Вы знаете Бенуа?!
Ника.
Знаю. И Остроумову-Лебедеву знаю.
Соболев.
Господи помилуй! Откуда?!
Ника.
А вы думаете, Николай Евгеньевич, что после того, как вы этих художников вышвырнули из России, вы также исключили их из русского искусства?
Соболев.
Я не вышвыривал этих художников из России.
Ника.
Ну, не вы лично...
Соболев.
Стоп, стоп... Знаете что, давайте лучше поедим! Чертовски хочу есть!
Ника.
А я уже ела. Угощали булочками. Кстати, откуда у вас булочки? В голод?
Соболев.
Это Георгий Иванович. Большой спец по добыванию пищи.
Столовая в квартире Иваницкого. Вечер.
Соболев и Ника ужинали: хлеб, тушенка, чай.
Соболев.
Семья на Урале. Старший в девятом классе, хочет стать танкистом.
Ника.
А почему они уехали? Думаете, город будет сдан?
Соболев.
Нет, город мы не сдадим. Но будет трудно. А жена моя Надежда Николаевна, как бы это выразиться, не очень приспособлена к жизни. Она преподаватель музыки...
Ника.
Вы любите жену?
Соболев.
То есть как? Она жена мне... Конечно, люблю...
А скажите, Ника, вы всегда так откровенны с посторонними?
Вы уже сегодня допустили несколько высказываний...
Ника.
Я. Допустила. Несколько. Высказываний... Очень торжественно!
Соболев.
Вы же меня совсем не знаете. Зачем говорить мне...
Ника.
... то что думаешь. Верно? Я просто вижу людей и доверяю своему чувству.
Вы из «бывших», Николай Евгеньевич?
Соболев.
Да, я офицер русской армии. Перешел на сторону большевиков в семнадцатом.
По убеждениям. Ну и что?
Ника.
Я просто вижу – кто побежит доносить, а кто нет. Вы не побежите.
Соболев.
Но присмотреться к вашей сестре, проверить ее... Вполне могу.
Пауза. Возникает какая-то неловкость, что-то происходит именно здесь, в этой паузе, когда они обмениваются взглядами.
Соболев.
Знаете, вы напомнили мне меня самого. В молодости. Меня ведь тоже звали Ника... Впрочем, я не любил этого имени. Оно казалось мне девчачьим... Я любил стихи. «Есть минуты, когда не тревожит роковая нас жизни гроза...»
Ника.
"... Кто-то на плечи руки положит, кто-то ясно заглянет в глаза...»
Соболев.
И это вы знаете... Мой любимый поэт.
Ника.
И мой.
Соболев.
(закуривает).
Вы работаете?
Ника.
Да. В военном госпитале.
Соболев.
Вот как...
Ника.
Можно мне закурить?
Соболев.
Вы курите?
Ника.
Да. Это предосудительно?
Соболев.
Вы не похожи на Веру.
Ника.
А все говорят, что мы как две капли воды...
Спальня в квартире Иваницкого. Ночь.
Топится буржуйка. Ее бок пылает алым светом.
Соболев и Иваницкий лежат каждый в своих кроватях, закутанные в одеяла.
Соболев.
(в темноту).
Мы встречались уже трижды. И с каждым разом я привязываюсь к ней все больше.
Удивительная девушка!
Иваницкий.
А что я говорил!
Соболев.
Георгий, ты ведь опять все опошлишь...
Иваницкий.
Ой, Николя, как у тебя все просто! Пошляк – и все тут. А это защита.
Ты думаешь, я не способен на высокие чувства? Еще как способен.
Но высоких чувств, увы, не требуется. Да, не требуется. Нужны низкие. Низменные...
Соболев.
А я не хочу низких. Война. Не сегодня завтра...
Короче, я хотел бы умереть с любовью в сердце.
Иваницкий.
Умирать никто не просит. Поживи.
Соболев.
(рывком садится).
Да? А другие? Ты привел мне эту девушку, я тебе благодарен.
Но у нее есть сестра, которую я... Которую мы посылаем на верную смерть. Нет, не так!
Мы готовим ей эту смерть. Методично, тщательно...
И я каждый день вижу это лицо. Не могу, не могу!
Иваницкий.
Николя, без истерик. Если тебе так тяжело, пошли вместо Веры дублершу.
Хотя это нежелательно. Я уже почти написал очерк о Вере. И потом...
Нет, я тебя прошу: оставь Веру. Ради Ники.
Соболев.
Не понимаю.
Иваницкий.
(тоже садится).
Я все сделаю сам! Это мой бессмертный замысел. Героиня умирает и... воскресает!
