может статься, до свидания!
Р а с м а. До свидания.
В и д в у д поднимается по лестнице. Исчезает.
Расма поворачивается к Юрису.
Набирая силу, близится к финалу «Болеро».
Юрис нашел то, что искал. Это его одновременно радует и расстраивает, и он встает.
Юри… Ну? Что такое?
«Болеро» отзвучало и оборвалось.
Юри! Не пугай меня…
Ю р и с. Я нашел. Именно то, что искал. Я знал, что это должно здесь быть, но, когда нашел, у меня все же какое-то странное чувство…
Р а с м а. Но что это?
Ю р и с. Слушай… (Читает.)
«Голубая та корова
У меня как голубь сизый,
Есть не станет на болоте
Иль из лужи воду пить».
(Поднимает голову и смотрит на мать.)
Р а с м а. Не понимаю. Эта песенка, ну хорошо, она… она даже красивая, но… но неужели ты из-за нее… Юри!
Ю р и с. Она для меня очень важна… Рядом, оказывается, еще одна. Я ее тоже прочитаю.
Р а с м а. Прочитай, но я все-таки хотела бы, чтоб ты мне объяснил.
Ю р и с. После, хорошо? Я читаю. Слушай. (Читает.)
«Голубая та корова
У меня как голубь сизый,
Из ключа лишь пить согласна,
Ноги в быстрой мыть реке».
(Смотрит на мать.)
Р а с м а. Первые две строчки похожи.
Ю р и с. Они совершенно одинаковы. Мама, ты слышала о таком виде коровы — «латвийская голубая»?
Р а с м а. Не знаю, считалось ли это видом, но такие голубые коровы были, да. В одном селе на побережье я видела даже целое стадо, там их называли «морские коровы»…
Ю р и с. Расскажи!
Р а с м а. Что тебе рассказать? Сын, ты… ты неважно себя чувствуешь, да?
Ю р и с. Нет, нет… Расскажи все, что помнишь. О коровах.
Р а с м а. О коровах…
Ю р и с. Да.
Р а с м а. Тогда, в пору моего детства, в Видземе, вероятно, в основном была уже латвийская бурая, но у нас, в Курземе, в краю ливов, еще бродили по лесным пастбищам довольно пестрые стада. Встречались коровы и черные, и белые, и всякие так называемые пеструхи — рыже-пестрые, желто-пестрые, черно-пестрые… Большие и маленькие, с огромными рогами и совсем без рогов, их называли комолыми… Голубых, или морских, коров, как я теперь припоминаю, кое-кто называл также лунными…
Ю р и с. Лунными?
Р а с м а. Да, они были голубовато-серого цвета, а рога казались совершенно белыми и даже как бы слегка светились в темноте…
Ю р и с. Да! Широкие, изогнутые вперед и вверх…
Р а с м а. Откуда ты знаешь?
Ю р и с. Мама, ты смотришь на меня и думаешь — началось что-то такое, ну, психическое, понимаю, но я тебе все расскажу, и ты увидишь, это не так… Я тебе расскажу все о последних минутах перед… ну, перед катастрофой, я ведь не рассказывал ни тебе, ни… я расскажу, и ты увидишь…
Р а с м а. Есть тебе сегодня не хочется?
Ю р и с. Мама, у коров были имена, верно?
Р а с м а. Конечно.
Ю р и с. Какие?
Р а с м а. На том хуторе, где я пасла скот, одну звали Брусника — длиннорогая такая, вожак, с нее глаз нельзя было спускать… Была Струя, Звезда — красная с белой отметиной во лбу… Жучка, вся черная… Голубка…
Ю р и с. Голубая?
Р а с м а. Нет, наверно, ее назвали из-за характера, она была темно-бурой и в дождь, намокнув, казалась второй Жучкой… Я запущу картошку. (Направляется к двери.)
Ю р и с. Скажи еще только, почему ты вскрикнула.
Р а с м а (останавливается). Потому что испугалась, я же сказала.
Ю р и с. Ты не из тех, кто визжит и кричит.
