Лопе де Вега - Собака на сене

Вы проявили, Теодоро,
Преступную неблагодарность,
Забыв приличья в этом доме.
И я никак не ожидала,
Чтобы в моем великодушье
Вы почерпнуть решили право
Так дерзко распустить себя.
Когда любовь переступает
В бесстыдство, то уже ничто
Не оградит ее от кары.
Поэтому пускай Марсела,
Пока еще вы не женаты,
Побудет взаперти одна.
Я не хочу, чтобы служанки
Могли увидеть вас вдвоем,
А то им всем придет желанье
Повыйти замуж, как она.
Эй, Доротея!

Что прикажет
Сеньора?

Этим вот ключом
Ты у меня в опочивальне
Запрешь Марселу. Эти дни
Ей нужно кое-чем заняться.

Ты не считай, что я сержусь.

Что это, милая?

Тиранство
И злополучная звезда.
Она берет меня под стражу,
Чтоб отомстить за Теодоро.

Тебе тюремный ключ не страшен:
Любовь ревнивые замки
Волшебной силой отмыкает.

Так вы желаете жениться?

Мое первейшее желанье –
Быть вам приятным, ваша милость.
Поверьте мне, не так ужасна
Моя вина, как вам сказали.
Вы сами знаете, что зависть
Рисуют с жалом скорпиона.
Когда б Овидий знал, что значит
Служить, то он не в диких чащах
И не в горах живописал бы
Ее тлетворную обитель:
Здесь дом ее и здесь держава.

Но вы же любите Марселу?
Ведь это правда?

Я прекрасно
Прожить бы мог и без Марселы.

А по ее словам, вы разум
Теряете из-за нее.

Его и потерять не жалко.
Но только верьте, ваша милость:
Хотя Марсела стоит самых
Изысканных и нежных чувств,
Я не люблю ее ни капли.

А вы ей разве не держали
Речей, способных отуманить
И не такую, как она?

Слова, сеньора, стоят мало.

Скажите, что вы говорили?
Как признаются в нежной страсти
Мужчины женщинам?

Как всякий,
Кто обожает и вздыхает,
Приукрашая сотней врак
Одну сомнительную правду.

Так! Но в каких же выраженьях?

Сеньора! Ваш жестокий натиск
Меня смущает. «Эти очи, –
Я говорил, – струят сиянье,
В котором мой единый свет.
А драгоценные кораллы
И перлы этих уст небесных…»

Небесных?

Да, и не иначе.
Все это азбука, сеньора,
Для тех, кто любит и желает.

Я вижу, вкус у вас плохой,
Должна сказать, что он немало
Роняет вас в моих глазах.
В Марселе больше недостатков,
Чем прелестей; они видней
Тому, кто ближе наблюдает.
Притом еще она грязнуля,
За что ей попадает часто…
Но я нисколько не хочу
Ее порочить перед вами,
А то бы я могла такое
Порассказать… Итак, оставим
И прелести и недостатки.
Я вам желаю с нею счастья
И буду рада вашей свадьбе.
Но раз уже вы доказали,
Что вы такой знаток в любви,
То помогите, Бога ради,
Советом той моей подруге.
Ее томит и сна лишает
Любовь к простому человеку.
Решив отдаться этой страсти,
Она свою унизит честь,
А, поборов свои мечтанья,
Сойдет от ревности с ума.
Ее возлюбленный не знает,
Что он любим, и робок с нею,
Хоть он умен, и очень даже.

Какой же я в любви знаток?
Я, видит Бог, неподходящий
Советчик.

Или вы к Марселе
Не чувствуете нежной страсти?
Не признавались ей в любви?
Будь у дверей язык, немало
Они могли бы рассказать…

Рассказ их был бы незанятен.

Ага! Вот вы и покраснели
И подтверждаете румянцем
Все то, что отрицал язык.