Соболев.
(встревоженно).
Георгий, что ты несешь?
Иваницкий.
А представь себе... Кончается война... Нашей победой, разумеется...
Проходит год, и вдруг народная героиня воскресает!.. Как Святая Богородица!
Потому что душа народа бессмертна! Сестра солдата, дочь солдата, вера солдата – бессмертны! А? «Это посильнее Фауста Гете», как сказал бы товарищ Сталин.
Соболев.
Ты серьезно?
Иваницкий.
Вполне. Подо все можно подвести марксистскую базу. Если это нужно.
Соболев.
То есть, ты предлагаешь мне одну сестру повесить, а вторую заставить участвовать в отвратительном фарсе?
Иваницкий.
Ты скучный человек. Спи.
Он ложится, смотрит в потолок. Потом вдруг вскакивает, идет в кабинет.
Зажигает керосиновую лампу, садится за пишущую машинку и что-то печатает.
Кабинет Лежавы. Утро.
Иваницкий вбегает в кабинет к майору с листками в руках.
Иваницкий.
Вахтанг, я переделал, я все переделал! Открылись потрясающие факты!
Оказывается, наша героиня приветствовала товарища Сталина! Лично!
Лежава.
Где? Когда?
Иваницкий.
В тридцать четвертом, на съезде партии...
Лежава.
Плохой съезд был.
Иваницкий.
Что значит «плохой»? Съезд победителей! Слушай...
Он садится за стол, начинает читать.
Иваницкий.
«Она вспоминала, как пионеркой попала в Москву на съезд партии...»
Это она в самолете думает, перед выброской в тыл...
«Тогда было такое же ощущение, как перед прыжком. Она стояла на сцене Большого театра в белом переднике с букетом цветов и читала сочиненные ею стихи.
А перед нею стоял великий вождь и учитель...
Тогда она готова была отдать за него жизнь. Готова ли теперь?..»
Ну, как?
Лежава.
А что за сомнения: «Готова ли теперь?». Конечно, готова!
Иваницкий.
Хорошо, исправлю. «Тогда, как и сейчас, она готова был отдать за него жизнь».
Лежава.
Годится. Ты делаешь успехи. Как дойдешь до подвига, сразу неси.
Сегодня из Москвы звонили. Нужен подвиг! Позарез.
Иваницкий.
Я успею. Дело за разведкой.
Лежава.
Кстати, о разведке. Твой племянник на меня в обиде?
Иваницкий.
С чего ты взял, Вахтанг?!
Лежава.
Мне показалось.
Иваницкий.
Ну, ты же знаешь вечные контры между военной разведкой и спецслужбами...
Лежава.
Следил бы лучше за своими лейтенантами. У меня сигнал, что Алексей героиню обхаживает. Если испортит девку, он себе приговор подпишет. Не может быть в живых человека, который покрыл народную героиню!
Полигон. День.
Гремит взрыв, и в воздух взлетают доски и бревна сарая. Снежная пыль заволакивает все вокруг, а потом из нее возникает сияющая Вера в маскхалате.
Вера.
Товарищ лейтенант! Задание выполнено!
Губин.
Молодец, Румянцева. Курсант Ветлицкая!
Марина.
(выскакивает из окопа).
Есть!
Губин.
То же задание! Выполняйте. Остальные в укрытия!
Двое парней-курсантов укрываются в своем окопчике, а Алексей с Верой – в своем.
Марина, подхватывает катушку с проводом, толовую шашку и ползет по снегу.
Уползая, она ревниво оглядывается.
Губин.
Ревнует... Давай, давай, Ветлицкая, не оглядывайся!
(Он смотрит на секундомер).
Хочешь, про Сталина расскажу?
(Вера кивает).
Однажды, на учениях кидали гранаты. Подъезжают Сталин, Буденный и Ворошилов. Сталин и говорит: «А ну, кто дальше кинет?» Я стоял поблизости. «Давайте с вас и начнем». Это значит, с меня. Ну, я хватаю гранату и что есть силы швыряю метров на сто, не меньше. Сталин похвалил и говорит: «А что Семен Михайлович?» Буденный расправил усы, вырвал чеку, подождал, но нервы у всех крепкие... Засмеялся и швырнул. Да прямо в мою воронку. Ну, взрыв, конечно, осколки. Ворошилов говорит: «Товарищ Сталин, и я хочу, разрешите!» По старой привычке Ворошилов зубами чеку вырвал и бросил метров на десять дальше меня и Буденного... «Молодец!» – похвалил его Сталин.
