Сироткин. Я кончил МГУ.
Корнеплодова. Простите, тогда нужно носить университетский значок. Но это к делу не относится. Вам поручена чисто техническая работа. А читать художественную литературу в ваши обязанности не входит.
Сироткин. Зачем же вы лишаете меня права любого советского гражданина интересоваться нашей текущей художественной литературой? Я очень люблю нашу художественную литературу. Я на ней воспитывался и воспитываюсь. У нас множество восхитительных, чудеснейших писателей.
Корнеплодова. Простите, я вас ничего не лишаю. Интересуйтесь, любите, если у вас есть свободное время. Но какое это имеет отношение к дачным участкам в зеленой зоне?
Сироткин. Как раз очень большое отношение. Ведь участки предназначены, в частности, и для писателей. Не могу же я подходить к этому чисто формально. Писатель — это тот, кто пишет.
Корнеплодова. Вы рассуждаете довольно странно.
Сироткин. Весьма возможно, но я хочу знать, что написал товарищ Корнеплодов, кроме заявления об участке в зеленой зоне? Лично я, например, другого ничего не читал из произведений товарища Корнеплодова.
Корнеплодова. Это факт вашей биографии.
Сироткин. Нет, вы мне все-таки скажите, что написал Евтихий Корнеплодов?
Корнеплодова. Евтихий, не волнуйся, успокойся. Не вскакивай. Не забудь, что у тебя повышенное давление и твоя жизнь нужна обществу. (Сироткину.) Имя Евтихия Корнеплодова достаточно авторитетно для того, чтобы продолжать этот недостойный разговор. Лучше выпейте.
Вера. Рубайте.
Сироткин. Вот видите, вы сами не знаете, что он написал. А если знаете, то скажите. Ну что? Что?
Корнеплодов (неожиданно, грозно, яростно). «Овсы»! «Овсы»!
Корнеплодова. Евтихий, не делай резких движений. Не забудь, что у тебя давление.
Корнеплодов (кричит). «Овсы цветут»! Роман в четырех частях!
Сироткин. Не знаю. Не читал.
Корнеплодова. Евтихий, успокойся! (Сироткину.) Не читали потому, что этот роман написан более двадцати пяти лет назад и с тех пор не переиздавался.
Сироткин. Почему же он не переиздавался?
Корнеплодов. Потому что!..
Корнеплодова. Евтихий, сиди и молчи.
Сироткин. Понимаю. Потому, что он устарел, да? Допустим. Это бывает. В этом нет ничего особенно ужасного. Не всем же быть классиками. Ну, а потом?
Корнеплодова. Прекратим этот разговор.
Сироткин. Как угодно.
Корнеплодова. Факт тот, что Евтихий Корнеплодов широко известен.
Корнеплодов. Мое имя печатается под всеми некрологами.
Вера. На четвертом месте от конца.
Корнеплодова. Если хотите знать!
Сироткин. Вы ставите вопрос слишком формально. Даже бюрократически.
Корнеплодова. Нам нужен здоровый бюрократизм. И не ваше дело оценивать творчество Евтихия Федоровича.
Сироткин. Да ведь творчества-то никакого нет.
Корнеплодов. Про это знает Союз писателей, в котором я состою со дня его основания. Да кто вы такой? Я буду звонить вашему начальству в главное управление.
Сироткин. Хоть в Совет Министров.
Корнеплодова. Евтихий, не горячись. Андрей Степанович, пейте водку, закусывайте.
Сироткин. Нет уж. Благодарствуйте. Очень сожалею, что пришел по вашему приглашению.
Корнеплодова. Ну ладно. Так как же будет с участком?
Сироткин. А так: вы утверждаете, что товарищ Корнеплодов писатель. А я этого не знаю. Так предъявите членский билет Союза писателей, я приложу его к вашему заявлению и перешлю по начальству. Пусть оно решает, давать вам участок или не давать. А меня — оставьте в покое.
Корнеплодова. Да? Превосходно. Больше ничего не надо. Жалует царь, да не жалует псарь. Надеюсь, с вашим начальством мы легко договоримся. Евтихий, предъяви гражданину свой членский билет.
Корнеплодов ищет нервно.
Посмотри у себя на письменном столе среди рукописей.
Корнеплодов уходит.
Видите, какой рассеянный, как Бальзак.
Сироткин. Это не важно. Билет вы можете прислать мне завтра.
Корнеплодова. Подождите. Сейчас он найдет. Ну, что?
Корнеплодов (входит). Нигде нету.
