— Скажу одно — начальник дал обещание, — кратко доложил Крылов, не желая заранее обнадеживать Михалевых. Потом, через какое-то время, спросит в письме и, коли все кончится благополучно, напишет, что принял его тогда начальник как иностранного посла и предложил свою голову на отсечение, если что будет не так.
Недели через три он получил открытку от Михалева.
«Уж и не знаю, Сенечка, какое ты колдовство применил, — писал старик, — но вскоре после твоего отъезда пришли рабочие и проворно все сделали. Мы теперь с газом. Так что считай — нам повезло».
Спустя неделю Михалевым пришло письмецо от Крылова:
«Дело прошлое, — писал он, — но тогда, когда я наладился на свидание с этим вашим Жарковым, мне тоже повезло. Стою жду автобуса, вижу, идет «Волга». Голоснул, остановилась. Наверно, шофер почувствовал, увидел: мужчина нестарый на палку опирается. Довез меня. Симпатичный парень, недавно из армии. Доставил до места, не взял ни копейки. Зашел я к начальнику, и так он меня принял — не передать. Я даже подумал, не иначе кто-то еще сверху за вас попросил. Теперь, когда у вас все в порядке, поздравляю. Дядя Андрей, позвоните Жаркову и скажите всего два слова: «Так держать». И передайте привет, а если он меня забыл, напомните — заходил к вам этим летом мужчина средних лет в шляпе».
Старик Михалев подумал, но звонить Жаркову не стал, трезво рассудив, что нынче чересчур много людей и в шляпе, и без шляпы проходит перед глазами начальства.
Разве всех упомнишь?..
1982
Никишин терпеливо стоял в очереди и вспомнил слова поэта о том, что время — вещь необычайно длинная. Приемщица ателье — молодая девушка, по всей видимости малоопытная, перебирала сдаваемые в химчистку носильные вещи граждан, выписывала квитанции, и делала она это все медленно, до удивления медленно, будто находилась в состоянии невесомости.
Пытаясь отвлечься от томительной процедуры ожидания, Никишин перечитал записку жены:
«Ленечка! Умоляю, заскочи в ателье, сдай, что я собрала, будь человеком».
Памятуя, что быть человеком на земле профессия ответственная, а к тому же и почетная, Никишин из дому на работу сообщил, что с утра задержится в управлении, после чего отправился в ателье.
Он простоял с полчасика в очереди и, понимая, что вопрос его вызовет нежелательную реакцию, все же не сдержался, спросил:
— Как вы полагаете, девушка, долго мне еще здесь загорать?
Девушка вздохнула и развела руками.
— Вы же видите, я одна работаю…
— А где же вторая приемщица?
— Ее временно нету. Вы думаете, она на танцы ушла?.. Клавдия Ивановна не в таком возрасте, чтобы на танцы ходить, тем более в рабочее время.
Девушка отвлеклась от дела, и ее легко можно было понять — несколько минут духовного общения способны внести разнообразие в чисто механическую работу.
— Я понимаю, гражданин, вам неохота терять время, но ведь у каждого могут быть срочные и неотложные дела…
— Ну хорошо, допустим, что это так, — сказал Никишин, но тут его перебила стройная женщина с рюкзаком:
— А что, если вашу дискуссию перенести на другое время?..
Никишин промолчал, с трудом подавляя в себе желание довести до сведения присутствующих, что именно сейчас ему необходимо быть на работе, потому что с утра у него прием населения, там уже сидят люди, они ждут его прихода и, безусловно, нервничают. Если бы он во всеуслышание сказал об этом, мгновенно вступил бы многоголосый хор, каждый бы сослался на крайнюю занятость, а для того чтобы просочиться без очереди, у любого нашелся бы повод, возможно, не менее убедительный, чем у него, у Никишина.
— Кто следующий? — спросила приемщица.
Женщина, та самая, что потушила готовую разгореться полемику, принялась доставать из рюкзака разные кофточки, юбки и все такое прочее.
Никишин подумал, что получилось бы убедительно, а в известной мере и педагогично, если бы прямо сейчас, покинув очередь, он бы демонстративно ушел. Здесь бы всем стало ясно, что человек он деловой и каждая минута у него на учете. Однако, несмотря на заманчивость подобного демарша, Никишин от него отказался, так как невыполнение просьбы жены повлекло бы за собой короткую речь о цене человеческой отзывчивости, о достоинствах такого мужа, который готов помочь жене в трудную минуту, и еще о чем-нибудь в этом роде.
Размышления Никишина прервал телефонный звонок.
