БАБУШКА. Это ты, милок, на что же намекаешь?
КЛЮЕВ. На наше будущее. Я пришел просить руки вашей внучки.
ШАМАКИН. Какая приятная неожиданность! Оля! Твое слово.
ОЛЬГА. Я — за.
Зуев уходит ни с чем.
ШАМАКИН. Я тоже — за.
БАБУШКА. Мир вам да любовь!
После бабкиных слов закрывается занавес. В дальнейшем до свадьбы можно свободно провернуть с полдесятка споров, как на народно-хозяйственные, так и на личные темы.
Вот, уважаемые, вкратце мой метод.
Я готов им на общественных началах поделиться с товарищами, которые имеют желание в сжатые сроки целиком и полностью овладеть техникой изготовления современных пьес.
В ожидании ответа
Козодоев П. Ф.,
бывший полотер, ныне драматург-любитель.
1973
Не знаю, как вы, а я с малолетства испытываю чувство глубокого уважения к людям, причастным к технике. Простой электромонтер способен сотворить волшебство. По мановению его руки кромешная тьма сменяется ослепительным светом, и окружающий мир, временно утративший реальность, вновь открывается во всей своей красе. И совершает сие не старец в колпаке звездочета, а молодой человек в кожаной куртке и в кепке с кнопочкой. Поразительно и непостижимо!
Я занимаюсь лингвистикой. Это не наука, витающая в облаках. Она связана с историей и с этнографией, с философией и с логикой, но не с техникой. Техника совсем иная сфера, существующая как бы сама по себе — яркая, всемогущая и, увы, недоступная моему пониманию.
Помню, как наш водопроводчик дядя Аким после первой же встречи со мной быстро смекнул, с кем он имеет дело. Появляясь по поводу мелких аварий, он каждый раз говорил мне нечто совершенно непонятное. Например, для того чтобы исправить смеситель в ванной, говорил он, ему нужно перетянуть внутреннюю тягу и заменить карбюратор аккумулятором. Эта операция, по его словам, требовала расходов. И я торопливо совал ему трешники и пятерки, открыто признаваясь в своей технической отсталости.
Я вам это рассказываю потому, что совсем недавно в моей жизни произошло очень важное событие.
Все началось с того, что один из моих друзей, Михаил Страхов, поведал мне об «электронной свахе».
Если я ничего не перепутал, принцип ее действия примерно такой. В электронно-вычислительную машину закладываются данные — сведения о невестах, и все это поступает в запоминающее устройство. Затем приходит жених и высказывает свои запросы, которые фиксируются на перфокарте. Затем происходит немыслимое техническое таинство, и машина «выдает» невесту с теми параметрами, каковые были угодны жениху. Например, ему желательно, чтобы невеста была блондинкой с голубыми глазами, чтоб рост у нее был сто шестьдесят пять сантиметров, образование среднее, интерес к домашнему хозяйству и умение играть на мандолине.
Когда я все это выслушал, скажу вам честно, я не поверил своему другу. Я ему сказал:
— Ты завел этот разговор с единственной целью — напомнить мне о том, что я с головой ушел в свою лингвистику, а между тем мне уже давным-давно пора обзавестись женой.
— Ах, так? Значит, ты полагаешь, что я это выдумал? — спросил Михаил.
— Нет, почему. Я просто считаю, что нельзя верить каждой публикации, особенно такой, — сказал я. — Я убежден, что ты ее вычитал где-нибудь в отделе курьезов.
— Если тебя шокирует термин «электронная сваха», обойдемся без него, — сказал Михаил. — В техническом смысле ты человек отсталый. Это известно.
— Что же? — спросил я.
— Я могу предоставить тебе полную возможность убедиться, что я сказал чистую правду. Я познакомлю тебя с Леной. С Еленой Кашириной. Она работает в вычислительном центре, Лена откроет тебе глаза на современную технику.
— Допустим, — я иронически усмехнулся, — предположим.
— Смеяться будешь потом.
Прошло несколько дней, и Михаил познакомил меня с Леной.
Поскольку вершиной моего технического образования является устройство электрического звонка, легко себе представить, как фундаментальны мои познания об устройстве электронно-вычислительной машины. После того как Лена сказала мне, что ее машина производит миллионы операций в секунду, я покачал головой, надул щеки и начал беззвучно смеяться, не подумав о том, что такое легкомысленное поведение способно вызвать у моей новой знакомой предположение о моей умственной неполноценности.
