Моррис. Вы…как…это…все это знают. Подвижная доска. Это можно сделать с помощью подвижной доски.
Фокусник. (Не поднимая взгляда). Да. Это можно сделать с помощью подвижной доски.
Доктор подходит к Моррису, который оборачивается, страстно взывая к нему.
Моррис. Вы попали прямо в точку, Док, когда говорили об этой своей красной лампе. Красная лампа — это свет науки, который разгонит всю мглу фальшивых призраков. Это разрушительный свет, но этот свет — свет утра. (Указывает на фонарь с чрезмерным энтузиазмом). Ваши священники не могут остановить его сияние, изменить его цвет и ограничить распространение точно так же, как Иосиф не мог остановить солнце и луну. (Резко смеется). Да, настоящий маг в эльфийском плаще подошел слишком близко к лампе час или два назад; и свет превратил его в обычного салонного клоуна в белом галстуке.
Сияние лампы в конце сада становится синим. Все молча смотрят туда.
Моррис. (Прерывает тишину неестественным криком). Подождите! Подождите!
Я поймал вас! Я угадал!.. (Он носится по комнате, прикусив палец). Вы натянули проволоку. Нет, не то…
Доктор (успокоительно). Ну, ну, в этот момент нам не следует судить…
Моррис. (В ярости набрасывается на него). Вы называете себя человеком науки и осмеливаетесь требовать от меня не судить!
Смит. Мы просто имели в виду, что прямо сейчас вам стоит оставить это в покое.
Моррис (грубо). Нет, святой отец, я этого в покое не оставлю. (Снова ходит по комнате). Можно ли это проделать с зеркалами? (Неожиданно, кричит). Я нашел! Я нашел! Смешение цветов! Почему бы и нет? Если вы наведете зеленый свет на красный свет…
Неожиданная пауза.
Смит (тихо, Доктору). У вас не получится синего.
Доктор. (Подходит к Фокуснику). Если вы проделали этот трюк, ради Бога, сделайте все как было.
После паузы свет снова становится красным.
Моррис. (Подбегает к стеклянным дверям и исследует их). Это стекло! Вы что-то сделали со стеклом! (Он резко умолкает и наступает тишина).
Фокусник. (По-прежнему не шевелясь). Я не думаю, что вы увидите что-то необычное на стекле.
Моррис. (Резким движением, со звоном распахивает стеклянные двери). Тогда я увижу, что необычного в лампе. (Исчезает в саду).
Доктор. Я опасаюсь, что ночью по-прежнему сыро.
Смит. Да. А теперь еще кто-то будет бродить по саду.
Через разбитые стеклянные двери видно, как Моррис бродит по саду взад-вперед все быстрее и быстрее.
Смит. Надеюсь, в этом случае кельтские сумерки не повлияют на поясницу.
Доктор. О, если бы только на поясницу!
Входит Патриция.
Патриция. Где мой брат?
Наступает неловкая пауза, потом Фокусник отвечает.
Фокусник. Боюсь, что он бродит по Фэйриленду.
Патриция. Но ему не следует выходить на улицу в такую ночь; это очень опасно!
Фокусник. Да, это очень опасно. Он может повстречать фей.
Патриция. О чем вы?
Фокусник. Вы вышли наружу в такую погоду и вы повстречали фэйри, и в конце концов это не принесло вам ничего, кроме горя.
Патриция. Я должна найти моего брата. (Через открытые двери выходит в сад).
Смит. (После паузы, очень взволнованно). Что это за шум? Она поет ему эти песни, не так ли?
Фокусник. Нет. Он не понимает языка эльфов.
Смит. Но что же означают все эти крики и стоны, которые я слышу?
Фокусник. Нормальные шумы спокойного бизнесмена, по-моему.
Доктор. Сэр, я могу понять вашу резкость, поскольку к вам отнеслись не вполне корректно; но говорить такое именно сейчас…
Патриция появляется у двери в сад, очень бледная.
Патриция. Могу я поговорить с доктором?
Доктор. Разумеется, моя дорогая. Мне оповестить Герцога?
Патриция. Я предпочту доктора.
Смит. Могу я быть полезен?
Патриция. Только Доктор. (Фокуснику). Последний ваш трюк был просто чудесен.
Смит (тихо). Это ваш последний трюк был просто чудесен.
