Бабаев. Да успокойся!
Краснова. Так-то, милый Валентин Павлыч. Значит, между нами будет теперь самая приятная любовь: ни от бога не грех, ни от людей не стыдно.
Бабаев. Да, да, уж чего ж лучше!
Краснова. Вот я вас поцелую за это, что вы такой умный! (Целует его.) Ну, так вы придете к нам завтра, этак в вечерни?
Бабаев. А потом ты ко мне?
Краснова. Непременно приходите! А потом мы к вам; уж я теперь вас не боюсь.
Бабаев. Какая ты красавица! Ты еще лучше стала, чем прежде.
Краснова. Ну, это пущай так при мне и останется! Прощайте! Луша, пойдем!
Жмигулина (подходя). До свидания! Покойной ночи, приятного сна! Розы рвать, жасмины поливать! (Уходя.) Только какой вы! Ой, ой, ой! Ну уж молодец, нечего сказать! Я только смотрела да удивлялась.
Уходят.
Бабаев. Ну, роман начинается, какова-то будет развязка!
ЛИЦА:
Лев Родионыч Краснов, лавочник, лет тридцати.
Краснова.
Жмигулина.
Архип.
Афоня.
Бабаев.
Мануйло Калиныч Курицын, мучник, лет сорока пяти.
Ульяна Родионовна Курицына, жена его, сестра Краснова.
Комната в доме Краснова: прямо дверь в сени; направо кровать с ситцевым пологом и окно, налево лежанка и дверь в кухню; на авансцене простой дощатый стол и несколько стульев; у задней стены и у окна скамьи, у левой стены шкаф с чашками, маленькое зеркало и стенные часы.
Явление первое
Краснова (перед зеркалом надевает платок), Афоня (лежит на лежанке), Жмигулина (входит с цветною салфеткой).
Жмигулина. Вот, Таня, я у соседей салфетку достала стол-то покрыть, а то наша-то уж больно плоха. (Стелет салфетку на стол.)
Краснова. Самовар-то поставлен?
Жмигулина. Уж давно поставлен, скоро закипит. Ну вот видишь, как я говорила, так и выходит: этот платок к тебе гораздо лучше идет. Только зачем ты его заколола булавкой? (Поправляет.) Вот так будет вантажнее.
Афоня. Куда рядишься? Что перед зеркалом-то пялишься?
Краснова. Никуда, мы дома будем.
Жмигулина. Да тебе что за печаль? Что ж, по-твоему, чумичкой ходить, как ты?
Афоня. Да для кого рядиться-то? Для мужа, что ль? Так он и без нарядов твоих любит тебя больше того, чем ты стоишь. Аль для кого другого?
Жмигулина. Ишь ты! Дурак-дурак, а понял, что для кого-нибудь рядятся.
Краснова. Что мне для мужа рядиться! Он меня и так знает. Коли я ряжусь, так, значит, для чужого.
Афоня. Перед кем дьяволить хочешь? Кого прельщать? Аль в тебе совести нет?
Жмигулина. Ну, да что с дураком толковать! Ему только и дела, что молоть. Лежит на печке да придумывает.
Краснова. Что ты, в самом деле, за указчик! Муж мне ничего не говорит, а ты рассуждать смеешь!
Афоня. Да он ослеп от вас, ослеп. Испортили вы его зельем каким-нибудь.
Жмигулина. Молчи уж, коли бог убил! Знай свое дело: кашляй век, греха в том нет.
Афоня. Дурак брат, дурак! Загубил он свою голову.
Жмигулина. Таня, не внести ли самовар-то?
Краснова. Неси! А я чашки расставлю. (Ставит чашки. Жмигулина уходит.) Шел бы ты в кухню.
Афоня. Мне и здесь хорошо.
Краснова. Чужие люди придут, а ты тут тоску наводишь.
Афоня. Не пойду я.
Краснова. Вот правда пословица-то: «С дураком пива не сваришь». Ведь к нам не ваш брат лавочник какой-нибудь придет! Барин придет, слышишь ты. Что ты ломаешься-то!
Афоня. Какой барин? Зачем?
Краснова. Такой же барин, как и все господа бывают. Наш знакомый, помещик богатый; ну и ступай вон!
Афоня. Он там у себя барин, а я здесь у себя барин. Не я к нему иду, он ко мне идет. Я у себя дома, я больной человек, никого не уважу. Ты для него, что ли, разрядилась-то?
Краснова. Мое дело, не твое.
Жмигулина вносит самовар.
Жмигулина (ставит самовар на стол). Лёв Родионыч идет с кем-то.
Краснова. Ну как из родных кто, вот наказание-то!
Афоня. Наказанье! А вы зачем в нашу родню влезли?