Но все обошлось вполне благополучно. К счастью, оказалось, что описание фантастических возможностей чудо-машины вызывает подобную реакцию у многих людей, которые, как и я, далеки от современной техники.
…А сейчас хочу рассказать о другом, о самом главном.
В позапрошлую субботу я был у Лены. Мы сидели вдвоем, грызли орешки, пили болгарский рислинг, и я вспомнил свой разговор с Мишей Страховым об «электронной свахе».
— Я все-таки не верю, что может где-то существовать такая система, — сказал я.
Лена пожала плечами:
— Вполне реальная вещь.
— Ну да!.. Ромео передает в запоминающее устройство параметры Джульетты.
— Это, конечно, трудно себе представить, — сказала Лена.
— Разумеется, — сказал я. — В те времена человечество не знало электроники.
— Дело не в этом, — сказала Лена. — В данном случае любовь была сильней самой совершенной электроники. Ромео встретил Джульетту и полюбил ее…
Мы помолчали.
Лена, улыбаясь, смотрела на меня. Потом она взяла листок бумаги, ручку и сказала:
— Будем считать, что в машине, на которой я работаю, уже запрограммированы сведения о ста невестах…
— Хорошо, — сказал я. — Будем считать, что это так.
Лена объявила правила игры, и тогда я сказал:
— Диктую. Возраст — двадцать шесть лет. Волосы каштановые. Глаза серые. Рост — сто шестьдесят восемь — сто семьдесят. Интеллигентна. Любит музыку. Умеет плавать, но боится воды…
— Не так быстро, — сказала Лена, — я не успеваю записывать.
Но я уже заметил, что она ничего не пишет, а только делает вид.
— Продолжаю. Она обладает чувством юмора. Должна уметь варить овсянку, а если нет, то как минимум сосиски. Понимает в поэзии… Умеет дружить…
Улыбаясь, Лена медленно сложила листок, потом еще раз и еще, пока у нее не получился белый тугой квадратик.
Я вам уже говорил, что я испытываю глубокое уважение к людям, причастным к технике.
Отныне у меня к ним не только уважение, но и любовь.
Но самое смешное в том, что и меня, кажется, любят.
1973
Все случилось внезапно, как это чаще всего и бывает. Утром на репетиции Бармин вдруг почувствовал — его качнуло, и он ощутил мгновение странного забытья. Минутой позже он объяснил это обыкновенной усталостью. Просто надо маленько отдохнуть, уехать в Подрезково, походить на лыжах, поразговаривать с птицами и вообще отключиться.
После репетиции он выпил в буфете чашечку кофе, съел бутерброд с сыром и умчался на студию звукозаписи. Там все прошло очень удачно, без единой накладки. Он читал сатирический монолог и через толстое сверкающее стекло поглядывал в аппаратную на режиссера. Он видел улыбку на его лице и одновременно видел себя, свое отражение. Получалось совсем как в кино. Там это, кажется, называется «наплыв».
Со студии звукозаписи он поехал в редакцию, где состоялась давно затеянная пресс-конференция на тему «Смех — дело серьезное». Сотрудник отдела литературы и искусства извинялся, что не заготовил все запросы. Но получилось даже лучше, непринужденней. На многие из вопросов, которые ему задавали, он уже не раз отвечал самому себе после очередной премьеры и в поединках с критиками, которые, как известно, знают абсолютно все — и что сегодня нужно зрителю, и что смешно, и что не смешно.
По дороге домой он думал о том, что существуют на свете люди, которые довольны всем, что они делают. Есть, например, у него приятель-драматург. После премьеры на вопрос, как прошел спектакль, он скорбно разводит руками и говорит: «Тридцать девять раз». Сие означает, что после спектакля тридцать девять раз давали занавес. Не тридцать, не сорок, а тридцать девять раз. Это звучит конкретно и поэтому убедительно.
Уверенно ведя машину, Бармин щелкнул зажигалкой и затянулся. Кстати, давно бы надо бросить курить. Он давал обещания, усмехаясь цитировал Марка Твена: «Бросить курить проще простого. Я делал это сотни раз». А вообще, серьезно говоря, с куревом надо кончать. Хорошо бы приурочить это полезное мероприятие к какой-нибудь дате. Вот скоро ему стукнет шестьдесят, и в этот день он скомкает пачку сигарет и мужественно выбросит ее. Навсегда.
