Ларс Нурен - Пьесы

Пауза.

Знаешь, чего ты хочешь, Франк? Ты уверен, что хочешь жить со мной?.. или ты говорил про вместе состариться только ради красного словца? (Гладит ФРАНКА по лицу словно он слепой.)

Пауза.

Или ты говорил серьезно?

Пауза.

Я многое поняла сегодня ночью. Я многое сегодня поняла. Я очень хорошо поняла, что я люблю тебя. Как сильно я люблю тебя. Я не могла это осознать раньше, но подсознательно я знала это… У меня что-то было в руках?

ФРАНК. Когда ты вошла?

КАТАРИНА. Да — у меня что-то было в руках?

ФРАНК. Два гвоздя.

КАТАРИНА. И больше ничего?

ФРАНК. Нет вроде… А разве было?

КАТАРИНА. Молоток?

ФРАНК. Нет, вон он лежит.

КАТАРИНА. Я вижу. (Отодвигает ФРАНКА к невидимой стене перед зрительным залом.) Да, ты, Франк.

ФРАНК (улыбается). Что, Катарина?

КАТАРИНА. Что, если я возьму этот гвоздь и попробую поцарапать тебе руку… что, если я тебя исцарапаю… Что, если я — еще сильнее… Так, что тебе станет больно… Что, если возьму молоток и ударю изо всех сил… Что, если я подниму твои руки и прибью их к стене, вот так. Я люблю твои руки.

КАТАРИНА делает все, что говорит, пробует, меняет, находит лучший способ, не выходя из своего состояния. ФРАНК не мешает КАТАРИНЕ.

Что, если я вставлю гвоздь в твою руку… И ударю вот так молотком, так что гвоздь прямо сквозь руку войдет глубоко в стену… А потом я бы сделала то же с другой рукой…

КАТАРИНА прибивает руки ФРАНКА.

Пауза.

ФРАНК. О чем ты думаешь?

КАТАРИНА. Ни о чем.

ФРАНК. Ни о чем?

КАТАРИНА. Ни о чем.

ФРАНК (с прибитыми руками — словно задавая вопрос). Ты меня любишь?

КАТАРИНА. Больше чем когда-либо. Я всю жизнь тебя люблю. Верно. Все больше и больше.

ФРАНК. Ты все еще меня любишь?

КАТАРИНА. Я никогда не изменяла. Никогда не любила тебя меньше. Только больше.

ФРАНК. Не так много осталось для будущего.

КАТАРИНА. Это все будущее, которое мне нужно… Ты меня любишь?

ФРАНК. Да.

КАТАРИНА. Скажи это.

ФРАНК. Я люблю тебя.

КАТАРИНА. Еще раз.

ФРАНК. Я люблю тебя.

КАТАРИНА. Это правда?

ФРАНК. Да.

КАТАРИНА. Скажи это так, чтобы я поверила так, чтобы твои слова вошли в меня.

ФРАНК (говорит несколько раз подряд, с разной интонацией). Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя.

КАТАРИНА (так, словно она смертельно больна) Не бросай меня… Я так тебя люблю…

ФРАНК. Что ты делаешь?

КАТАРИНА (делает яркий сексуальный жест). Я буду твоей женщиной всю жизнь… ласкай меня… ласкай меня… Я люблю тебя. Я люблю тебя. (Со все более безудержной интонацией. Ласкает и целует все его тело, не получая ответа.) Это единственное, что мне от тебя нужно… Это единственное, что я могу принять.

ФРАНК высвобождается от гвоздей, обнимает КАТАРИНУ окровавленными руками. Монотонный звук снова превращается в музыку. 200 стеариновых свечей гаснут одновременно.

ФРАНК. Прости, но вам придется как-то самим решить ваши проблемы.

Через открытое окно влетает белый голубь и оказывается в дыму от погасших свечей.

Темно. Через мгновение в глубине сцены вспыхивает маленькая лодочка.

ТОМАС.

АНДЕРС.

МАТТИАС.

СОФИЯ.

МАРТИН.

МАРК.

МОД.

АНН-МАРИ.

РОГЕР.

МОХАММЕД.

ЭРИКА.

ХАРРИ.

МАМА РОГЕРА.

БИРГИТ.

ТОМАС, 25–30 лет, входит в отделение; вход расположен напротив столовой; направляется в холл, на ходу машет СОФИИ. Он ему явно небезразлична, он делает жест, будто кидает ей баскетбольный мяч, корчит гримасу. СОФИЯ либо не реагирует либо же медленно, устало, безрадостно отворачивается. Когда ТОМАС входит в холл, он оглядывает всех, кто там сидит, снова корчит гримасу, причмокивает и говорит.

