Александр Островский - Том 4. Пьесы 1865-1867

Да ты зачем к боярину-то ходишь?
Ума занять?.. А я своим торгую
По мелочи. Эх, бороды большие,
Вы рады бы простой народ заесть,
Да воли нет!

Куда тебя носило?
Ни по торгам, ни в лавках не видать…

Я в Туле был.

Зачем?

Хотел в казаки…

Казак — поляк!

Полякам да казакам
Житье пришло, Афоня; царь Димитрий
Вперед бояр к руке их допущает.
Бояр казаки чуть не бьют…

Боярин —
Татарин!

Что за диво, что бояре —
Татаровья: царем татарин был!

Что было, то прошло! Теперь Димитрий
Иванович, царевич благоверный
От племени Владимира святого…

В могилке Дмитрий!

Мы тебе, блаженный,
И руки свяжем, да и рот замажем…

Он простенький, с него взыскать нельзя.

Блаженный, на копеечку! Молися
О грешных нас!

Ты говорил, в казаки…

Охотой шел; да не горазд, сказали…

Чего ж не стало?

Воровать не ловок!
Чем воровать, так лучше торговать
Я золотыми, угорскими стану.
Цена теперь хорошая на них:
Нужда пришла царю нести в подарок.

А калачами полно?

Пользы мало.
Вот накупи ты польских кунтушей,
Так наживешь, товар не залежится!..
Идет молва, что князь Рубец-Масальский,
Петр Федорыч Басманов и другие
Хотят свои боярские кафтаны
На кунтуши сменять…

Язык-то длинно
Ты распустил, держал бы покороче.

Так не бывал?

Всё там еще покуда,
В Коломенском стану, у государя.

А скоро быть, ты чаешь?

Да пора бы;
Ты погляди, его боярску милость
Народу сколько ждет — скопились.

По́ что?

Наехали из Новгорода, Пскова
Посадские царевича встречать,
Московские торговцы площадные,
Крестьянишки из ближних деревень,
Попы без мест, дьячишки из приказов,
Убогие и всякие сироты,
И деловой и шлющийся народ.
Не всякий видел очи государя
Димитрия Иваныча, так лестно
У нашего боярина проведать
Про царское здоровье; не слыхать ли
Про милости какие для народа…
Не обессудь! Шум некакий в воротах,
Так побежать… Все как-то не на месте
Душонка-то холопская; все мнится,
Что вот наедет… Обожди часок.

Приехал князь.

А что-нибудь неладно!
Угрюм старик, нависли брови тучей,
Глаза горят и скачут. Ну, сироты,
Не лучше ль нам сбираться восвояси,
С добра ума, покуда не прогнали?

Прогонит раз, придем к нему в другой.

Тебе нужда, а у него их двадцать,
Да не чета бездельным нашим требам.

Да знамо, знамо, что и говорить! —
Такие ли его дела!

Так часом
И не до нас… И отдохнуть захочет
От дел житейских.

Человек бо есть.

То недосуг, то гневен, ну и в шею,
Не погневись.

Да хоть и погневися,
Кому нужда, кого ты испугаешь?

Смирен боярин, яко голубица,
И благости исполнен, претворяет
Свой гнев на милость вскоре, по писаныо:
«Не зайдет солнце в гневе вашем…»

Ну, брат,
Ты не скажи!

Идет боярин, тише!

Никто, как Бог! Никто, как Бог!

Боярин!
О здравии твоем позволь проведать!

Дворецкий из-за него машет рукой.
Я позову, кого мне нужно будет.

Коль не в пору, так я и ко двору.

Нет, обожди часок! За прегрешенья
Казнит Господь рабов своих не редко,
Да все не так же! Горе всем живущим!

Ты был в стану?

Я быть-то был…

Ну, что же?

Смешение языков, песни, грохот,
Пальба, стрельба, бесовское гуденье!
Далеко гул идет по чисту полю,
И мать сыра-земля верст на семь стонет;
Для русского крещеного народа
Позорище противное зело!

Царя-то видел?

Точно ефиопы,
Кругом него поляки, да черкасы,
Да казаки донские оттирают
И поглядеть поближе не дают.

Ну, что ж молчишь?

Спросить бы, да не смею.

Чего бояться! Развяжи язык!

Чернец?

Ну нет, не чернецом он смотрит…
Ошиблись мы с Борисом. Монастырской
Повадки в нем не видно. Речи быстры
И дерзостны, и поступью проворен,
Войнолюбив и смел, очами зорок,
Орудует доспехом чище ляхов
И на коня взлетает, как татарин;
А чернеца не скоро ты обучишь
Вертеть конем ногайским или саблей.

Умом я прост, а душу соблюдаю,
Геенского огня боюсь безмерно!
Скажи, кому мы крестным целованьем
Свою навеки душу эаручили?