Р а с м а. Между прочим, Линда по меньшей мере на пять лет старше тебя.
Ю р и с. Это имеет какое-то значение?
Р а с м а. Как она могла быть твоей одноклассницей?
Ю р и с. Она и не была ею.
Р а с м а. Но Видвуд сказал.
Ю р и с. Это не так.
Р а с м а. Думаю, Линда к нам больше не придет.
Ю р и с. Ты ей запретила?
Р а с м а. Она сама поняла.
Ю р и с. Почему в таком случае ты пригласила этого типа?
Р а с м а. Видвуда?
Ю р и с. Да.
Р а с м а. Ты слышал наш разговор?
Ю р и с. Да.
Р а с м а. Ты же был погружен в книгу.
Ю р и с. Да, но я слышал.
Р а с м а. Слушай, сын, что я тебе скажу… Когда в Риге я все время должна была думать, как поднять тебя на ноги, я этого не ощущала, но здесь иной раз я уж не знаю, чем заняться. Я охотно взялась бы за какую-нибудь работу, потому что бездельничать не в моем обыкновении, но что мне делать в Гагре? И в последнее время я начала тосковать по людям, мне хочется говорить, петь… Странно, не так ли? В мои-то годы. После всего, что случилось.
Ю р и с. Внизу, должно быть, появились твои дорогие Розановы.
Р а с м а. Почему мои?
Ж е н с к и й г о л о с (со стороны соседского сада, который расположен значительно ниже). Можно к вам, Расма Арвидовна?
Р а с м а. Можно.
М у ж с к о й г о л о с. Представьте, в доме нет спичек!
Р а с м а. Одну минуту! (Идет в дом.)
Юрис снова занимается томами «Народных песен».
(Возвращается.) Держите! (Кидает коробку спичек соседям.)
Г о л о с Р о з а н о в а. Спасибо вам, Расмочка!
Г о л о с Р о з а н о в о й. Гости пожаловали?
Р а с м а. Да, из Риги.
Г о л о с Р о з а н о в о й. Весьма симпатичные, должна вам сказать!
Р а с м а. Вы находите?
Г о л о с Р о з а н о в о й. Весьма!
Г о л о с Р о з а н о в а. А Юрик сегодня как?
Р а с м а. Спасибо, ничего. (Снова идет в дом.)
Ю р и с. Мама, подожди…
Р а с м а (останавливается). Ну?
Ю р и с. Просто так, случайно открыл… Я прочитаю. Слушай. (Читает.)
«Спрашивал конь у коня:
Где же тот, кого везли мы?
— Нет его, он там остался,
Под песчаным одеялом».
Хорошо, верно? Коротко и как-то так… ну, точно… Я не думал, что среди народных песен есть и такие… Что ты на меня так смотришь? Знаешь, теперь я прочитаю их все, от первого до последнего тома… Наверняка должно быть еще что-то и о голубых коровах.
Р а с м а. Только не переутомляйся. (Уходит в дом.)
Юрис читает.
Из соседского репродуктора доносится радостная песенка.
Там же, днем позже. Заходит солнце, окрашивая небо в желто-зеленый и синеватый цвет, а море отсвечивает серебристо-серым. В белом шерстяном свитере за своим столом сидит Ю р и с. Перед ним три тома «Латышских народных песен». В дверях появляется Р а с м а в светлом платье, собравшаяся идти в гости.
Р а с м а. Какое холодное синевато-зелено-желтое небо на закате солнца. А вчера было огненно-красным.
Ю р и с. Да, казалось, Турция горит… Сегодня не горит. Сегодня вечером над Турцией опустился стеклянный купол.
Р а с м а. Турция, пожалуй, находится левее.
Ю р и с. Ты уходишь?
Р а с м а. Нет, еще рано, Розановы сказали — что-нибудь около девяти… Ничего особенного не будет, просто посидим. А завтра вечером здесь, у нас.
Ю р и с. У нас, впервые…
Р а с м а. Может, тебя это пугает?
Ю р и с. Нет.
Р а с м а.
