Что-то замышлялось.
ДАМА
Как вы здесь оказались?.. и я.
ЛЕВИЦКИЙ
Ничего странного. Просто часы пошли в сторону.
ДАМА
Хорошо и тихо сказано. Ночью, в темноте слова не видны, но зато слышны... А я куда-то забыла опоздать, спешила, была совсем как безумная, на полдороге зеркало меня догнало, чтобы вернуть мне меня, а то бы я так и ушла... Вы знаете, каждое окно — ловушка. Однажды я шла, навстречу — никого, но сердце вдруг так сжалось! Я спряталась за выступ стены, мимо, не видя меня, вихрем проносилось время...
ЛЕВИЦКИЙ
Один бы вас стал призывать успокоиться, другой — не успокаиваться, а я — третий.
ДАМА
Боже, как темно! Боже, как слышно!.. Во мне течет испанская кровь. Вы знали?
ЛЕВИЦКИЙ
Знал, но все равно это очень неожиданно... Но у меня есть к вам один вопрос и еще один. 1. Знакомы ли вы с Истленьевым? 2. Знакомы ли вы с ним?
ДАМА
Подумать хорошенько?
ЛЕВИЦКИЙ
Не обязательно.
ДАМА
Он назвал свое имя: «Владимир Иванович». Знакомство состоялось, нас представили друг другу. Кто и когда? Ночь — ночью... Истленьев — странный. Однажды я сидела возле и слушала в течение часа его молчание.
ЛЕВИЦКИЙ
И что же вы услышали?
ДАМА
3600 секунд.
ЛЕВИЦКИЙ
Ровно? Какой старинный час!.. А Истленьев?
ДАМА
Для зеркал он неуловим, как призрак. Для часов он неуловим, как вечность. Для меня и для вас — как что?
ЛЕВИЦКИЙ
Странно! Я как-то коснулся его случайно, мне показалось, что он — из плоти.
ДАМА
Вам показалось...
Но где же, однако, Алхимов и Куклин — эти два почтенных философа? Но, сначала, небольшое историческое отступление.
Когда появились впервые игральные карты — неизвестно. Установлено лишь, что они не были изобретены во Франции для забавы слабоумного короля Карла VI, а были известны еще раньше. Неудачной оказалась и попытка отыскать родину карт в Индии. Всего вероятнее, что карты изобретены в Китае. В словаре Чинг-цзе-Тунга говорится, что карты изобретены в 1120 г., а в 1132 г. были в Китае уже в повсеместном употреблении. В Европе игральные карты появились не ранее эпохи крестовых походов. Первое документальное известие о них (не о походах) относится к 1379 г. Итальянский живописец Николо Каваллуццо внес под этим годом в хронику своего родного города следующее известие: «введена в Витербо игра в карты, происходящая из страны Сарацин и называемая ими наиб».
«Вряд ли карты впервые появились у арабов, — вяло возразил Куклин, — закон Магомета запрещает изображение человеческой фигуры...»
В погребке был полумрак. Лампа хмелела. Какой-то забредший художник углем изображал человеческую фигуру. Со стороны реки доносился рев баржи, тянущей непосильные небеса. Было густо накурено, все казались одинаковыми расплывчатыми силуэтами. Красное густое вино царило.
Окно сквозь дым не могло пробиться к Куклину. Кто-то коснулся его плеча. Куклин обернулся и увидел Алхимова.
Это не был человек роста, плечей или чего-нибудь такого. Желтый, худой, с длинными тонкими пальцами, два глаза смотрели вдаль.
Даль треф, даль пик... Виски седели.
Левицкий, увидя свое отражение одновременно в зеркале и в часах, поражен страшным противоречием: светлый зеркальный нимб вокруг головы оказывается терновым венцом из черных цифр.
МАРИЯ (к Истленьеву)
О чем вы думаете? Где вы? Днем или ночью?
ИСТЛЕНЬЕВ
Да, да... вы правы, Мария...
ЛЕВИЦКИЙ
(в сторону) Одна стоит другого. (к Марии) Вы так бледны сегодня! Посмотрите-ка, на улице — полдень, на часах — тоже, и только вы... и только...
МАРИЯ
Это высокое узкое небо — это окно? А где же полдень?
ЛЕВИЦКИЙ
Его не видно из-за часов. (к Истленьеву) Вы, кажется, что-то хотели сказать?
ИСТЛЕНЬЕВ
Нет, я как раз не хотел произносить этих слов.
ЛЕВИЦКИЙ
Э, да вы не так просты!
ИСТЛЕНЬЕВ (смеясь)
Может быть, я прост по-другому?
ЕКАТ. ВАС.
Ну вот, смотрите-ка! Только что были тучи — и уже дождь льет из ведер.
МАРИЯ
Сверкнула молния, сейчас прогремит час.
ЕКАТ. ВАС. (к Истленьеву)
Скажите, пожалуйста, Павел Евгеньевич Истленьев кем-нибудь вам приходится?
ИСТЛЕНЬЕВ
Да, это мой родственник, но очень уж дальний... Такая даль!