Фокусник. Спасибо. Полагаю, вы так думаете, потому что только его не смогли разгадать.
Смит. Признаюсь, нечто в этом роде. Ваш последний трюк был лучшим из всех, какие я видел. Он настолько хорош, что я предпочел бы, чтобы вы его не делали.
Фокусник. Как и я.
Смит. Как? Вы не хотели быть фокусником?
Фокусник. Я хотел бы вообще не появляться на свет.
Фокусник выходит. Молчание. Входит Доктор, очень серьезный.
Доктор. Все уже хорошо. Мы его вернули.
Смит (приближаясь к нему). Вы говорили мне, что у девушки были душевные проблемы.
Доктор (сурово глядя на него). Нет. Я говорил вам, что были душевные проблемы в семье.
Смит. (После паузы). Где мистер Моррис Карлеон?
Доктор. Я уложил его в постель в соседней комнате. Его сестра присматривает за ним.
Смит. Его сестра! Выходит, вы верите в фэйри?
Доктор. Верю в фэйри? О чем речь?
Смит. Ну, вы же оставили человека, который не верит в фэйри, на попечение человека, который в них верит.
Доктор. Да, я это сделал.
Смит. Вы не думаете, что она всю ночь будет рассказывать ему волшебные сказки?
Доктор. Определенно нет.
Смит. Вы не думаете, что она выбросит пузырек с лекарством в окно и пропишет ночную росу или что-нибудь подобное? Или, скажем, клевер с четырьмя лепестками?
Доктор. Нет. Конечно, нет.
Смит. Я спрашиваю только потому, что вы, люди науки, чересчур суровы к нам, людям веры. Вы не верите священству; но вы согласны, что я в большей степени священник, чем этот Фокусник — волшебник. Вы много говорили о Библии и научной критике. Но даже по стандартам научной критики Библия древнее, чем язык эльфов, который, насколько я могу понять, был изобретен этим вечером. Но мисс Карлеон поверила в волшебника. Мисс Карлеон поверила в язык эльфов. И вы оставили на ее попечение инвалида без тени сомнения: все потому, что вы доверяете женщинам.
Доктор (очень серьезно). Да, я доверяю женщинам.
Смит. Вы доверяете женщинам в практических вопросах, в делах жизни и смерти, когда дрожащая рука или лишняя таблетка могут убить.
Доктор. Да.
Смит. Но если женщина отправляется на утреннюю службу в мою церковь, вы называете ее слабоумной и говорите, что никто, кроме женщин, не может верить в религию.
Доктор. Я никогда не назову женщину слабоумной, никогда, даже если она идет в церковь.
Смит. Ведь есть столько умнейших людей, страстно верящих в церковную обрядность.
Доктор. А как насчет многих, страстно верующих в Аполлона?
Смит. А какой вред от веры в Аполлона? И какой вред от неверия в Аполлона? Разве вам никогда не приходило в голову, что сомнение может быть таким же безумием, как и вера? Что задавать вопросы так же болезненно, как и провозглашать доктрины? Вы говорите о религиозной мании! А разве нет такой вещи, как антирелигиозная мания? Нет ли подобного сейчас в этом доме?
Доктор. Выходит, вы думаете, что вообще никто не должен задавать вопросов.
Смит. (Страстно, указывая в соседнюю комнату). Я думаю, вот к чему приводят бесконечные вопросы! Почему бы вам не оставить вселенную в покое? Пусть себе означает, что пожелает. Почему бы грому и не быть Юпитером? Многие люди выставили себя на посмешище, интересуясь, что представлял бы собой дьявол, если б это был не Юпитер.
Доктор. (Глядя на него). Вы в собственную религию верите?
Смит. (Так же серьезно глядя на собеседника). Наверное, нет: но еще глупее было бы сомневаться в ней. Ребенок, который сомневается в Санта-Клаусе, страдает бессонницей. Ребенок, который в него верит, крепко спит по ночам.
Доктор. Вы прагматик.
Входит Герцог.
Смит. Именно это адвокаты называют повседневной жестокостью. Но я склонен к практике. Вот семья, о которой вы рассказывали мне разные ужасы. Есть здесь юноша, который сомневается во всем, и девушка, которая всем верит. На кого же пало проклятие?
