В зал деловой походкой вошел лысоватый толстяк с румяным лицом. Он шагал вдоль картин, окидывая их беглым взглядом, Алексей повернулся к Наташе и тихо сказал:
— Во дает темп, а?.. Так муж жену встречает на вокзале. Поезд пришел, а он бежит вдоль вагонов, в окна заглядывает…
Сравнение было до смешного точным. Толстяк между тем задержался у большого полотна, записал что-то в блокнот и двинулся дальше.
— Как думаете, — спросил Алексей, — кто этот товарищ?
— Может быть, сотрудник галереи, проверяет, все ли картины на месте.
— Нет! Могу спорить: это командировочный. Вырвался в Москву на неделю, дел до черта!.. А жена, когда в столицу ехал, наверно, сказала: «Не гоняй по ресторанам, в Большой театр сходи, в Третьяковскую галерею. Имей в виду: вернешься домой, я у тебя полного отчета потребую — где был, что видел!»
— Похоже! — засмеялась Наташа. — Вот бы ему сказать!
Сойдя с троллейбуса, Наташа пошла вперед по шоссе. Остановившись у гранитных перил над обрывом, щурясь от яркого солнца, она посмотрела вниз. За ажурными пролетами моста раскинулся город. Он был неоглядно велик. Покрытые снегом крыши казались горной грядой.
Часы у входа на лыжную базу показывали без двадцати одиннадцать. Нужно было торопиться. Встав на лыжи, Наташа пошла вдоль пологого склона горы. Обойдя полосу кустарника, она вышла на открытое место и по накатанной до блеска лыжне спустилась вниз.
— Пламенный привет! — услышала она знакомый голос. Это был Гена Сивков.
Наташа отсалютовала палкой.
— Привет! А где Алексей?
— Готовится совершить небольшой подвиг. Пройдемте вон туда. Видите трамплин?
Начинаясь на гребне горы, трамплин как бы опрокидывался вниз, потом, набрав высоту, обрывался. По трамплину спускался лыжник. Взлетев и ритмично махая руками, словно пытаясь уцепиться за упругий морозный воздух, описав большую дугу, спортсмен мягко коснулся снега и на большой скорости помчался прямо на них. Круто повернув раз, другой, третий, лыжник погасил скорость и затормозил.
— Ой, даже смотреть и то страшно, — сказала Наташа, с уважением глядя на лыжника.
— И не говорите! — Сивков сделал комично-испуганное лицо. — Я слазил туда, на верхотуру, поглядеть. Просто-таки кошмар и ужас!.. Вы с вышки в бассейне не прыгали? Там, когда вниз посмотришь, все же воду видно, виден пункт назначения. А тут… трамплин кончается, и все, лети, голубчик, в полном отрыве от коллектива!..
Рассеянно слушая Сивкова, Наташа смотрела наверх.
— Такое отчаянное мероприятие техники требует, — продолжал Сивков, — но одной техники мало. Тут еще и смелость большая нужна. А Алексей — парень исключительно смелый…
Наташа промолчала. «Говорит явно со значением, — подумала она, — давай, давай, расхваливай своего друга и только не делай вид, что говоришь это так, между прочим».
— Внимание! Во-он он в красной фуфайке…
Присев и пружинисто подогнув ноги, Алексей уже мчался вниз. Вот, оторвавшись от трамплина, как от взлетной полосы, он взмыл в воздух. Взмахнув руками и обретя равновесие, пролетел воздушный участок пути и с ураганной быстротой несся уже по снегу. Резко бросая корпус из стороны в сторону, вздымая лыжами искристую пыль, он описал полукруг и остановился.
— Все в порядке! — крикнул Сивков. — Зайдите к нам в кабинет!..
Помахав рукой, Алексей побежал им навстречу.
— А вы все же волновались, — заговорщицки улыбнувшись, заметил Сивков.
— Почему вы думаете? — торопливо спросила Наташа. Ей не хотелось, чтобы Алексей услышал этот разговор.
— А я не думаю. Я это почувствовал. Вернее, не я, а мое плечо, так вы его сжали!..
Подошел Алексей. Дыша открытым ртом и улыбаясь, он сдернул варежку и протянул Наташе руку.
— Здравствуй!
— Салют! — сказала Наташа. — Ты замечательно прыгнул.
— Все! Больше сегодня не буду. Сбегаю сменю лыжи, и походим. Ладно? Вы подождите, я быстро.
Алексей снял лыжи и, вскинув их на плечо, побежал наверх по лестнице.
— Мирное у него сегодня настроение, — сказал Сивков, — не то что вчера. Схлестнулся он с Людой Кузнецовой…
— Из-за чего?
— Из-за вас.
Наташа пожала плечами.
— То есть?..
— Сейчас вернется, сам расскажет.
— Ну, а все-таки в чем дело?
