Мать. Это… это нехорошо, стоять в пальто…
Скрипач. Сними пальто, мой добрый гном.
Мать. Добрый…
Директор. Вам плохо?
Скрипач. Мама онемела от удивления. Это следствие той бесцеремонности, с которой я обратился к вам. Но это нам на руку, она не будет нас прерывать. Итак, в чем дело, мой забавный добрячок?
Директор. Ха-ха, Маэстро в хорошем настроении. Речь идет о вещи, которая покажется Маэстро пустяком, но для всех нас она имеет огромное значение. Приближается юбилей нашего города, знаменательная дата, и мы хотим отметить ее большим торжественным концертом в нашей филармонии. В связи с этим муниципалитет, отцы города, а также широкая публика, не говоря о моей скромной особе, позволяем себе надеяться, то есть предложить…
Скрипач. Короче, короче…
Директор. …что Маэстро согласится выступить с концертом.
Скрипач. Хм… Смелая мысль.
Директор. Мы знаем, что не по чину берем. Весь мир ждет Маэстро, и многим столицам было бы лестно принять Вас у себя. Многие королевские дворы охотно бы сняли в почтении перед Маэстро шляпы взамен того, о чем мы смеем просить. Увы, мы знаем свое место. Наш город не столица и не королевский двор, но если мы осмелились обратиться к Маэстро, то совсем не потому, что считаем себя достойными. Наоборот, мы недостойны Маэстро. Но именно поэтому мы жаждем, чтобы Маэстро поднял нас и облагородил, чтобы сделал нас более достойными, чем мы есть. Не награды просим, а милости.
Скрипач. Хорошо сказано, я подумаю.
Директор. Мы можем надеяться?
Скрипач. Ответ получите, когда придет время.
Директор. А когда это будет?
Скрипач. Когда я захочу. На сегодня хватит.
Директор. Буду ждать в полном неведении, но и с надеждой, потому что Маэстро не дал подтверждения, но и не отказал. Я могу идти?
Скрипач. Я отпускаю вас без всякого сожаления. Прощай, гном.
Директор. Уходя, я оставляю надежду. Адьё, Маэстро.
Скрипач. Ну ладно, хватит.
Директор. Мадам… (Ретируется задом. Спускающиеся по лестнице шаги.)
Мать. Что значит этот фарс?
Скрипач. Ничего особенного. Я получил ангажемент. Мне предложили очень неплохие условия.
Мать. Вот я и спрашиваю, что значат эти разглагольствования о Маэстро, дворах и столицах? Что все это значит?
Скрипач. Ты сама видишь, какой у меня успех. Он гораздо больший, чем я предполагал. Мое воображение превзошло само себя.
Мать. Это какая-то подозрительная дурацкая игра.
Скрипач. Мама, я же тебе уже объяснял: с сегодняшнего дня реальность будет складываться в соответствии с моим воображением.
Мать. Тем хуже. Видеть реальность в твоем воображении? Этого еще не хватало.
Скрипач. Ей-богу, я не понимаю тебя, мама. Ты должна скорее радоваться, что у меня будет сольный концерт… Я перестану быть неизвестным скрипачом и начну делать карьеру.
Мать. Ты?
Скрипач. Я! Я! Что в этом странного? Разве я не гений?
Мать. Конечно, конечно. Но карьеру, так быстро, ни с того ни с сего…
Скрипач. Самое время. Я уже не ребенок.
Мать. Для меня ты всегда ребенок. Кто тебе сказал, что ты перестал им быть? Кто тебе внушил такие мысли? Кто восстановил тебя против меня?
Скрипач. Но, мама, ты сама! Ты сама уговорила меня, чтобы я посвятил себя музыке и сделал карьеру. Ты сама утверждала, что я гений! Я не могу быть одновременно и гением и ребенком.
Мать. Почему?
Скрипач. Потому что одно противоречит другому. Или гений, или инфантильность. Или зрелость и творчество, или задержка в развитии, дефективность и кретинизм. В конце концов я должен решиться.
Мать. Для меня ты всегда будешь младенцем. Хоть и гениальным, но ребенком. Ребенком, хоть и гениальным. Всегда тем же самым.
Скрипач. Для тебя, но не для мира.
Мать. Так зачем ты хочешь идти в мир? Почему ты хочешь уйти от меня, если там, в необъятном мире, тебя ожидают одни конфликты? Разве не лучше остаться со мной, если я могу гарантировать тебе нежность и признание без хлопот и разочарований? Пусть все останется по-старому, ты будешь играть, а я буду слушать и восторгаться, не лишая тебя одновременно материнской любви. Разве нам было плохо вместе все эти годы? Можешь на меня положиться, потому что для меня ничего не изменилось и не изменится. Зачем тебе вся эта карьера?
