Эдриен (достает мужской носовой платок и протягивает ему). Это. (Он смотрит на инициалы на платке.) Он твой.
Ингэлс. Да.
Эдриен. Он висел на ветке — там, рядом с… телом.
Ингэлс (смотрит на платок, затем на нее). Это хорошая улика, Эдриен. (Спокойно засовывает платок себе в карман.) Улика, свидетельствующая о том, что ты все еще любишь меня, несмотря на все, несмотря на то, что случилось сегодня днем.
Эдриен (ожесточенно). Всего лишь косвенная улика.
Ингэлс. О, да. Но с косвенными уликами можно много чего добиться.
Занавес
Через полчаса. Прежде чем открывается занавес, мы слышим этюд Шопена «Бабочка». Его громко играют на рояле: веселые ликующие ноты вырываются на волю, как радостный смех. Когда занавес открывается, музыка продолжает играть. Стив Ингэлс один на сцене. Он нетерпеливыми шагами меряет комнату, посматривает на наручные часы. Затем слышен звук подъезжающей машины. Он выглядывает в окно. Идет к входной двери слева и резким движением открывает ее в тот самый момент, когда звонит входной колокольчик.
Серж (входя, сердито). Как умно с твоей стороны. (Достает из кармана «Курьер» и бросает в него.) В «Курьере» ничего нет про советскую культуру или содружество. Или ФБР.
Ингэлс. Нет?
Серж. Нет! Я проехал это расстояние просто так.
Ингэлс (просматривая газету). Значит, Джо Чизмен меня надул.
Серж. А где все?
Ингэлс сует газету в карман и не отвечает.
Почему в доме все окна темные?
Ингэлс стоит, молча глядя на него.
В чем дело?
Ингэлс. Серж.
Серж. Да?
Ингэлс. Мистера Брекенриджа убили.
Серж (стоит не шевелясь, потом издает короткий тяжелый вздох, как зевок. Затем резко и отрывисто говорит сиплым голосом). Ты с ума сошел!
Ингэлс. Мистер Брекенридж лежит мертвый в саду.
Серж (падает на стул, обхватывает голову руками и стонет). Боже мой!.. Боже мой!..
Ингэлс. Прибереги это для других, Серж. Прибереги это для публики.
Серж (резко поднимает голову, суровым, мертвым голосом). Кто это сделал?
Ингэлс. Ты. Или я. Или любой из нас.
Серж (подпрыгнув, с яростью). Я?!
Ингэлс. Сбавь тон, Серж. Ты знаешь, что это тот единственный вопрос, который никому из нас нельзя задавать: исходя из обстоятельств. Оставь это Грегу Гастингсу.
Серж. Кому?
Ингэлс. Грегу Гастингсу. Прокурору округа. Он будет здесь с минуты на минуту. Уверен, он ответит на твой вопрос. Он всегда это делает.
Серж. Надеюсь, он хорош, надеюсь…
Ингэлс. Очень хорош. Ни одного нераскрытого убийства за всю службу. Понимаешь, он не верит в существование того, что называют идеальным преступлением.
Серж. Надеюсь, он найдет чудовище, демона, неописуемого…
Ингэлс. Позволь тебе кое на что намекнуть, Серж. Умерь свой пыл в подобных эпитетах при Греге Гастингсе. Я достаточно хорошо его знаю. Он не купится на очевидный подвох. Он всегда смотрит дальше. Он умный. Слишком умный.
Серж (сердито повышая голос). Но почему ты говоришь это мнё? Почему смотришь на меня? Ты же не думаешь, что я…
Ингэлс. И не начинал думать, Серж.
Справа входит Тони.
Тони (весело). Копы приехали? (Видит Сержа.) А, это ты, Серж, старичок, дружище.
Серж (пораженный). Прошу прощения?
Тони. Отлично выглядишь. Поездка пошла тебе на пользу. Быстрая езда ночью против ветра, когда ничто тебя не остановит, — потрясающие ощущения! Ехать быстро, так быстро — и свободно!
Серж (ошеломленный). Что это значит? (Поворачиваясь к Ингэлсу.) А, я понял! Это шутка. Это твоя ужасная шутка… (Обращаясь к Тони.) Мистер Брекенридж жив?
Тони (легко). Нет, мистер Брекенридж мертв. Мертв, как дверной гвоздь. Мертв, как могильная плита. Хорош и мертв.