«Из-за меня с кем-то поссорился. Странно и непонятно. А может быть, Сивков шутит? Ну конечно, вон какие у него хитрые глаза!»
— Вы пошутили, да?
Сивков развел руками — хотите верьте, хотите нет.
Вернулся Алексей.
— А вот мороженое! Сливочное, шоколадное. Есть желающие?
— Берите скорей, — сказал Сивков, — а то растает. Жара.
Покончив с мороженым, они пошли по Москва-реке. Пройдя километр, Сивков неожиданно повернул назад.
— Ты куда? — спросил Алексей.
— Дела. Личная жизнь плюс общественные нагрузки. Не скучайте, еще увидимся.
— Что же вы нас бросаете? — спросила Наташа, ожидая, что и Алексей примется уговаривать Сивкова остаться с ними, но Алексей молчал.
Когда Сивков скрылся за уступом берега, Наташа обернулась к Алексею:
— Ты с кем-то вчера на заводе поссорился?
— Тебе кто сказал? Генка?
— Я в газете прочитала. В «Пионерской правде».
— В «Пионерской правде»? Годится. Детский был разговор… — Алексей замедлил шаг. — Есть у нас Люда Кузнецова, не так давно техникум закончила. Вчера после смены подходит к моему станку и говорит: «Придется тебе премию делить с художницей, которая твой портрет рисует». Я говорю: «Почему?» А она говорит: «Работаешь ты здорово, это всем видно, а то, что личная слава для тебя не последнее дело, это, между прочим, тоже заметно». Ах, думаю, ты так рассуждаешь!.. И пошел! И пошел!.. Она обиделась и отчалила.
— По-моему, ты это зря, — сказала Наташа, с неожиданной тревогой подумав о том, что, оказывается, существует где-то рядом еще одна девушка, которой небезразличен Алексей.
— Нет, не зря! Ты, говорит, стремишься к личной славе. А я говорю: за личной славой карьеристы гонятся в кинокомедиях. Смотрят на них люди и смеются. Скажи, прав я или нет, что это смешно, когда человек во что бы то ни стало мечтает сделать карьеру…
— Я это понимаю так… — Наташа задумалась, желая пояснить свою мысль примером из какого-нибудь литературного произведения. Ей вспомнился «Отец Горио». — Вот, пожалуйста, Бальзак изобразил классический тип карьериста. Его звали Растиньяк. Для того, чтобы сделать карьеру, он творил подлости и преступления. Личная выгода была для него дороже всего…
— Это уж какой-то уголовник, я считаю.
— В нашем представлении он почти уголовник, а буржуазное общество сделало его министром.
— Хорошо, что мы с тобой не живем в буржуазном обществе, — улыбнулся Алексей.
Некоторое время они шли молча. Две лыжни, тянувшиеся рядом, неожиданно разошлись — одна повернула вспять, другая устремилась вперед.
— Смотри, как интересно, — сказал Алексей, — шли рядом две лыжни, шли по ним двое вроде нас, а потом, наверно, поспорили. Один обиделся, вернулся, другая дальше пошла…
— Как это ты все замечаешь!
— Ну уж конечно не все.
«Да, не все, — подумала Наташа. — Ты не замечаешь самого главного».
— Наташа, тебе поесть не хочется?
— Вообще-то я б не отказалась.
— Да?.. Сейчас откопаем что-нибудь из прошлогодних запасов, — сказал Алексей и, отбежав в сторонку, стал разгребать палкой снег. Он присел на корточки и тут же поднялся со свертком в руках.
— Пожалуйста.
В свертке оказалась булка с колбасой.
Наташа засмеялась. Она заметила, как он достал сверток из кармана.
— Какой молодец! Откопал свежую булку да еще с любительской колбасой.
— Техника!
Воткнув палки в снег, они позавтракали. Проглотив последний кусок, Наташа глянула по сторонам.
— Помню, еще когда училась в пятом классе, я где-то здесь закопала две конфеты «Мишка».
Она сунула кулак в снег и, как фокусник, разжала ладонь.
— Прошу!
— Молодец! — повторяя ее интонацию, сказал Алексей и с хрустом раскусил конфету.
Они надели варежки.
— Пошли, Наталья Михайловна?
— Пошли, Алексей Иванович!
Лыжня тянулась вдоль берега, Алексей шел широким шагом. Наташа старалась не отстать. Она бежала, выбрасывая вперед палки, не чувствуя усталости, не видя перед собой никого, кроме Алексея. «Его портрет уже почти готов, — думала она, — но что будет потом?»
Пройдя вперед, Алексей остановился:
— Быстрей, быстрей!
— Иду! — ответила Наташа. — Иду!..
1973
Весь сыр-бор разгорелся за обедом. И тут же наметились два лагеря. С одной стороны были сам Ломтев, его теща Таисия Павловна и Калинкин.
