руки в пластилине. Я уж лучше доделаю. А то расслаблюсь…
ЛИДИЯ (из кухни). Надо иногда расслабляться. Вона – грыжа выскочит, тогда ничё уж не надо.
ЮРКА (полушёпотом). Света, иди.
СВЕТА (полушёпотом). Отстань.
Лидия Петровна появляется в дверях залы с банкой в руках.
ЛИДИЯ. Чё тут шушукаетесь? Мне кости, что ли, моете?
СВЕТА. Мам, отцепись, а.
ЛИДИЯ. Чего отцепись – я в своём доме с родной дочерью разговариваю. Юрка, скажи мне как мужчина, если женщина не пьёт и не курит, она предпочтительнее для мужчины или нет?
ЮРКА. Никогда об этом не думал.
ЛИДИЯ. Ну, а ты подумай. От неё же не воняет там куревом да водкой.
СВЕТА. Мам, я курю – и к чему ты это?
ЛИДИЯ. Да так… Бабаев мне говорит – я, говорит, курящих женщин на дух не переношу. С юности, говорит, их сторонюсь. Говорит, как будто с пепельницей целуешься. Врёт, поди, а?
ЮРКА. Ну, он же не курит, а я курил.
СВЕТА. Мам, даже если ты гинеколог, а его бывшая жена продавщица в овощном магазине – это ничего не значит.
ЛИДИЯ. А чего же значит? Любовь, что ли?
СВЕТА. Хотя бы любовь.
ЛИДИЯ. Да ну на хер со своей любовью – отец твой говорил, что меня любит, а к матери вон на Урал сбежал и носу не показывает.
СВЕТА. Значит, разлюбил.
ЮРКА. Мужчины не любят долго сидеть на одном месте.
ЛИДИЯ. Чего ты городишь-то! Хочешь сказать, от Светки тоже убежишь? Мой отец с Анной всю жизнь прожил. Она вон ему рога ставила с этим со счетоводом Гороховым, а он, дурак, верил ей.
СВЕТА. Мам, откуда ты знаешь. Чего ты себя накручиваешь. Просто ты искала мужиков, которые к тебе были равнодушны.
ЛИДИЯ. Зачем это?
СВЕТА. Потому что ты упёртая. Ты упрёшься в одно место – и давишь, и давишь. Ты всё время кого-то заставить хочешь. Ах, ты не любишь, значит, полюбишь!
ЛИДИЯ. Я Козерог, что я с собой сделаю.
СВЕТА. И что? А я Лев, я в роскоши люблю жить: я что, грабить должна идти, если у меня шиш в кармане?
ЛИДИЯ. Да я страдала с твоим отцом, а не жила – «упёртая»! Твой отец просто эгоист махровый – даже цветок за всю жизнь не подарил. Хоть бы раз его попрекнула. (Пародируя бывшего мужа.) «Ой, Лидочка, у меня язва, мне волноваться нельзя». Я ему супы в отдельной кастрюльке готовила, котлеточки на пару̀ – тьфу! А к матери уехал и уже, говорят, бабу какую-то нашёл. Сука он! Месяцами со мной не спал! Как же он там бабу-то нашёл, а? Юрка, скажи, сколько нормальный мужчина может не спать с женщиной?
ЮРКА. В армии я два года не спал с женщинами.
ЛИДИЯ. Ну, там вас бромом поили, чтоб не страдали, я знаю. Вот нормальный мужчина моего возраста, вот если он не импотент, вот как он может месяцами не спать с женой, которая лежит у него под жопой – как? Мастурбирует, что ли?
СВЕТА. Мам, не ори, Дашку разбудишь.
Во внезапно наступившей тишине слышно, как в замочную скважину вставляется ключ. Лидия Петровна приставляет палец к губам, мол, «тихо!» и идёт на кухню. Входная дверь медленно отворяется и входит бабка Анна в своём плащике. Она старается быть неслышной, и на цыпочках крадётся к себе в комнату. Сзади к ней так же неслышно подкрадывается Лидия Петровна и хватает её за шиворот.
ЛИДИЯ. А ну признавайся – куда ходила?
АННА. Батюшки!.. Лидочка, не погуби.
ЛИДИЯ. Говори, где моталась?!
АННА. Лидочка, я к подружке зашла. Я не была у Горбоносовой. Христом богом клянусь.