Серж (Ингэлсу). Он потерял рассудок!
Ингэлс. Или только что обрел его.
Входит, спускаясь по ступенькам, Хелен.
Хелен. Тони, почему ты…
Серж. О, миссис Брекенридж! Позвольте выразить вам мое глубочайшее соболезнование по поводу чудовищной…
Хелен. Спасибо, Серж. (Теперь говорит просто, с живостью молодости, более естественно, чем когда-либо до этого.) Почему ты больше не играешь, Тони? Это было так прекрасно. Я никогда раньше не слышала, чтобы ты так играл.
Тони. Но вы еще будете меня слушать. Будете слушать — годами — годами — и годами.
Ингэлс уходит наверх по ступеням.
Серж. Миссис Брекенридж…
Хелен. Я подарю вам рояль. Тони. Теперь. Завтра.
Вдали приближающейся звук полицейской сирены. Серж нервно выглядывает в окно. Остальные не обращают никакого внимания.
Тони. Ты не подаришь мне рояль! Больше никто не станет мне ничего дарить! Я думаю, что смогу найти работу в Джимбелс, и я найду, и буду откладывать по три доллара в неделю, и через год куплю рояль — хороший, подержанный, мой собственный рояль!.. Но ты мне нравишься, Хелен.
Хелен. Да. Прости.
Серж. Миссис Брекенридж!.. Что произошло? Хелен. Мы не знаем, Серж.
Тони. Какая разница?
Серж. Но кто это сделал?
Тони. Кому какое дело?
Звонят в дверь. Тони открывает. Входит Грегори Гастингс. Ему сорок с небольшим, он высокий, обходительный, выделяется своим видом от остальных, и хладнокровный. Входит спокойно, говорит негромко, настолько просто и не театрально, насколько это возможно — не перебарщивая. Входит, останавливается, смотрит на Хелен.
Гастингс. Миссис Брекенридж?
Хелен. Да.
Гастингс (с поклоном). Грегори Гастингс.
Хелен. Очень приятно, мистер Гастингс.
Гастингс. Я искренно сожалею, миссис Брекенридж, но мне пришлось сегодня сюда приехать.
Хелен. Будем рады помочь вам, чем только сможем, мистер Гастингс. Если вы желаете опросить нас…
Гастингс. Чуть позже. Сначала мне надо увидеть место, где..
Хелен (указывая рукой). В саду… Тони, покажи, пожалуйста…
Гастингс. Нет необходимости. Я прикажу своим людям не беспокоить вас, насколько это только возможно. (Уходит налево.)
Тони. Это становится интересным.
Серж. Но… ты бесчеловечен!
Тони. Возможно.
Входит Ингэлс, спускаясь по ступенькам.
Ингэлс. Это был Грег Гастингс?
Тони. Да. Полиция.
Ингэлс. Где они?
Тони (указывая в сад). Вынюхивают следы, наверно.
Серж. Никаких следов там нет. Ничего там нет. Это ужасно.
Ингэлс. Откуда ты знаешь, что там ничего нет, Серж?
Серж. Так всегда бывает в таких случаях.
Ингэлс. Никогда нельзя сказать заранее. (Вынимает из кармана «Курьер».) Кто-нибудь хочет взять вечернюю газету, которую Серж нам любезно привез?
Тони (берет газету). В «Курьере» бывают комиксы? Я люблю комиксы. (Открывает газету на разделе юмора.) Но у них нет «Сиротки Энни». Это мои любимые — «Сиротка Энни».
Хелен (глядя ему через плечо]. Я люблю «Попай-матрос».
Тони. О, нет. «Энни» лучше. Но и в «Попай» бывают удачные места, например, когда появляется мистер Уимпси. Мистер Уимпси хорош.
Хелен. Лорд Плашботтон тоже.
Тони. Лорд Плашботтон из другого комикса.
Серж. Вот, значит, зачем я провел за рулем сорок пять минут!
Хелен. Ах да, Серне! Может, ты сам хотел почитать?
Серж. Хотел! Но теперь не хочу! В проклятой бумаге ни слова о советской культуре и содружестве!
Тони. И даже «Сиротки Энни» и «Попай-матроса».
По ступенькам спускается Флеминг. Он трезв и идет спокойно, твердой походкой. Впечатление такое, что он впервые в жизни высоко держит голову. Его одежда все еще имеет непривлекательный вид, но он побрит, и у него завязан галстук.