Девушка сняла трубку, и здесь кто-то из стоящих в очереди негромко сказал:
— Он звонит, не иначе. Сейчас состоится беседа по личному вопросу.
— Алло! — сказала в трубку девушка. — Да. Есть. Не очень. Стараюсь как могу…
«Положим, не так уж вы и стараетесь», — мысленно отметил Никишин, а девушка тем временем продолжала:
— Вы все еще ждете?.. Опаздывает? Только один он может это решить?.. Может, у него часов нет? Скиньтесь там, купите ему часы. Это просто-таки бессовестно с его стороны. Попался бы мне такой, я бы ему… Вы третья? Что? Вы только не волнуйтесь, Клавдия Ивановна, все будет нормально. А когда он придет, строго на него посмотрите, как, помните, на Виктора, на механика, когда тот пьяный на работу явился. Что, что?.. Даже не вздумайте на такси тратиться, прекрасно на троллейбусе доедете. Все, Клавдия Ивановна, привет!..
Девушка положила трубку, осуждающе покачала головой, как бы допереживая разговор, и внимательно оглядела очередь. Казалось, она выискивает человека, из-за которого Клавдия Ивановна попусту теряет время да еще вдобавок потом должна рубля два выложить таксисту, когда будет торопиться в ателье, где ее подменила сотрудница, которая раньше не работала, потому что она гладильщица.
Пока шел разговор по телефону, Никишин успел прочитать в газете интересную заметку про то, как в одном областном городе забежал в квартиру лось, рогами высадил стекло и прямым ходом в спальню. Подумать только — в эпоху научно-технической революции сохатый такой номер выкинул. С ума сойти!..
Сложив газету и спрятав ее в карман, Никишин обратился к приемщице:
— Могу я вашим телефончиком воспользоваться? На работу мне надо позвонить.
— А вон рядом автомат.
Никишин опустил монетку, набрал номер и, прикрыв ладонью микрофон, тихо сказал:
— Это я говорю. Я тут пока что не закончил. Один вопрос остался нерешенный. Что? Люди ждут?.. Так я же здесь не в игрушки играю. — Покосившись на приемщицу, он сказал еще тише: — Я же не на танцы ушел. Думаю, через полчаса управлюсь. Пока.
Никишин занял свое место в очереди и заметил, что девушка начала работать быстрей, а ведь ничего вроде бы не случилось, никто не требовал жалобную книгу, никто не осудил ее за медлительность. Складывалось впечатление, что ее взбодрил и добавил ей сноровки тот ее телефонный разговор.
Когда Никишину оставалось ждать совсем немного, из подсобного помещения вышла пожилая женщина, на ходу застегивая белый фирменный халат. Благодарно улыбнувшись приемщице и погладив ее по плечу, она обратилась к стоящим в очереди:
— Пожалуйста, товарищи!..
Старик, что стоял перед Никишиным, неожиданно отступил:
— Сдавайте вы, гражданин, я слыхал, вас на работе дожидаются.
— Спасибо за внимание, — кивнул старику Никишин и поставил на стойку чемодан.
Женщина принялась за дело. Она быстро разбирала вещи, проворно с помощью какой-то штуковины прищелкивала к ним метки, но при всем этом лицо женщины выражало озабоченность и обиду.
Девушка, провозя мимо полную плетеную корзину, коротко спросила:
— Так его и не дождались, Клавдия Ивановна?
— Так и не дождалась.
Она обратилась к Никишину:
— Адрес ваш или телефон.
— Какой телефон?
— Домашний, какой же еще?..
Ответил Никишин не сразу. Можно было подумать, что ему стоит усилий воскресить в памяти номер домашнего телефона.
— Фамилия ваша? — спросила женщина.
Никишин опять помедлил с ответом. Были основания думать, что и фамилию свою помнит нетвердо.
А женщина ждала, крутя пальцами шариковую ручку. Странно, но ее нисколько не удивило, что человек забыл собственную фамилию. Молчание ее объяснялось просто — похоже, она отсутствовала на своем рабочем месте, а находилась она в эти минуты там, в тесной приемной возле окна, где с надеждой ожидала появления человека, от которого в некотором смысле зависела ее судьба. Впрочем, это чересчур сказано, не судьба, конечно, но положительное решение очень важного для нее бытового вопроса.
— Ну как, вспомнили свою фамилию? — с мягкой и чуть даже виноватой улыбкой спросила женщина.
— Вспомнил, — ответил Никишин. — Телефон вы уже записали, а фамилия моя — Боровиков.
