— И чего ты, Ромка, тут выкручиваешься? — вдруг сказал Боря. — Ведь я очень хорошо помню тот день, когда ты по географии отвечал. Ты тогда с утра перед уроками в филателический магазин ходил и не занимался. Было? Было. Вот материал и проверен.
— Пожалуйста, печатайте! — сказал Ромка. — Только от руки много не напечатаете.
— Ты не дашь машинку?! — спросил Игорь.
— А что ж ты думаешь, что я на своей машинке да про себя заметку буду писать? Жди! — Ромка схватил пальто и вышел из комнаты, хлопнув дверью.
— Эх, может быть, не нужно было ссориться, — минут через пять вздохнул Игорь, потому что Боря выложил перед ним штук пятнадцать заметок, которые надо было теперь переписывать от руки.
— Ничего, — сказал Боря. — Нам такие члены не нужны.
Он положил на пол белоснежный ватманский лист и быстро набросал контуры заголовка. Стенгазета, называлась «Пионерский горн». Акварельная краска ложилась ровно и мягко. Игорь и Боря то и дело вставали на ноги, чтобы издали оглядеть свою работу.
И вдруг в тот момент, когда заголовок был уже написан, Игорь, поднимаясь с колен, задел рукой блюдечко с красно-бурой водой и опрокинул его на ватманский лист. Длинный ручеек наискось пересек газету.
— Тьфу! — мрачно плюнул Боря. — Вот не везет! И машинки нет, и кляксу посадили!
— Какой-то рок преследует! — сказал Игорь. — А может, на завтра отложим? Завтра и Ромку уговорим и на свежую голову что-нибудь придумаем.
— Да чего там откладывать! Надо закончить сегодня, и все! — сказал Боря. — Но что только делать? Заклеить, что ли?
Он полез в свой стол и начал рыться в журналах, ища какой-нибудь рисунок. Но ничего такого подходящего к газете не нашел.
И вдруг Боря вытащил из ящика печатный лагерный плакат. На фоне палаток стоял розовощекий горнист. А внизу было написано: «Солнце, воздух и вода — наши лучшие друзья!»
— Ура! — закричал Боря. — Мы спасены!
Он положил этот плакат на ватманский лист и острым концом деревянной кисточки стал обводить пионера с горном. На газете оставался еле заметный след. Потом Боря провел карандашом по этому следу, и на ватмане улеглась точная копия горниста.
— Игорь, разводи краски! — сказал Боря и смущению улыбнулся. — Правда, этого пионера мы должны были бы сами нарисовать, но, может быть, примут, а?
Горнисту ребята подрумянили щеки, глаза сделали черными, а горн посыпали золотой блесткой.
Поздно вечером явился Ромка. Он жил в соседнем доме и прибежал без пальто, держа под мышкой пишущую машинку в футляре.
— Давайте, что печатать? — сказал он скороговоркой. — Я с папой говорил. Его тоже однажды критиковали в стенгазете…
— А заметку про себя отпечатаешь? — спросил Игорь.
— Конечно, — сказал Ромка. — Могу хоть в двух экземплярах! Мне не жалко.
Стенгазета вышла яркой и радостной. Боря повесил ее на стену для просушки, и в комнате словно сразу стало светлее.
А на следующий день жюри конкурса, куда входили пионервожатая Аня и учитель рисования Юрий Осипович, начало рассматривать стенные газеты.
Вскоре ответственные редакторы со своими членами редколлегий были приглашены в пионерскую комнату. Боря вошел последним. Он увидел свою газету, приколотую кнопками к стене, и уже не мог оторвать взгляда от пионера с золотым горном. Ему казалось, что все смотрят на этого пионера и понимают, что его нарисовал не Боря.
Редакторы, как на пионерской линейке, выстроились шеренгой, и пионервожатая Аня объявила результаты конкурса.
— Первую премию, — сказала она, — большую коробку акварельных красок — мы выдаем газете «Пионерский горн»!
Боря подошел к Ане и под аплодисменты присутствующих получил награду.
— Спасибо за краски, — тихо сказал он Ане. — Но этого пионера с горном не мы рисовали. Он был на плакате напечатан.
Боря ожидал, что сейчас ребята закричат: «А-а, на чужой счет живете!» — но, к его удивлению, ничего этого не произошло.
— Правда? — спросила Аня. — Хорошо вы его перевели, но мы даем вам премию не только за рисунок. У вас принципиальная газета.
И она, чуть-чуть улыбаясь, посмотрела на Ромку.