Корнеплодова. В ящиках искал? В старых пиджаках искал?
Корнеплодов. Всюду.
Корнеплодова. Неужели потерял?
Сироткин. Одним словом, я пойду, а вы потом пришлите.
Корнеплодова. А участок за это время не уплывет?
Сироткин. Не знаю. Желающих много. Счастливо оставаться.
Корнеплодова. Вас сейчас отвезет на машине ветеринар.
Сироткин. Не трудитесь. Я и пешком дойду. (Уходит.)
Корнеплодова. Окончил МГУ. Интересуется литературой. Не пьет водки. Отказался от машины. Это что-то непонятное. Ох, как бы мы не опоздали. Ты слышал? Желающих много. Надо перерыть весь дом.
Вера. Может быть, членский билет забыли на даче?
Корнеплодова. Видишь, до чего довело твое головотяпство. Если участок уплывет, я тебе этого никогда не прощу.
Корнеплодов. В крайнем случае возьмем в союзе дубликат.
Корнеплодова. В крайнем случае! Размазня. Бальзак! Ветеринар! Где он там? Пусть хватает машину и гонит на дачу. Постой. Я сама поеду. (Одевается поспешно.)
Звонит телефон.
Алло! Откуда? Из бюро выступлений? Ах, нет, мы сейчас все очень заняты. У нас неприятность. Потом, потом! (Вешает трубку.) Ну что ж вы стоите? Я поеду на дачу, а вы здесь ищите. Ищите все. Слышите? А то участок фукнет. До чего мы докатились, вы подумайте только. Когда Лев Толстой покупал самарское имение, у него никто не требовал членский билет Союза писателей. (Надевает шляпу.) Бред!
Занавес.
Там же. Кабинет Корнеплодова. Вера и Надя.
Надя (ходит). «Весну печатью ледяной скрепили поздние морозы, не пахнет воздух молодой лимонным запахом мимозы». А у нас в квартире все вверх дном, как во время кораблекрушения. Ну что, нашли наконец этот знаменитый членский билет?
Вера. Не нашли.
Надя. Что же теперь будет?
Вера. Ничего не будет. Выдадут в союзе дубликат, и дело с концом. Отойди от света. Не всякая пустота прозрачна.
Надя. Господи, почему у нас все такие злые!
Звонит телефон.
Вера. Алло! Его нет дома, он на заседании.
Надя. Почему у нас все с утра до вечера читают рукописи? Ты читаешь. Мама читает. Твой ветеринар читает. При чем здесь ветеринар? Ветеринары должны лечить животных, а не читать рукописи.
Вера. За чтение рукописей отцу деньги платят.
Надя. Так пусть папа и читает.
Вера. Не разорваться же ему, в самом деле. Между прочим, но мешало бы и тебе тоже читать рукописи. Мы не справляемся.
Надя. Я в этом ничего не понимаю.
Вера. И понимать нечего. Ты читаешь рукопись — роман или повесть, рассказываешь содержание маме, мама пишет отзыв, а отец посылает его в издательство, в какую-нибудь секцию или комиссию. Чем больше прочтем печатных листов, тем больше дадут денег. Даже можно, собственно, и не читать все подряд, а кое-где только перелистывать.
Надя. И за это нам платят деньги?
Вера. Даже довольно большие.
Надя. Жаль, я раньше не знала. А я думала, что это вы так себе перелистываете, для собственного удовольствия. Я бы сама не прочь. Да времени нет, надо готовиться к экзаменам. Скучно мы живем, Верка. Рукописи, с утра до вечера телефон звонит. Вечно какие-то совершенно непонятные для меня дела. Какие-то нужные люди. И папа. Он известный писатель, а когда меня ребята в институте спрашивают, что он пишет, я не знаю, что им отвечать. Говорю — работает. А узнать у него самого как-то неловко. Я его, признаться, немного побаиваюсь. Вера, ты не знаешь, что он пишет?
Вера. Понятия не имею.
Надя. Это неладно. Где мама?
Вера. Поехала за дубликатом.
Надя. Дубликат, конторское слово! Какая хлопотливая жизнь! Вечно что-нибудь. Теперь этот юбилей затеяли.
Вера. Но мы затеяли, а общественность хочет отметить пятидесятилетие нашего отца, известного писателя.
Надя. Ты со мной разговариваешь совершенно как мать. Будто я не вижу, как у нас все стараются. Для чего все это? Ужасная скука. Вера, возможно, я скоро выйду замуж.