ЕКАТ. ВАС.
А я его встретила недавно у Мелик-Мелкумовых и назвала ему ваше имя. Он так пожал плечами, что даже солнце сразу зашло. Я посмотрела на часы: действительно, было время захода. А, впрочем, человек он очень милый — немного поэт, немного алхимик, немного никто.
ЛЕВИЦКИЙ
Я как-то был ему представлен, мне одного пожатия руки было достаточно, чтобы в этом убедиться.
МАРИЯ (очнувшись)
Пожатие руки... пожатие плечей... немного никто... дальний родственник... чей? Дождя?
ЛЕВИЦКИЙ
Дождя и Истленьева.
МАРИЯ
Вы, Левицкий — умница, все превращаете в шутку. Смотрите, не превратитесь!
ЕКАТ. ВАС.
А вот и чай! Не правда ли, удивительно! Дождь, чай, часы, окна — сколько сил скрещивается!
ЛЕВИЦКИЙ
(в сторону) Скрещусь и я. (к Истленьеву) Скажите, Истленьев, вы часто думаете о боге?
ИСТЛЕНЬЕВ (в смятении)
Какой неожиданный вопрос!.. Я не могу вам также неожиданно ответить...
МАРИЯ
Чай и часы — что общего? И там, и там есть полдень и полночь. И там, и там — необъяснимое могущество.
ЛЕВИЦКИЙ
Мария! Одно ваше слово — и я воскрес. Одно ваше молчание — и я...
МАРИЯ
Не будет ни слова, ни молчания. Ну-ка, разгадайте! Вы же — мастер.
ЛЕВИЦКИЙ
Ах, что же тут разгадывать! Вы говорите не загадками, а прямо эпитафиями...
ЕКАТ. ВАС.
Вы, Истленьев, сегодня очень милы. Куда девалась ваша скованность?
ИСТЛЕНЬЕВ
Не знаю.
ЛЕВИЦКИЙ
Да он просто красноречив сегодня! Красноречив, как дождь — уличный оратор.
(Неожиданно появляется Пермяков)
ПЕРМЯКОВ
Ах, как я неожиданно, право! Добрый... день, дождь или вечер?
ЕКАТ. ВАС.
Боже! Что с вашим лицом?!. Минутная стрелка изогнута, на нее насажен клок окровавленного часа... а часовая стрелка тычет куда-то в сторону набережной!
ПЕРМЯКОВ
Это я ободрался о небеса... Дайте же стереть цифры с лица!.. (взгляд его постепенно проясняется, он начинает узнавать окружающих) Екатерина Васильевна?.. Это вы?.. У меня почему-то носовой платок стал весь... другого цвета... Это что, кровь? А?.. (пауза) На наковальне день и ночь куются стальные наконечники минут... Левицкий, эта наковальня — вы. Или нет?.. Истленьев?! Помнишь варшавский поезд? Помнишь?..
(Так же неожиданно Пермяков исчезает.)
ЕКАТ. ВАС. (после паузы)
Что вы скажете?
ИСТЛЕНЬЕВ
Безумец.
ЛЕВИЦКИЙ
По-моему, безумие грозит оставить его.
Город опустел. Он будто вымер. Только Истленьев, Пермяков, Куклин и Левицкий как безумные носились по улицам. Маршруты их путешествий были головоломными, их можно было объяснить только безумием.
Левицкого все чаще сопровождала дама из бывшей пермяковской компании. Она шла стремительно, ветер гнался за ними по золотому следу ее волос. Разбрасывая вокруг свои огромные безумно-светящиеся глаза, она ослепляла ими летевшие окна. Левицкий, улыбаясь холодной улыбкой лезвия, был стремительным спутником стремительной женщины. Она часто смеялась, но ее смеху жутко было в пустынных улицах.
Каменные дома проносились мимо холодного ветра и осени. Листья деревьев с грохотом падали на пустынные мостовые.
Обгоняя каменные дома, мчались Куклин с Алхимовым. Иногда ветер, принимая облик Истленьева, проносился навстречу им. За каждым углом новое безлюдье караулило их.
Ветер и эта горстка людей, каменная осень, пустынные часы и минуты...
Ночной город был темен, как склеп, только на Кропоткинской одинокая лампа Вологдова провожала безумным взором мечущуюся взад и вперед темноту. Под окнами задыхающегося мудреца пронесся одинокий ветер-Истленьев...
Ночные звезды спускались на пустынные набережные, черные фонари плескались о ветер. Кошмары воды под каменными мостами...
Что-то жуткое, как мигрени Острогского, стояло над городом.
Безумная игра шла в погребке. Алхимов и Куклин, два скелета и огарок свечи вот участники этой игры. Откуда-то золото появилось. Юродивое окно заливалось по-детски невинным светом.
И вдруг — Левицкий, золото и глаза его спутницы, и свист ветра, не успевшего остановиться на всем лету.
Истленьев давно уже стоял в углу, чуть колышимый пламенем огарка. К свету окна добавился смех Пермякова, и от этого двойного безумия по погребку задвигались в отчаяньи тени.