ЛИДИЯ. Ты мне богом здесь не клянись. Ты своим поганым ртом не имеешь права даже слово это произносить. Точно у Горбоносовой не была?
АННА. Точно. Клянусь. Отпусти, Христа ради!..
Лидия Петровна цепко держит плащ своей матери и мотает её из стороны в сторону.
ЛИДИЯ. Я тебе не верю! На колени становись, гадина! Живо становись!
Бабка Анна встаёт на колени и молитвенно складывает ладони.
АННА. Вот. Клянусь тебе… Лидочка, я к подружке зашла, ещё с бывшей своей работы. Чайку попили.
ЛИДИЯ. Чего ты врёшь-то, паразитка!
АННА. Вот. Перекрещусь тебе. (Крестится.)
ЛИДИЯ. А может ты у Игорька у своего была?
АННА. У какого Игорька?
У бабы Анны мгновенно поменялось выражение лица с молитвенно-сиротского на тупо-удивлённое.
Не знаю я никакого Игорька.
ЛИДИЯ. Не знаешь? Вот с таким вот шрамом на лбу. Щёки обвислые, как у алкаша.
АННА. Что-то я не пойму, о чём ты говоришь. (Она невозмутимо встаёт, как будто и не становилась только что на колени и не плакала о пощаде, и отправляется к себе в комнатку. Ворчит на ходу.) Навыдумывают ерунды какой-то и валят всё на меня…
ЛИДИЯ (обескураженно). Вота, вота… Светка, ты видела?
СВЕТА. Мама, я в ваших концертах не участвую.
ЛИДИЯ. Всю руку об неё сломала. Костлявая, как будто из камней сделали её… (Трясёт своей ушибленной рукой.) Господи, когда уж бог приберёт это исчадье.
ВТОРОЕ ДЕЙСТВИЕ
Прошло несколько дней. На улице сильный ветер – видно, как гнутся деревья за окном. В стекло бьют редкие, но тяжёлые капли дождя. Лидия Петровна сидит на кухне и пьёт чай вприкуску с блинами. Юрка раскрашивает сделанную из гипса африканскую маску в зале.
ЛИДИЯ (разговаривая из кухни). Юрка, ты куда в такую погоду жену отправил? Да с ребёнком ещё.
ЮРКА. К подруге пошла. Сколько дома сидеть.
ЛИДИЯ. Обманываешь меня. К Корчевскому она пошла. Я знаю, он вчера из Москвы приехал. Мне люди всё докладывают. А ты не знал как будто? Чего молчишь?
ЮРКА. Лидия Петровна, я о другом думаю.
ЛИДИЯ. Смотри, пол не уделай мне. Насчёт Москвы пошла разговаривать?
ЮРКА. Наверно.
ЛИДИЯ. Ну и дураки, в Москве сейчас одни бандюки собрались. А ребёнка чего, в приют, что ли?
ЮРКА (в бессильной злобе, про себя). Твою-то мать…
ЛИДИЯ. Ей надо ясельки хорошие. Тут-то у меня знакомых полно, в любой ясельный садик хоть сейчас. Могу и с нянькой на дом договориться… (Ждёт ответа.) Прямо клещами из тебя слов не вытащишь.
ЮРКА. Корчевский обещал помочь.
ЛИДИЯ. Иди блинчиков поешь. Тёпленькие ещё. С маслицем.
ЮРКА. Спасибо. Я сытый.
ЛИДИЯ. Ну-ну… Смотри, как бы твой Корчевский Светку не охмурил. Он ещё до Валерки всё вокруг её охаживал. Он видный, высокий. У нас на заводе, знаешь, как за ним девки бегали.
ЮРКА. Она не в его вкусе.
ЛИДИЯ. Да прям! Он, поди, нарочно так сказал.
ЮРКА. Он мальчиков любит. Кроме вас об этом все уже давно знают.
Пауза. Лидия Петровна поперхнулась, и стучит себя в грудь кулаком.
ЛИДИЯ (откашливаясь). Косточка, что ли?.. Вот… И вас Москва до свалки доведёт… И я тут помру от обжорства.
ЮРКА. Мы будем приезжать.
Лидия Петровна входит в дверь залы, и наблюдает за Юркой, облокотившись о дверной косяк.
ЛИДИЯ. Ну что, Айвазовский, рисовать-то меня