ТОМАС. Здорово… Как вы тут? (Снимает темные очки.) На улице — красота. Ну а вы как? Все в порядке?

АНДЕРС. Привет… Ну да, все хорошо.

ТОМАС. Ну и ладно. (Садится на диван, кладет очки на стол, осматривается.) Все спокойно? Ничего не случилось?

АНДЕРС. Да нет… Все спокойно.

ТОМАС. И давно уже так. Да что бы тут могло произойти? Марк оклемался от своей шизофрении и поступил в Высшую школу экономики? (Добродушно смеется, берет со стола газету, подтягивает к себе и просматривает заголовки на первой странице.) Свежая? (Замолкает, потом нормальным, более спокойным голосом.) Все о’кей?

АНДЕРС. Да… (Говорит очень тихо.) Должен признаться.

МАТТИАС (глубоко погруженный в свои мысли, в свой шок). Привет.

МАТТИАС медленно поворачивается к ТОМАСУ. МАТТИАС очень худой, похоже, он похудел за совсем короткое время, рубашка и брюки висят. Он красиво одет, волосы совершенно седые, хотя ему немногим больше сорока, на щеках щетина, бледен, кажется, что он много плакал и плохо спал.

ТОМАС (АНДЕРСУ). Ничего ты не должен. Можешь говорить что хочешь. У нас свободная страна… Мы не в каком-нибудь там Ираке. (МАТТИАСУ.) Здорово. (Короткая пауза.) Ну ладно. (Короткая пауза.) На улице хорошо… Тепло… градусов двадцать пять, не меньше. Девчонки в обтягивающих шортах. (Небольшая пауза, раскрывает газету, смотрит рубрику «Письма читателей», зевает.) Ну а вообще как?

АНДЕРС. Ну… Мы только что ели. (Закатывает рукава своей белой рубашки.)

ТОМАС. Правда? П-правда? (Короткая пауза.) Что за звук? (Короткая пауза.) Кто-то играет на флейте? Она что, умирает, или что?

Слышен чей-то плач.

АНДЕРС (прислушивается). Это, наверное, Анн-Мари.

ТОМАС. Да. Наверное. Слетевшая с катушек творческая личность. (Короткая пауза.) И давно она так?

АНДЕРС (оборачивается, смотрит в коридор). В первый раз слышу.

ТОМАС. Так это только сейчас началось?

Пауза.

Да, хорошо бы сейчас оказаться где-нибудь еще.

АНДЕРС. Да. (Улыбается, не глядя на ТОМАСА.)

ТОМАС. В Калифорнии… во Флориде… или в Нью-Йорке. А что, я бы смотался в Нью-Йорк, если мог бы.

АНДЕРС. Да… Там, наверное, много чего происходит.

ТОМАС. Что ты сказал? В Нью-Йорке?

АНДЕРС. Там, небось, много чего происходит каждую минуту.

ТОМАС. Как в кино. Там все время что-нибудь ходит. Там как-то больше чувствуешь себя дома, чем здесь. Это небось другой ритм жизни. Вы смотрели тот новый сериал, вчера начался, «Убойный отдел», хотя дело там происходит не в Нью-Йорке, а в Лос-Анджелесе, кажется. Там был один детектив, он говорил: «Да, убийства — это все еще наше сильное место». Тот же парень пришел в морг, посмотреть какое-то тело, а там была новая девушка-патологоанатом, которую он раньше не видел, и он влюбился в нее и спрашивает: «Что вы тут делаете?» — «Жду суженого», — ответила она. (Смеется.) Теперь же туда вообще, считай, бесплатно можно долететь. Сейчас дороже слетать в Висбю, чем в Нью-Йорк.

АНДЕРС. Да?.. И сколько это примерно стоит?

ТОМАС. Слетать в Нью-Йорк?

Небольшая пауза.

Ну, сколько — немного, всего несколько тысяч, тысячи три примерно. Точно не дороже четырех. Билет без места «Финнэйр» стоит примерно три двести, три четыреста. Но тогда летишь с пересадкой в Хельсинки, и там надо еще ждать несколько часов, довольно муторно.

АНДЕРС. Неужели так дешево? Я и не думал.

ТОМАС. Ну да, конечно. Бери свою болезнь и езжай, пожалуйста. Никто ничего не заметит. Да сегодня кто угодно может себе это позволить… а может, уже и нет. Сейчас уже мало у кого есть деньги. Только если не отказывать себе в чем-то другом… Ну и прилетаешь в Кеннеди, это если лететь «Финнэйр»… это как-то правильно, мне кажется. Если лететь «САСом» — прилетаешь в какой-нибудь задрипанный аэропорт… ну и это дороже к тому же.