Кулиша «пьеса — кусок жизни» в его первой драме временами осуществлялся еще прямолинейно, и это дало позже основание П. Маркову писать о «наивности» «97», хотя критик признавал, что «отдельные части драмы написаны с настоящей эмоциональной силой». Как явление эстетическое пьеса «97» тесно связана с традициями украинской социальной драмы и прежде всего с пьесами И. Карпенко-Карого: сочность быта, выразительность типизации, неторопливое развертывание конфликта. Но было бы ошибочным не видеть в ней и тех новых принципов изображения человека в драме, которые характеризуют молодое советское искусство тех лет и сближают «97» с поставленными позднее «Штормом» В. Билль-Белоцерковского, «Виринеей» Л. Сейфуллиной и В. Правдухина и «Любовью Яровой» К. Тренева. Во всех этих пьесах впервые в истории драматургии народ выступает как вершитель истории, всем им свойственны эпическая многолюдность и многоэпизодность. Режиссер Лесь Курбас был прав, когда говорил, что «97» пьеса «новая по композиции, по характеру», это новое рождалось как эстетическое осмысление опыта жизни молодого общества, рожденного революцией. Вот почему тот же Курбас, видя в пьесе немало промахов, полагал, что она в своем роде «совершенная», что автор ее «органичен до самого конца», что он «удивительный художник».
Современный читатель знакомится со второй редакцией «97», завершенной в 1929 году. Кулиш изменил в ней многие детали, отшлифовал язык, выстроил оптимистический финал, которого от него настойчиво требовали критики и театры. Потеряв некоторые грани точной временной обусловленности (действие перенеслось на зиму 1922—23 года, которая была чуть легче), драма сохранила свои главные достоинства: правдивость, искренность, подвижность характеров, редкий по выразительности язык.
В следующей пьесе, «Коммуна в степях» (1925), драматург снова приведет зрителей в причерноморские степи, где в неравной борьбе с кулаками и собственной темнотой зарождается островок нового быта — коммуна. Драма напоминала «97» и по конфликту и по эпическому развороту событий. Сам Кулиш был ею недоволен, хотя и понимал, что пьеса может заинтересовать «своим материалом». В печати «Коммуна в степях» появилась лишь в 1930 году во второй редакции, где были укрупнены эпизоды и сняты некоторые сюжетные линии. Эту пьесу играли во многих театрах — и в первой редакции и во второй, более аналитичной и глубокой. Она привлекала правдой быта и метко схваченными характерами украинского села тех лет.
В эти же годы Кулиш задумывает еще одну пьесу, «Прощай, село». Драматург, как он писал П. Зенкевичу, хотел трилогией («97» — «Коммуна в степях» — «Прощай, село») «исчерпать тему об украинском селе 1919—1930 годов (для себя, конечно)». Последняя пьеса трилогии, завершенная в 1933 году, сохранила и «вкусный» язык, и силу живописания многогранных характеров украинских крестьян, которыми так привлекал Кулиш. На фоне множества пьес, посвященных коллективизации, эта драма с естественными приметами времени в построении сюжета и развязке конфликта выделяется вдумчивым анализом процессов, крушивших тогда вековые основы деревенской жизни. За поисками третьего, «среднего» пути для крестьянства, провозглашаемыми середняком Романом и батраком Христаном Ивановичем («Как по мне, то должно быть три линии, да: буржуазная линия — я против, пролетарская, значит и колхозная, — приветствую, но думаю, что мы еще неспособны. Так я еду средней…»), стояли тревоги и сомнения миллионов крестьян. И драматург прислушивался к ним внимательно и сочувственно.
Пьеса «Прощай, село» не вышла в те годы к широкому зрителю. Сейчас она как бы тускнеет в ореоле популярной «97», что представляется не совсем справедливым.
В сущности, «сельская» трилогия Кулиша — явление уникальное, не имеющее аналогий в советской драматургии. На нее смело можно было бы распространить слова режиссера П. Березы-Кудрицкого, сказанные о двух первых пьесах драматурга: «Автор просто кричит: присмотритесь к селу, прислушайтесь к его потребностям. Помогите ему. Любите его». Чуть скорбная, требовательная любовь Кулиша к своим героям («Люблю голоту. Сердцем ее люблю») не может оставить равнодушным и сегодняшнего читателя.
Эпическая трилогия Кулиша — благодарный материал для анализа процессов, происходивших в украинском селе 20-х годов. Однако было бы неверно отнести ее к произведениям, имеющим только историко-познавательное значение. Она продолжает жить и как явление эстетическое на сцене современного советского театра.
В 1925 году Кулиш переезжает в Харьков. В этот период на Украине развернулась большая работа по ликвидации последствий национального гнета в царской России. В резолюции «О Советской власти на Украине», принятой ЦК РКП в 1919 году, говорилось: «Ввиду того, что украинская культура (язык, школа и т. д.) в течение веков подавлялась царизмом и эксплуататорскими классами России, ЦК РКП вменяет в обязанность всем членам партии всеми средствами содействовать устранению всех препятствий к свободному развитию украинского языка и культуры» [11].
Кулиш активно включается в культурную жизнь тогдашней столицы Украины. И если из интернациональной Одессы он жаловался, что вокруг «нет живой естественной украинской речи… Вот почему трудно писать и трудно творить. Чувствуешь себя под стеклянным колпаком», то в Харькове тех лет, который буквально трещал под напором тысяч новых жителей, все тверже укреплялся украинский язык.
В среде нарождающейся интеллигенции, которая закладывала основы социалистической культуры, Микола Кулиш (Гурович, как именовали его по отчеству друзья) становится заметной фигурой. Поэт Валериан Полищук, поближе познакомившись с Кулишом в 1934 году, восхищенно напишет о нем: «Ох и вкусный, первобытный хохол. Вот так за внешней формой простачка, за скромностью — такая мощнейшая культура, страсть и сила, художественная сила… Это человек несомненно очень сильный и эмоционально принципиальный. Его ничто, кажется, не сломает…»
С 1926 года он председатель «Утодика» — Общества по защите прав драматургов и композиторов. Кулиш старательно развивает издательскую деятельность Общества, налаживает связи с драматургами Москвы, Ленинграда, других республик страны.
В том же году Кулиша избирают президентом литературной организации «Вапліте» (Вольная академия пролетарской литературы). Деятельность этой организации имела свои недостатки, но в те годы она объединила немало талантливых писателей Украины, в списке ее членов значились: П. Тычина, М. Бажан, А. Довженко, И. Сенченко, П. Панч, Ю. Смолич, Ю. Яновский, И. Днепровский, Л. Квитко и другие. Сложности столкновений между различными литературными организациями («Вапліте», «ВУСПП», «Молодняк») вызвали не только резкую критику в адрес Кулиша, но и дали повод для необоснованных политических обвинений, что привело позднее к трагической гибели писателя. В 1934 году он был арестован.
Несмотря на большую занятость общественной деятельностью, основное внимание Кулиша отдано творчеству. Он работает напряженно, хотя, как и многие художники, знает полосы сомнений, разочарований, — вплоть до прямого решения не писать пьесы или вовсе уйти из литературы. Кулиш преодолевал кризисные точки, находя опору в гуманистическом понимании смысла писательской деятельности. Драматург стремился показать современникам картины их жизни и помочь им понять происходящие события. Для художника это составляло трудную задачу.
М. Горький писал в 1925 году К. Федину: «Почти все современные молодые писатели и поголовно все критики не могут понять, что ведь