Входят Краснов, Курицын и Курицына.
Явление второе
Краснов, Краснова, Жмигулина, Афоня, Курицын и Курицына.
Краснов (жене). Здравствуйте-с! (Целуются.)
Краснова. Вот нежности!
Краснов. Ничего-с. Дело законное-с! Извольте гостинцу-с! Винных ягодок свежих получили-с. (Подает сверток.) Вот я вам гостей привёл. Самовар-то уж готов у вас, вот и кстати-с.
Курицына. Здравствуйте, сестрица! Вы такая гордая, никогда к нам не зайдете! А мы по простоте живем, взяли да и пришли с Мануйлом Калинычем непрошеные.
Курицын. Здравствуй, сестра! Что взаправду родней-то гнушаешься! Забежала бы когда, чай, ноги-то не отсохли!
Краснов. Ну когда им по гостям ходить! Им только бы дома-то управиться! К хозяйству начинают привыкать.
Курицына. Надо, сестрица, привыкать, надо. Такая наша женская обязанность! Не за мильонщиком вы замужем-то, нечего барствовать!
Курицын. А ты приучай, да хорошенько!
Курицына (подходя к Афоне). А ты, Афоня, все хвораешь? Ты бы чем полечился!
Курицын (тоже подходя к Афоне). А ты ешь больше, вот и хворь пройдет. Не хочется, так насильно ешь! Да, я тебе говорю! (Разговаривает с Афоний тихо.)
Краснова (мужу). Что вы наделали! Каких вы гостей навели!
Жмигулина. Ну уж, признаться, зарезали вы нас. Такой конфуз, такой конфуз!
Краснов. Какой конфуз? что барин-то придет-с? Так что ж за беда! Не велика важность! Пущай посмотрит, какая родня у вас.
Жмигулина. Очень ему интересно!
Краснов. Не гнать же мне сестру для него! Стало быть, и разговору нет. Я его еще и в глаза не видал, какой он такой; а это по крайней мере родня. А впрочем, наши недолго засидятся. (Жене.) Садитесь, наливайте чай! Братец, сестрица, пожалуйте! По чашечке-с!
Все, исключая Афони, садятся у стола.
Курицын. Дело, брат, праздничное, так оно перед чайком-то бы того… по малости. Аль сам-то не пьешь?
Краснов. Женимшись на Татьяне Даниловне, я с самого того дня все это в пренебрежении оставил-с. Татьяна Даниловна, попотчуйте братца с сестрицей водкой!
Краснова (достает из шкафа и ставит на стол графин, рюмку и закуску). Пожалуйте, сестрица!
Курицына пьет.
Пожалуйте, братец!
Курицын. Не так просишь, порядку не знаешь.
Краснов. Вы, братец, не ломайтесь! Моя супруга ваших обыкновениев не знают, да и знать им не для чего. Пожалуйте, без церемонии.
Курицын (выпив). Балуешь ты свою жену, вот что я тебе скажу! Да, воля и добрую жену портит. А ты бы с меня пример брал, учил бы ты ее уму-разуму, так лучше бы дело-то, прочней было. Спроси вот, как я твою сестру школил, небу жарко было.
Курицына. Да уж вы, Мануйло Калиныч, известный варвар, кровопивец! Вам только бы над женой ломаться да власть показывать, в том вся ваша жизнь проходит.
Курицын. Какие это такие слова? Кто это их здесь говорит? Где это говорят? (Оглядываясь.) Нет ли тут кого чужого, постороннего? Словно как свои-то у меня не смеют так разговаривать!
Курицына (спохватясь). Это я так к слову только, Мануйло Калиныч! А что, конечно, сестрица, с нашей сестрой без острастки нельзя. Недаром говорится: жену бей, так щи вкусней.
Краснова. Как кому нравится, кто что любит! Вам, сестрица, нравится такое обращение, а я считаю за невежество.
Жмигулина. Нынче уж мужицкое-то обращение везде бросают, выходить стало из моды.
Курицын. Ну уж это ты врешь! Никогда эта самая наука, которая над бабами, из моды не выдет, потому без нее нельзя. Брат, слушай, я до чего Ульяну доводил, до какой точки. Бывало, у нас промеж себя, промеж знакомых или сродственников за спором дело станет, чья жена обходительнее. Я всех к себе на дом веду, сяду на лавку, вот так-то ногу выставлю и сейчас говорю жене: «Чего моя нога хочет?» А она понимает, потому обучена этому, ну и, значит, сейчас в ноги мне.
Курицына. Что ж, это точно, это бывало. Я при всех без стыда скажу.
Краснов. Ничего в этом нет хорошего, один кураж.
