class="p1">А р ч и л. Там-сям… в подъезде, в лифте… В лифте светло. Грузинский учу.
И л ь я. Грузин?
А р ч и л. Мама русская, папа грузин. Учу: сикварули — любовь, мамико — папа… Выпей, дорогой, за дельфинов, а?
И л ь я. Давай за дельфинов.
Пьют.
А р ч и л (молчит, притихнув). Роза увяла, умолк соловей… Хочешь — смейся, хочешь — плачь.
И л ь я. «Роза увяла, умолк соловей».
А р ч и л. Жена разлюбила, хочешь — смейся…
Возвращаются В е р а с К л а н е й. У Клани швабра, лоб перевязан повязкой, как это делают при головной боли. Из-под плаща видна ночная рубашка. На Вере халат наизнанку. Женщины разъярены.
И л ь я (потешаясь, разглядывает женщин). Натюрморт — жэк с похмелья.
К л а н я. Он же там сейчас был. Там. И пили мало?!
В е р а (Арчилу). Вы где сейчас были? Там?
А р ч и л (мучаясь от головной боли). Там-сям… голова! (Ложится на тахту, закрыв голову подушкой.)
В е р а (в растерянности). Илюш, мы же там его ловили?..
И л ь я (с наслаждением заныривает в постель). Спьяну и червей ловят. Эх, сейчас бы минут шестьсот!
К л а н я. Ну, выпимши я. А видела — там! И пили мало? Совсем не пили! (Уходит в растерянности.)
В е р а. Где он был?
И л ь я. Иди ко мне!.. Дельфины любят воду. Уговорил его жить в ванной.
В е р а. Он мылся? Бред! Представляешь, выбегает Алка в разорванной ночной рубашке: «Спасите! Убьет!» И все бегут, ловят!..
И л ь я (потешаясь). Представляешь, ночью с похмелья куча граждан в подштанниках ловит друг друга в темноте? У вас уже мания! А-а?.. (Замирает на полуслове.) Дай карандаш. Мне даже показалось вначале: он не бил — отнимал нож… (Схватив картонную крышку от коробки, быстро, нервными штрихами делает набросок.) Оба держались за нож… м-м, так. Погоди, как мышцы шли? Мгу. Он откинулся… так… И глаза его… глаза! Отнимал он нож — точно! Эй, дельфин?.. Спит.
В е р а. Или я тупая… что это?
И л ь я. «Что-что»? Сажает баба мужика. Психологический расчет — оба держались за нож. Кто бил? Естественно, мужик. (Усмехаясь, рассматривает набросок.) Мой диплом был — иллюстрации к Достоевскому. Митя Карамазов набрал матрицу преступника — значит, преступник. Мыслим-то штампами. Бельма от штампов!
В е р а. Не понимаю… зачем ей?
И л ь я. Откуда я знаю? Но глаза ее видел — два арифмометра. Я был хорошим художником, знаешь, и умел видеть людей.
В е р а. Почему был?
И л ь я. Спи, родная!
Вера забирается под одеяло. Молчат.
В е р а. Странное чувство: если ты не будешь рисовать — мы расстанемся. Это правда?
И л ь я. Да.
В е р а. Почему?
И л ь я (помедлив). Художник не профессия — мера правды в человеке. Он солжет — себя убьет. А потом уж без разницы, с кем жить и зачем… Ты спи, спи! (Завернувшись в одеяло, пристраивается на полу в ногах у Веры. С каким-то детским счастьем вертит, рассматривая, свой набросок.) Не слепой еще, а? Думал, жизнь кончилась, а… Отчаялся, знаешь. Живешь — как гнилого наелся. Как отравленный живешь! Мама говорила — нельзя пить из мутных источников. Плохие книги нельзя читать… (Смеется.) Елкой пахнет, слышишь?
Вера смеется, обняв его.
Я все могу, слышишь? Я счастливый, как дурак…
В е р а. А я счастье так представляла — танцы… танцевать люблю — ужас. А не с кем. На юридический пошла — перестарок уже. Девчонок нарасхват — сижу все танцы, как в президиуме: тетя Мотя из колхоза «Светлый путь».
И л ь я. Тоже все танцы у стенки сидел.
В е р а. Не мог пригласить? Э-э!
И л ь я. А умею? Всю жизнь мечтал быть нахалом: танцую, соблазняю.