Скрипач. Именно. Все эти годы… Все эти годы моего одиночества, моей печали, вся эта моя жизнь, которую я провел в заточении, отказавшись от всего, что не было музыкой… Должны ли они продолжаться? И это навсегда, до самой смерти? К чему же мне тогда самоотречение, аскетизм, эти муки, если не для того, чтобы когда-нибудь, в один прекрасный день, наконец выйти отсюда! Выйти! Выйти! Высвободиться из этой тюрьмы, выбраться на свет, на солнце!
Мать. Нам было так хорошо… Ты здесь, в своей комнате, а я рядом, за дверями. Слушала твою музыку, только ты и я. Или ты думаешь, что кто-нибудь будет слушать тебя лучше, чем я? Что где-нибудь ты найдешь лучшую публику? Даже если достигнешь успеха в этом необъятном мире, о котором ты так мечтаешь, всегда найдутся такие, которые откажут тебе в таланте и будут поносить, оговаривать…
Скрипач. Плевал я на них. Мне бы только добиться признания, а потом хоть потоп. Мне нужен успех, но в качестве орудия. Слава — это ключ к миру, сама по себе она ничего не стоит. Мне бы только открыть этот сейф, в котором спрятана от меня жизнь, свершения, а ключ я выброшу в окно. Он будет мне не нужен, когда придет слава!
Мать. Ты сейчас себя выдал. Я с самого начала подозревала, что ты что-то от меня скрываешь. Ты говорил об искусстве, карьере, но я чувствовала, что речь идет о чем-то другом. Я чувствовала, что ты что-то замышляешь против меня, но я не знала, куда ты метишь. О, теперь я знаю, для чего нужна тебе карьера. Ты хочешь сбежать от меня, но вовсе не в мир, а к ней… К ней, к ней… К той женщине…
Скрипач. Мама…
Мать. Молчи. Теперь я знаю все…
Скрипач. Но, мама, так же нельзя, подумай. Заперла меня в этой комнате, до того, как я еще научился ходить и говорить. Всунула мне в руки скрипку и велела стать артистом, велела заниматься, заниматься без отдыха, отказавшись от всего, а я был послушным. Потом ты потребовала, чтобы я отрекся от любовницы и сделал карьеру. Хорошо, я согласился. Теперь я хочу сделать карьеру, а ты велишь мне отказаться от карьеры и устраиваешь мне скандалы. Ты непоследовательна.
Мать. К свету… к солнцу… Теперь я знаю, что это за свет и солнце. Зачем эти метафоры? Зачем эти уловки и вранье?
Скрипач. А ты думала, что я останусь в этой темнице, в этой подвальной затхлости, в этой могиле?
Мать. Ну-ну, говори дальше. У меня темница, у меня затхлость и могила, а у нее свет и солнышко. И что еще? Наверное, ручейки, цветочки и птички? Не жалей себя, мой забавный альбомный поэт.
Скрипач. Хорошо! Ну тогда и я скажу. Тогда и я скажу, что знаю, а я кое-что знаю… Вы думаете, что я не догадывался, зачем вы втянули меня во всю эту историю с артистом? Я не слепой и не идиот. Вы думали, что я навсегда останусь недоделанным начинающим скрипачом. Что я всегда буду жить у мамы, разучивать безнадежные концерты, которые никто не хочет слушать. Потому что в глубине души ты не только никогда не считала меня гением, но даже и способным, ты никогда в действительности не верила в меня, хотя лицемерно внушала мне мысль насчет моей гениальности. Именно в этом и состоял твой план: разбудить во мне амбиции, которые я никогда бы не смог удовлетворить. Ты рассчитала, что я не в состоянии получить международное признание, я буду все время искать его у тебя, что это привяжет меня к тебе, прикует навеки — моя собственная слабость, страх перед миром и беспомощность. Ты хотела, чтобы я был твоей собственностью, пожизненным рабом. Вещью.
Мать. Ты меня обижаешь. Я все делала для твоего же блага. Я знала, что ты слабый и беззащитный, и хотела тебя уберечь, вместе с тем не раня твоего чувства. Я обеспечила тебе покой и безопасность, внушив тебе убеждение в твоей исключительности, и вместе с тем не подвергая тебя испытаниям, которых ты не выдержал бы и которые тебя просто убили бы. Потому что во всем твоем обвинении только одно правда: таланта у тебя нет.
Скрипач. Неправда!
Мать. Увы. Ни на грош. И пусть у тебя не остается никаких сомнений, мой дорогой.
Скрипач. Ты это говоришь, чтобы меня удержать!
