ЛЕОНОРА (смотрит на пластинку, которую держит в руке). Можно я поставлю ее на минутку? У меня действительно проигрыватель давно не работает.
ЛЕО. Ладно, но только на минутку.
ЛЕОНОРА (ставит пластинку на проигрыватель). Ты не помнишь, мы, кажется, однажды с тобой танцевали?
ЛЕО. Только однажды?
ЛЕОНОРА. А что, разве больше?
ЛЕО (качает головой так, как будто всю жизнь они только и делали, что танцевали). Фью! Ладно, забудем об этом.
ЛЕОНОРА. Конечно, конечно!
ЛЕО. Боже, да мы раз двести танцевали: придешь к вам на ночь глядя, Фредерик заводит пластинки и крутит их до утра… Ты здорово танцевала — мы с ним едва успевали меняться… потому что ты никак не уставала. Да еще при этом с дюжину бутылок опустошим… У Фредерика был потрясающий французский штопор…
ЛЕОНОРА (опуская иглу на пластинку). Кажется, он у меня до сих пор где-то лежит…
Музыка: ритм самбы с волнующим кружевным арпеджио и динамичным сопровождением.
ЛЕО (оба с минуту вслушиваются в музыку. Он приятно удивлен). О, да ведь это самба!
Она начинает двигаться, необыкновенно изящно делая небольшие па…, ее женственность захватывает и увлекает его, заставляя сдержанно смеяться.
О боже, неужели ты танцуешь?
Она вся во власти танца, он смеется и, с трудом поднявшись, начинает переступать с ноги на ногу, не в силах сдвинуться более. Вместо этого он поводит плечами, отбивая узловатыми руками ритм. Она насмешливо смотрит на него, раскрасневшись от смущения и переполняющих ее чувств. В какой-то момент она, перегибаясь, почти касается его спиной, затем показывает ему нос и, когда музыка достигает кульминации, бездыханно обрушивается в кресло, тогда как он опускается в другое, и оба смеются, пытаясь поймать и восстановить дыхание. Музыка прекращается.
ЛЕО. Какая, к черту, это индийская музыка. Может, твой сын одумался и решил наконец играть что-то нормальное.
ЛЕОНОРА. Он делает то, что хочет. Точно так же, как и ты. Да и все остальное тоже. Пока этому не наступит конец. Ну что же, спасибо за ужин. (Встает слегка неуверенно. Он возвращается к своим расчетам). Можно я подъеду к завтраку?
Он не отвечает, углубившись в бумаги.
Что, разве что-то не так?
ЛЕО. Фью, никак не могу разделаться с этими логарифмами. Такого со мной еще не было. Раньше щелкал их, как орехи, а теперь… Все в голове перемешалось. (С трудом встает). Пойду лягу, чтобы завтра пораньше встать. А ты можешь оставаться и любоваться на этот ящик, если он тебе так нравится.
ЛЕОНОРА (все еще не до конца восстановив дыхание, набрасывает на плечи шаль). Спокойной ночи, Лео.
ЛЕО. А может, ты останешься.
ЛЕОНОРА. Не говори глупости, здесь проехать-то несколько ярдов.
ЛЕО. Ну как знаешь. Не забудь включить фары, там канавы. К тому же сегодня, кажется, нет луны.
ЛЕОНОРА. А это что? Разве не луна?
ЛЕО. Нда-а… Это наружный фонарь. Послушай, может быть тебе все-таки лучше остаться, а я пойду посплю, мне нужно встать с ясной головой — я обещал завтра все отдать.
ЛЕОНОРА. Нет-нет, я уезжаю.
ЛЕО. Тогда поезжай. Спокойной ночи.
ЛЕОНОРА. Спасибо, что ты вспомнил… О нашем дне рождения. (Идет к двери).
ЛЕО. Леонора?
Она останавливается.