В е р а (вскакивает, навертев простыню как сари. Включает проигрыватель — танцевальная музыка). Пригласи, а?
И л ь я. Я?
В е р а. Один танец?! (Танцует перед Ильей. Счастлива.)
Тот, завернувшись в одеяло, неумело переступает босыми ногами.
И л ь я. Научусь танцевать… соблазнять! (Разошелся — скачет, подражая, очевидно, балету.)
В е р а (умирает со смеху). Ох, ха-ха-а!..
А р ч и л (вскочив, грозит в потолок). Хахаль ей? Хахаль? Не дам развод!
В е р а. Ой! (Выключает проигрыватель, юркнув в постель.)
А р ч и л (тыча кукишем в потолок). Вот тебе развод! Вот! У-у! Вот!
Илья за его спиной знаками спрашивает Веру: «Он что — ненормальный?» Вера знаками: «Да, тсс!»
И л ь я (Арчилу). Скажи, ты отнимал нож?
А р ч и л (возбужденно). «Нож, нож» — чушь! Слушай лучше про дельфинов…
И л ь я (урезонивая). Понятно! Спи! (Гасит свет.)
А р ч и л (в темноте). Не хочешь про дельфинов? Эй! А-а?
И л ь я (вздыхает). Мда.
Все трое еще возятся в темноте, но беспокойная квартира, кажется, засыпает.
З а н а в е с.
5
Вечер третьего января. Комната Веры. На тахте спит А р ч и л. Рядом на стуле лекарства. Абажур притенен вишневой шалью. И л ь я, раскрыв этюдник, рисует К л а н ю. Она в железнодорожной форме и позирует, окаменев от торжественности.
К л а н я (об Арчиле). Дрыхнет, как кот! Три сутки дрыхнуть? Арти-ист! Устала. Долго еще?
И л ь я. Терпи. Потерпи.
К л а н я (терпит. Вдруг стучит себя по лбу). Верка — во! Майор ей любил — красавец мира. Швырк — и вышвырнула его! После майора главврач приехал. С санатория. О-ой, старый хрен! Вроде тебя — тоже женатый. Жена его Верке потом тра-та-та! После врача стал ездить Рувимчик. Ну, Рувимчик — этот…
И л ь я (отшвырнув кисть и бросая работу). Не то!
К л а н я. И Верка — швырк-швырк! А без мужика в доме — вон унитаз сломался: урчит. Тому рубь, сему, кота (об Арчиле) вон корми! Нет, вот чем Рувимчик понравился… (Прикусывает язык.)
Входит В е р а в пальто и с переполненной кошелкой, из которой торчат петрушка и киндза.
В е р а (об Арчиле). Все спит?
К л а н я. Как кот! И пожрать не разбудишь?! (Принимает у Веры сумку, достав оттуда зелень. О зелени.) Это в суп иль опять на научный анализ? (Илье о зелени.) Глянь, деньги плочены, а кушать нельзя?! Это вещественное доказательство! (Увидев свой портрет.) Ой, вы гляньте, — это же я!
Илья помогает Вере раздеться.
Не, не я. Это же цаца — цирлих-манирлих, мерси-форси. Всё — обнимайтесь: ухожу без намека! (Уходит.)
И л ь я. Автоматически говорящая Кланя!
В е р а. Врач был?
Илья кивает.
И что?
И л ь я. Нервное истощение, а так — нормальный. Кто пустил этот свист, что он сумасшедший?
В е р а. Алкины сказки. Сумасшедших бояться — удобно. Говорил с ним про нож?
И л ь я. А-а, несет ахинею. Нормальный?! (Хочет обнять ее — Вера отстраняется.) Что — устала? Чего поздно? Опять к спекулянтам на рынок бегала? Эй, что случилось? Увольняют тебя?
Вера молча стоит у ящиков с рассадой.
Вот чалдонский тайник — молчком да молчком! Напишу твой портрет — партизан на допросе. Герр партизан, эй, вас ист квас?
В е р а (подает ему ящик с рассадой). Дас ист квас.
И л ь я. Ну, киндза — вижу. Объяснить можешь?
В е р а. Это тоже киндза — смотри. (Прикладывает для сравнения принесенный с рынка пучок киндзы к киндзе, растущей в ящиках.) Есть разница?
И л ь я. Есть, и огромная, — листик другой.
В е р а (о киндзе в