Она, наверно, вам болтает
Какие-нибудь небылицы.
Я за руку ее однажды
Взял и сейчас же отпустил.
В чем я виновен, я не знаю.

Возможно. Но бывают руки,
Как образки в Господнем храме:
Их отпускают, приложась.

Марсела – глупая ужасно.
Я, правда, раз себе позволил,
Хоть и с великим содроганьем,
К прохладным лилиям и снегу
Припасть горящими губами.

К прохладным лилиям и снегу?
Полезно знать, что этот пластырь
Так освежает пылкость сердца.
Каков же ваш совет, однако?

Я мог бы вам ответить только,
Что если сказанная дама,
Любя простого человека,
Боится честь свою умалить,
То пусть она им насладится,
Оставшись, с помощью обмана,
Неузнанной.

Совет опасный:
Что если он ее узнает?
Не лучше ли его убить?

Что ж, Марк Аврелий, по преданью,
Своей супруге Фаустине
Кровь гладиатора в стакане
Дал выпить для смягченья мук,
Но эти римские забавы
Годны в языческой стране.

Вы правы: больше нет Торкватов,
Виргиниев или Лукреций
В наш век, а в те века бывали
И Фаустины, и Поппеи,
И Мессалины, как мы знаем.
Вы мне напишете письмо,
Где бы об этом рассуждалось.
Прощайте.

Ай, я оступилась!
Чего вы смотрите? Подайте
Скорее руку мне.

Почтенье
Меня невольно удержало.

Ну что за вежливая грубость!
Сквозь плащ руки не предлагают.

Так, провожая вас к обедне,
Вам подает ее Отавьо.

Его руки я не прошу;
Она уже седьмой десяток
Справляет в должности руки
И ходит, наряжаясь в саван.
Спеша к упавшему на помощь,
Обматывать ее шелками –
Не лучше, чем рядиться в панцирь,
Когда ваш друг попал в засаду:
Пока придете – он убит.
Притом же я считаю гадким
Из вежливости кутать руку,
Как это велено жеманством;
Рука, когда она честна,
Ни перед кем лица не прячет.

Я эту честь ценю высоко.

Когда б вы были провожатым
Вельможной дамы, вы, конечно,
В плаще бы руку подавали.
Но вы пока мой секретарь.
И секретарь держать обязан
Мое падение в секрете,
Когда желает сам подняться.

Я грежу? Нет, все это лучше грез.
Я постигаю милую науку:
Она меня просила дать ей руку,
И бледный страх сменился цветом роз.
Что делать мне? Какой смешной вопрос!
Мне счастье дарит верную поруку.
Неся в душе пленительную муку,
Пойду к победе, не страшась угроз.
Однако как же изменить Марселе?
Ведь женщины – наш светоч в царстве тьмы,
И так бросать их – нет греха тяжеле.
Но ведь они за полмотка тесьмы
И сами нас бросают, в самом деле;
Так пусть страдают, как страдаем мы.

Ее ты видел?

В этот храм
Она вошла, пленяя взоры,
Неслышной поступью Авроры,
Струящей первый свет лугам.
Вам не придется долго ждать
У входа в Божию обитель:
Священник здешний не любитель
Обедней паству утруждать.

Я жажду с нею объясниться!

Вы, как кузен, само собой,
Ее проводите домой.

С тех пор как я хочу жениться,
Я знаю: ей мое родство
Уже внушает подозренья;
А прежде я не знал стесненья
И не боялся ничего.
Будь он кузен, будь он знакомый,
Пока мужчина не влюблен,
Свободно к даме ходит он
И запросто и на приемы.
Но стоит лишь ему влюбиться,
Он реже посещает дом,
Он даже говорит с трудом,
Он робок, он всего боится.
Вот и со мной случилось так
С тех пор, как я в сетях Дианы;
Из-за моей сердечной раны
Я отлучен от многих благ,
Я с нею видеться не смею
Так, как в былые времена.