и, приложив палец к губам, делает Эглитису знак молчать. Потом поднимается наверх и осторожно прикрывает дверь.
Ю р и к с о н. Мужчины, началось!
Э г л и т и с. Да ну тебя!
Ю р и к с о н. Если б ты видел, Улди, на кого он был похож, ты бы не смеялся… Жуть!
Ш т о к м а н и с. Что, что?
Э г л и т и с. Кто — он?
Ю р и к с о н. Кто — он, Норейко! Скатился вниз, страшный, и метнулся в конец подвала, где перекладывает дрова. Что я тебе говорил, Романовский? Ту самую кучу! (Он полон восторга от столь необычайных волнующих событий и своей значительной роли в них.)
Ш т о к м а н и с. Страшное дело!
Ю р и к с о н. Он в наших руках. Пойдем наверх к Талбергу и решим, что делать. Страшное дело, верно, Штокманис!
В с е ч е т в е р о поспешно уходят.
Звучит органная музыка.
Входит Б о н и ф а ц и я с тортом и бутылкой вина, усталая и грустная. Кладет все на скамейку в передней гардероба. Садится. Находит носовой платок и вытирает глаза.
Открывается дверь гардероба, входит Я н и с Т а л б е р г. Замечает Бонифацию. Останавливается.
Т а л б е р г. «Торт, вино и слезы — как это рифмовать?» Известна вам эта старая песня, товарищ Свилан? В каждой строфе речь идет о трех несовместимых вещах.
Б о н и ф а ц и я. Известна… Может, я могу вас угостить?
Т а л б е р г. От торта не откажусь, потому что остался без ужина, а…
Б о н и ф а ц и я. Ой, господи, как же так! (Снова деловито развязывает коробку торта.)
Т а л б е р г. Так уж получилось, но вина даже не предлагайте, я дежурю.
Б о н и ф а ц и я. Хорошо, хорошо, ешьте торт. (Кладет кусок торта на крышку коробки, служащую тарелкой, и подает Талбергу.) Пожалуйста. Берите.
Т а л б е р г. Большое спасибо. Откровенно говоря, я и без обеда остался.
Б о н и ф а ц и я. Ешьте, ешьте! Я вам тем временем расскажу, что случилось… Что уж там скрывать, чего таить, да еще от классного руководителя… Муж пропал!
Т а л б е р г. Казимир?
Б о н и ф а ц и я. Он самый, другого-то у меня нет… (Всхлипывает.)
Талберг с крышкой торта в руке садится рядом с ней на скамейку.
В этот момент появляется Л а й м д о т а Т а л б е р г с хозяйственной сумкой. Останавливается. Удивленно смотрит.
Т а л б е р г. Бонифация, дорогая, но… как же так!
Б о н и ф а ц и я (берет себя в руки). Стоит ли волноваться? Кругом семьи распадаются да рушатся… Еще одно дело о разводе в народном суде, ну и что? Велика важность! Будем жить припеваючи!
Лаймдота хочет незаметно уйти, но поздно — Талберг, заметив ее, встает.
Т а л б е р г. Лайма, ты?
Л а й м д о т а. Я… принесла тебе ужин, но, вероятно, уже… вероятно, уже не нужно…
Появляются Э г л и т и с, Ю р и к с о н, Ш т о к м а н и с и Р о м а н о в с к и й.
Т а л б е р г. Я не ожидал, что ты…
Л а й м д о т а. Не удивительно… (Громко шипит.) Если я еще и удивляюсь чему-то, так это только лишь твоему вкусу… (Поворачивается, чтобы уйти, и видит четверых заочников.)
Э г л и т и с. Добрый вечер. (Талбергу.) Мы вас везде обыскались, но…
Ш т о к м а н и с. Ждали наверху в кабинете.
Ю р и к с о н. Норейко у нас в руках.
Р о м а н о в с к и й. Почти что.
Лаймдота идет к выходу.
Т а л б е р г. Постой. (Заочникам.) Одну минуту, прошу вас… (Кладет крышку коробки рядом с Бонифацией на скамейку и идет за женой.) Лайма! Постой…
Оба исчезают.
Э г л и т и с. Бония, представляешь, с Арией случилось что-то неладное.
Б о н и ф а ц и я (равнодушно, перевязывая коробку торта). Ну что такого могло случиться?
Юриксон, приложив ухо к двери подвала, слушает.
Ш т о к м а н и с. Не исключено, Бония, самое печальное.