Девчонки и мальчишки (из дневника Миши Пташкина)
15 января. Сегодня я заметил, что Колька Дудкин вдруг посерьезнел. У него были начищены ботинки, и от него с утра пахло духами. Я долго думал, что все это значит, а потом на уроке догадался. Колька написал какую-то записку и сказал мне: «Передай Лельке Сверчковой! Это об общественной работе». Я человек не любопытный, но все-таки эту записку случайно прочитал. Вот так общественная работа! «Леля, я давно хотел сказать одну вещь. Ты помнишь тот день, когда у тебя в раздевалке пропала галоша и мы ее вдвоем искали? Я этот день запомнил на всю жизнь, и я хочу с тобой дружить. С пионерским приветом!»
Когда мы с Колькой шептались, Колбасин — наш староста — сказал:
— Что за разговоры на уроке?
— А ничего, — нашелся Колька, — я у Мишки резинку прошу.
В общем я передал Лельке на соседнюю парту записку. И они с Танькой сразу стали ее читать.
Вот тут-то и произошел самый трагический момент. Когда Колька получил через меня Лелькин ответ, наш чертежник Сергей Петрович, стоявший у доски, вдруг сказал мне:
— Пташкин, ты что Дудкину передал?
— Я — ничего… — сказал я и прошептал Кольке: — Когда древние греки попадались с тайными документами, они эти документы глотали.
Я сказал это в шутку, а Колька, видимо испугавшись Сергея Петровича, взял и вправду проглотил записку. Ой, вот смех!
Но смех смехом, а отсюда все и началось…
На этом я свой дневник обрываю, потому что пришла мама с работы и спросила, что я делаю. Я ответил: уроки.
18 января. Я считаю, что если бы девчонки не были такими гордыми, то наша пионерская работа очень бы наладилась. Я, например, все время хочу поговорить по-человечески с Танькой о шахматном турнире, а она убегает.
В тот день, когда Колька проглотил записку, мы с ним на перемене подошли к Лелькиной парте.
— Ну что? — спросила Лелька. — Ты ответ прочитал?
— Нет, — ответил мой друг, — ты знаешь, я эту записку… проглотил…
А тут Танька ввернула:
— Это очень некрасиво — глотать чужие письма.
— Но ведь эта записка чуть не попала к Сергею Петровичу! — сказал Колька.
— Это Колькин благородный поступок, — добавил я.
Но тут как-то все нескладно получилось. Колька хотел пригласить Лелю вечером на каток, и вдруг входит в класс Колбасин и говорит:
— Лелька, пойдем в воскресенье на каток?
— Я… я… мне кажется… — растерялась Лелька и смотрит на Кольку.
— Но ведь ты свободна? — пристал Колбасин.
— Свободна.
— Вот и прекрасно! Я за тобой зайду. Кстати, там и поговорим о вечере. Вечер — дело серьезное, товарищ руководитель музыкального кружка. Итак, до воскресенья!
И Колбасин вышел из класса.
Мы с Колькой стояли очень разозленные. Да и самой Лельке, видно, было неудобно перед нами, и поэтому она первая заговорила ангельским голоском:
— А вы, Коля и Миша, будете в вечере участвовать? Ты бы, Коля, мог стихи прочитать, а Миша музыку сочинит или песенку.
Но Колька — очень гордый человек — сказал холодно:
— Нет!
Тут девчонки сразу стали юлить:
— Отчего? Почему?
А Колька ответил очень правильно:
— Потому, что кончается на «у»! — и хлопнул дверью.
Вот как бывает! Писали, писали друг другу и — поссорились!
Я знаю, почему все великие люди сочиняют по ночам. Потому что ночью тишина и можно думать, о чем хочешь. А вот интересно, спит ли сейчас Танька или нет?
20 января. Вдруг утром — звонок! Да, кстати, я не случайно так подробно описываю историю с Колькой. Но на его примере надо научиться всем, кто хочет дружить с девочками. Я сегодня угостил Таньку конфетой, а она ее съела и не стала со мной разговаривать. Это невежливо! Раз человек, положим я, хочет спросить, когда мы идем к шефам на завод, надо остановиться и ответить…
Итак, сегодня у меня утром в комнате — звонок!
— Слушай, я придумал! — говорит Колька. — Надо, чтоб у нас был свой музыкальный кружок, без девчонок. Они сами по себе, а мы сами по себе.
— А может быть, лучше всем вместе? — предложил я.
Колька задумался, а потом сказал:
— Стой! Эврика! Правильно! Ты пойдешь к этой Лельке Сверчковой и будешь там играть хоть на барабане, хоть на арфе. И при этом старайся, пусть тебя хвалят!
— Есть, — говорю, — буду стараться на барабане!
Тут Колька понизил голос и так страшно сказал, что у меня даже мурашки по телу пошли:
— А в концерте, в самый ответственный момент ты им такого набарабань, чтобы они с треском провалились! Гром и молния! Как гроза в Большом театре! Ясно?
