Михаил Загоскин - Благородный театр

                  На что ей лучше жениха?
Известен всем, умен.

                      И к этому придачи
Шестьсот наличных душ, луга, лесные дачи...

И десять тысяч душ без собственной души
Не значат ничего.

                   Эй, братец, не греши!
Не значит ничего богатое именье!

Богатство при слезах — плохое утешенье,
Оно должно быть здесь! Поверь, кто сердцем чист...

Ты судишь, батюшка, как сущий атеист:
Ведь деньги божий дар.

                        А чаще — наказанье.
Но дело не о том. При первом я свиданьи
Намерен Волгина порядком побранить:
Он дядя Вельскому, и, кажется, шутить
Насчет племянника ему бы неприлично...

Как! Волгин здесь?

                   Да, здесь! и говорит публично
О свадьбе Вельского.

                     С чего ж он это взял?
Хоть Вельский сватался...

                           Но ты ведь отказал?

Не то чтоб отказал... однако не дал слова.

Но если Оленька идет за Посошкова,
Так должно отказать.

      Я это знаю сам.

Зачем же ты молчишь?

                     Ответ я завтра дам,
Всё кончу поутру.

                  А что ж тебе мешает
Сказать теперь?

                Нельзя! Сегодня он играет.

Сегодня? У тебя?

                 Вот то-то и беда!
Пришлось молчать. Зато уж после никогда
Я Вельскому к себе и ездить не позволю.
Лишь нынче б как-нибудь сыграл свою он ролю,
А завтра кончено! Решительный отказ!

Я, право, от тебя не ждал таких проказ:
Во всех делах твоих и тени нет рассудка.

И, полно! Шутишь, брат.

                        Какая это шутка!
Ну, пусть племянница идет за старика,
За что ж из Вельского вам делать дурака?

Но мой театр...

                 Скажи! походит ли на дело?
По милости твоей теперь он может смело
С утра до вечера с ней роли проходить,
Шептать ей на ухо, о страсти говорить, —
И это всё сносить ты должен терпеливо.

Конечно, так, мой друг! Ты судишь справедливо,
Да как же мой театр?..

                       Эй, братец, не шути!
Ну, если Оленька задумает уйти?..
Хотя племянница во всем тебе послушна,
Но если к Вельскому она неравнодушна...

Недолго до греха!

                   Ты точно, милый, прав!
И если б не театр...

                      Какой несносный нрав!
Кой черт! Да что тебя к театру привязало?

Меня?.. По мне, его хоть век бы не бывало,
Но делать нечего — и плачу, да люблю:
Ведь я, мой друг, один весь город веселю,
Так хочешь или нет, а рассылай билеты.

Да, батюшка! Что день, то новые банкеты...

Молчи, жена!

             Ну, вот! Всегда один ответ.
Помилуй, мой отец! Расходам счету нет.
Уж этот нас театр доедет непременно.

Пустое! Вздор! Хотя, признаться откровенно,
Он несколько и мне становится тяжел.
Что грех таить! С тех пор как я его завел,
Покою нет; когда ж дойдет до представленья,
Вот тут-то, брат, вертись: костюмы, освещенье...
Ну, словом, голова у всех пойдет кругом.

Весь дом в последний раз поставили вверх дном;
А сколько извели холстины на кулисы!..

Спасибо, что теперь домашние актрисы,
А то — хоть из дому беги! С ума сойдешь.
Бывало, никого на пробу не сберешь:
То некогда прийти, то роля не готова,
То на вечер звана, другая нездорова...
Поверишь ли? Тоска! Подчас хоть в петлю рад.
Сегодня, например, хоть всё идет на лад,
А несмотря на то дрожу, боюсь...

                                  Чего же?

Ну, если мой театр, чего избави боже!
Навыворот пойдет? Что делать мне тогда?

А что! И подлинно, большая ведь беда!

Шути себе, шути! А я меж тем уверен,
Что если бы и ты...

                       Я спорить не намерен,
А просто мнение мое тебе скажу:
Что ты завел театр, нимало не тужу,
Я сам любил играть, но только не для славы.
Бывало — в два часа, для собственной забавы,
Готов я вытвердить хоть дюжину страниц,
Но если эта страсть выходит из границ,
То верь, мой друг, придет с веселостью проститься
И скуки ждать одной. Тот худо веселится,
Кто, смыслу здравому идя наперелом,
Забаву делает каким-то ремеслом.
Вот сам ты, например, скажи мне, ради бога...

Да ты не знаешь, брат, судить-та будут строго.
Здесь много знатоков, недолго до беды:
Распишут так...

                 И вот тщеславия плоды![5]
Чтоб только твой театр хорошим называли,
Готов ты уморить племянницу с печали,
Замучить сам себя, именье разорить...

Ну, слышишь, батюшка?

                      Да что тут говорить!
Бывало, в старину мы резвимся для смеха,
А нынче заведи театр — пошла потеха!
Волненье страшное, тревога, кутерьма!
Хозяева в чаду, актеры без ума;
Тот пламенной игрой и чувством удивляет:
Забытого детьми Эдипа представляет[6],
А сам детей своих давно уже забыл.
На сцене, для другой, один супруг лишь мил,
Им дышит, им живет — тогда как в самом деле
Действительный супруг лежит больной в постеле.
Интригам нет конца, насмешки, сплетни, лесть...
А ссоры вздорные нельзя и перечесть:
Один желает быть отцом, другой тираном,
Тот ролю выплакал, тот взял ее обманом,
Та теткой хочет быть, тот просится в слуги,
Тому любовника давай — ну, вон беги!
И, словом, труппа вся, признаться должно в этом,
Прекрасным может быть комическим сюжетом.

Всё это пустяки, мой друг, одни слова!
Хоть в этом мне поверь, я труппе всей глава;
Так дело ведь мое, чтоб жили мы согласно.

Не верю, милый мой.

                     Зачем судить пристрастно?
Ты прежде посмотри, а после уж брани.

И вы не ссоритесь?