Б о н и ф а ц и я. Исключено.
Ш т о к м а н и с. Ты что, не видишь, как мы взволнованы?
Б о н и ф а ц и я. Я, может, взволнована в десять раз больше, да взяла себя в руки и не показываю. Я, женщина.
Э г л и т и с. Значит, ты думаешь, что Арии уже… (Ищет слова.)
Б о н и ф а ц и я. Нет в живых? Ничего подобного. Как ее, Арии, может не быть в живых, если я полчаса назад видела ее живой и даже говорила с ней.
Ю р и к с о н. Где?
Ш т о к м а н и с. Где ты ее видела?
Б о н и ф а ц и я. Где, где… Этого я не имею права вам сказать.
Ю р и к с о н, Э г л и т и с, Ш т о к м а н и с, Р о м а н о в с к и й. Почему?
Б о н и ф а ц и я. Не имею права, и все.
Э г л и т и с. Еще одно пари…
Ш т о к м а н и с. Если не то же самое.
Б о н и ф а ц и я. Что вы тут болтаете, какое пари!
Ш т о к м а н и с. Почему ты не имеешь права нам сказать?
Б о н и ф а ц и я. Не вам именно, не воображайте. Вообще никому. Я обещала Арии, что не скажу.
Э г л и т и с. Может, ты видела Арию вместе с Казимиром, поэтому?
Б о н и ф а ц и я. Вместе с… кем? Что ты сказал?
Ю р и к с о н. Удивляется.
Р о м а н о в с к и й. Ведь они оба исчезли одновременно.
Ш т о к м а н и с. Жена, как всегда, узнает последней.
Это уж для Бонифации слишком. Новое открытие ошеломило и потрясло ее, с минуту она стоит как бы онемев, потом бросается прочь и исчезает.
Эглитис, Штокманис и Романовский спешат следом.
Юриксон хватает Эглитиса за локоть.
Ю р и к с о н. Улди, Бония сочиняет! Почему Вилис перекладывает дрова? Что он там ищет?
Э г л и т и с. Спроси его самого. (Высвобождается и исчезает вместе со Штокманисом и Романовским.)
Сильным форте-фортиссимо звучит финал органного концерта в Домском соборе.
Юриксон осторожно отпирает дверь подвала и спускается вниз, запирая за собой дверь. Внизу он отступает в тень в какой-то угол, откуда можно видеть соседнее помещение.
Наверху появляется Г у с т а в. Садится на скамейку. Вынимает из кармана блокнот. Пишет.
Входят А н д р и с С в и л а н в военной форме и Н а т а. Отзвучала и смолкла музыка.
А н д р и с. Добрый вечер. Извините, вы случайно не со строительного отделения?
Густав кивает и смотрит на него. Вылитый Казимир, только вдвое моложе.
Скажите, где я могу найти Свиланов?
Густав смотрит на него и на девушку.
Свиланов из района Прейли. Мы заходили в общежитие, но там их нет.
Густав слегка пожимает плечами.
Андрис и Ната переглядываются.
Н а т а. Вы что, немой?
Густав кивает.
Ната смеется, но серьезное выражение лица Густава заставляет ее осечься.
Густав что-то пишет, вырывает листок, встает, отдает листок Андрису и идет к выходу.
Вы забыли торт!
Г у с т а в оглядывается, отрицательно качает головой и исчезает.
Вот это феномен… Что он написал?
А н д р и с. «Ждите здесь. Можно и в общежитии. Придут».
Н а т а. Ждем здесь, меня ноги не держат… (Ставит торт и бутылку в нишу за скамейкой и садится.)
Андрис садится рядом с ней.
Феномен, верно?
В вестибюле зазвучал транзистор.
А н д р и с. Вот эти двое, это феномены… Неужели они повсюду ходят за тобой?
Н а т а. Вовсе не повсюду… Андрис, ты ревнуешь? К этим? Знаешь, не стоит. Честное слово.
А н д р и с. Если ты им не скажешь, чтоб они смылись, придется действовать мне.
Н а т а. Хорошо, я скажу.
Появляются К в а к с транзистором в руке и Д ж о.
Из транзистора слышится что-то сентиментально-нежное.
Оба ведут себя так, будто никого не замечают. Скользящей походкой они доходят до двери гардероба, поворачиваются, идут обратно и исчезают.
Видал? Разве можно на таких сердиться, скажи?
А н д р и с. Сердиться — это еще
